Мелисса Марр - Любимый грешник

Когда он был рядом, все становилось проще. Почему бы ей не перестать быть дурой и не попробовать рискнуть — рискнуть тем, что у них было, их дружбой?

Попытка — не пытка?

В предместье Хантсдейла в великолепном викторианском особняке, который ни один риэлтор не мог ни продать, ни даже запомнить его местонахождение, Кинан застыл с поднятой рукой в сомнениях. Он остановился, наблюдая за молчаливыми фигурами, которые призрачно двигались в колючем саду, словно тени, танцующие под обледеневшими деревьями. В этом дворе снег никогда не таял и никогда не растает, но смертные, проходившие мимо, видели только тени. Они отводили взгляд, если вообще осмеливались посмотреть туда. Никто — ни смертный, ни фейри — не мог ступить на лужайку Бейры без ее согласия, а именно — без приглашения.

За его спиной по улице ездили машины, превращая замерзшую слякоть в грязно-серое месиво, но звуки приглушались почти осязаемым холодом, который пологом накрывал дом Бейры. Было больно дышать.

Добро пожаловать домой.

Это место, конечно, не было похоже на дом, как, впрочем, и сама Бейра никогда не ощущала себя матерью. Сам воздух внутри ее владений причинял ему боль, отнимая даже те малые силы, которые у него имелись. Он пытался сопротивляться этому, но до тех пор, пока он не принял на себя полную власть, она могла поставить его на колени. Что и делала каждый раз, когда он приходил.

Возможно, Эйслинн будет моей единственной. Может быть, она сможет все изменить.

Кинан взял себя в руки и постучал.

Бейра распахнула дверь одной рукой. В другой она держала поднос с пышущим паром шоколадным печеньем. Она наклонилась и поцеловала воздух у его лица.

— Будешь печенье, дорогой?

Она выглядела так же, как и пятьдесят лет назад, когда начались эти ужасные встречи. Гротескное воплощение образа смертной матери: на ней были скромное платье в цветочек, передник с оборочками и одна-единственная нитка жемчуга. Ее волосы были собраны в то, что она называла «шиньоном».

Она слегка покачала подносом:

— Свеженькие. Как раз для тебя.

— Нет, — он вошел в комнату, не обращая на нее внимания.

Она снова все изменила — еще один кошмар: гладкий серебряный стол, жесткие безобразной формы черные стулья и фотографии убийств, повешений и сцен пыток в черно-белых рамках. Абсолютно белые настенные панели чередовались с уныло черными, на каждой из них был геометрический орнамент противоположного цвета. Некоторые фрагменты висевших на стенах фотографий — платье, губы, кровоточащие раны — были вручную раскрашены красным. Эти аляповатые сполохи были единственным настоящим цветом в этой комнате. Это соответствовало ей куда больше, чем «костюм», который она постоянно надевала к его приходу.

Из- за бара выглянула несчастного вида лесная фея и спросила:

— Выпьете, сэр?

— Кинан, милый, скажи девочке, чего ты хочешь. — Бейра остановилась, все еще держа поднос. — Ты же останешься на обед, дорогой?

— А у меня есть выбор?

Он проигнорировал фею и подошел к фотографиям на задней стене. С фото смотрела женщина с вишнево-красными губами, стоявшая на платформе виселицы. Позади нее виднелись казавшиеся бесконечными дюны. Он взглянул на Бейру:

— Одна из твоих?

— В пустыне? Ты шутишь, дорогой. — Она смутилась и кокетливо улыбнулась ему, поигрывая жемчугом. — Несмотря на весь этот прекрасный холод, что я распространила за последние несколько веков, та пустыня все еще недоступна для меня. Пока. Но так мило, что ты спросил!

Кинан снова повернулся к фотографии. Девушка, смотревшая на него с фото, казалось, была в отчаянии. Ему вдруг стало любопытно, действительно ли она умерла там или просто позировала фотографу.

— Ладно, устраивайся поудобнее. Я вернусь через секунду, и ты сможешь рассказать мне о своей новой девушке. Ты же знаешь, как я жду твоих визитов. — И она ушла проверять жаркое, напевая колыбельную из его детства — что-то о замерзших пальцах.

Он знал, что если последует за ней, увидит целую толпу несчастных фей, суетящихся на кухне, размером с ресторан. Приторно-слащавое поведение Бейры совсем не означало, что она действительно что-то сама готовила, все это было призвано только поддерживать образ хлопочущей на кухне матери.

— Напитки, сэр? — Фея принесла два подноса: один с молоком, чаем, горячим какао и множеством диетических напитков в упаковках; на другом были морковные палочки, сельдерей, яблоки и другая такая же легкая еда. — Ваша мать настаивает на том, чтобы закуски для Вас были полезными для здоровья. — Фея бросила взгляд в сторону кухни. — Не очень умно злить госпожу.

— Думаешь? — Он взял чашку чая и яблоко.

Проведя детство в Зимнем Дворе, он хорошо знал, что случается с теми, кто злил или даже просто раздражал Зимнюю Королеву. Но он сделает все возможное, чтобы разозлить ее, и это была еще одна причина, почему он пришел сюда.

Бейра вернулась и объявила:

— Почти готово. — Она села на ужасный стул и погладила тот, что стоял рядом. — Иди сюда. Расскажи мне все.

Кинан сел через стул от нее, сохраняя как можно большую дистанцию.

— С ней трудно. Она сопротивлялась, когда я впервые подошел к ней. — Он замолчал, думая о страхе в глазах Эйслинн. Это не та реакция, которую он обычно вызывал у смертных девушек. — Она совсем мне не доверяет.

— Понятно, — кивнула Бейра, скрестила ноги и подалась вперед — образ внимательного родителя. — А… твоя последняя подружка одобряет ее?

Не отводя от него взгляда, Бейра протянула руку к фее, которая принесла ей бокал чего-то прозрачного, и когда ее пальцы сомкнулись на ножке бокала, мороз пополз по стеклу, пока вся внешняя поверхность не покрылась тонким белым слоем.

— Дония согласилась.

Бейра провела по бокалу ногтями.

— Очень мило. Ну и как Донна?

Кинан ухмыльнулся, обнажив зубы: Бейра знала имя Донии. За больше чем полвека Дония провела здесь в качестве Зимней достаточно времени, так что «ошибка» матери была почти смешной.

— Дония такая же, как и все последние десятилетия, мама. Она злится на меня. Она устала. Она — то, что ты с ней сделала.