Лилит Сэйнткроу - Грешники Святого города

Джафримель знает, что я не убью Еву и не соглашусь вернуть ее Люциферу. И последнее, не менее важное: какое отношение все это имеет к сокровищу, ключу и ко мне самой?

— Не знаю, — соврала я. — Понимаешь, Лукас, я не могу охотиться за дочерью Дорин. Сантино убил Дорин, а я убила Сантино.

«И это далеко не все, приятель».

На миг правую руку свело судорогой, но я тут же растопырила под столом пальцы, и все прошло.

Правда, настроение мое ухудшилось.

— Люцифер забрал Еву. Она…

«Она сказала, что я — ее вторая мать. Что образец, взятый Вардималем у Дорин, содержал и мой генетический материал».

Это было так интимно, что я ничего не рассказала Джафримелю. Слишком интимно. И я убеждала себя, что мое умолчание отличается от его нежелания делиться сведениями. Но так ли это?

— Ты наняла меня для охоты за четырьмя демонами, — напомнил мне Лукас.

«И за ней в том числе».

Напоминание об этом тяжелым грузом легло мне на сердце, вернулись нехорошие предчувствия и легкая головная боль. Я посмотрела в сторону сада — на зелень, подернутую дымкой под знойными лучами раскаленного солнца пустыни.

— Знаю.

Возможно, я рассказала бы больше, но информационный браслет на моем левом запястье вдруг сверкнул. Я опустила глаза, и в поле зрения попал надетый поверх браслета серебристый наруч с причудливым гравированным узором. Наруч Люцифера, своего рода визитная карточка, знак того, что я наделена полномочиями его специального представителя. При одной мысли о нем по коже у меня пробегали мурашки, но избавляться от него было нельзя. Когда за девушкой гоняются адские псы, а демоны норовят загнать ее в угол, пренебрегать действенными аксессуарами не приходится.

Информационный браслет сверкнул снова. Послание. Я полезла в сумку за коммуникатором, наморщив нос. Черная холщовая торба прошла со мной через ад, причем в буквальном смысле. Побывала и на родине демонов, когда Джафримеля послали за мной, и в сущем аду моего возвращения в «Риггер-холл».

Кожу мою покалывало от фантомных пупырышков.

Я глубоко вздохнула, отгоняя это ощущение. Торба обгорела, пропахла оружейным маслом и невесть чем еще, ремень истерся, но она оставалась крепкой. Я выудила оттуда коммуникатор, открыла, приложила палец и после того, как генетический анализатор подтвердил, что доступ к прибору запрашивает именно Данте Валентайн, активировала экран.

Стоило порадоваться тому, что электроника принимала меня за свою, ведь было время, когда я сама себя не узнавала. Так было с того дождливого понедельника, когда моя дверь задрожала под мощными ударами и в моей жизни все смешалось.

Экран вспыхнул и прояснился. Появилась отметка о срочности сообщения, а от кого оно, я уже знала. Только один человек мог посылать сообщения напрямую на мой информационный браслет.

Гейб. Габриель Спокарелли.

Я присвистнула. Значок на экране вспыхивал, напоминая о необходимости запросить текст. Официантка вернулась и принесла такой ароматный кофе, какой можно получить только в Африке или Ближней Азии Пучкина, — крепкий, благоухающий и переслащенный до густоты сиропа. Кроме того, она поставила на стол мой коктейль из синтетических протеинов, и все это с приветливой улыбкой. Ее темные глаза скользнули по моей татуировке, даже не моргнув. Я посмотрела на Лукаса, который уставился на свою чашку, прежде чем медленно поднести ее ко рту, и у него был такой вид, словно он предвкушал чувственное удовольствие.

Я коснулась пальцем экрана. Мы с Гейб регулярно перезванивались, в последний раз это было пару месяцев назад. Как большинство псионов, я не отличаюсь приверженностью к четкому распорядку, полагаясь на коммуникатор и органайзер. Бывало, мне казалось, что и прошло-то всего несколько дней, а коммуникатор акустическим сигналом напоминал, что миновал месяц, а то и три, и Гейб ждет очередного звонка. Время представлялось странно растяжимым — может быть, потому что я имела дело с непостижимо древним существом.

Обычно я набирала номер, Гейб снимала трубку, и мы изо всех сил притворялись, будто нашему разговору не мешают все эти призраки прошлого, не менее реальные, чем духи недавно умерших, похожие на существ из плоти и крови. Мы вспоминали старые задания и объекты охоты, обменивались шуточками и заканчивали беседу, так и не сказав друг другу ничего важного.

Джейса Монро Гейб не упоминала. Я не упоминала Джафримеля и вообще предпочитала отмалчиваться, пока он не удалялся в другую комнату, давая мне возможность поговорить приватно. Мы с Гейб никогда даже не пытались обсуждать что-то серьезно. Однако звонила я ей регулярно, и она всякий раз снимала трубку. Для меня этого было достаточно.

Даже больше, чем я заслуживала.

На экране высветился текст, и я похолодела. Сообщение было кратким и недвусмысленным.

Дэнни.

Майнутш.

Ты мне нужна. Сейчас.

Гейб.

— Кто это?

Взгляд Лукаса устремился мне за плечо. Обернувшись, я увидела Джафримеля. Он лавировал между столиками с явным намерением присоединиться к нам. Сердце мое забилось сильнее, и не будь я так голодна, наверное, выскочила бы из-за стола. Не от него подальше, а потому что меня вдруг охватило неистовое желание сорваться с места. Я застыла, стараясь справиться с собой. Это удалось не сразу: после нескольких глубоких вдохов я смогла избавиться от удушающего кома в горле и с присвистом выдохнуть через зубы.

«Анубис, даруй мне силы. Все в порядке, Гейб, я уже в пути».

— Друг, — ответила я, захлопнув коммуникатор отработанным поворотом запястья. — Давай завтракать. Потом мне нужно будет поймать транспорт.

Я плотно позавтракала, потом смыла еще одной порцией кофе и ледяной водой вкус обжигающего карри, которым был сдобрен рис, не забыв воздать должное протеиновой смеси. Все это помогло унять голод и взбодриться. В сумке у меня имелись стандартные дозы тазапрама, но, похоже, превращение в хедайру сделало мой желудок более стойким. Он легко принимал все, что выглядело съедобным, и порой я гадала: есть ли вообще что-то, что я не способна переварить? Впрочем, луженые внутренности характерны для большинства некромантов. Это забавно, если учесть, что по натуре мы дерганые невротички, под стать примадоннам.

Странно, но это заставило меня вспомнить об Эмилио — пухлом новоталианском поваре из моего дома в Тоскане. Он всегда упрашивал меня поесть, а отсутствие аппетита — то есть попытку съесть меньше того, что он считал дневной нормой, — воспринимал как личное оскорбление. Стоило мне вспомнить о доме, как тут же вспоминался и он. Эмилио с его пухлыми ловкими руками был одним из немногих нормалов, не выказывавших по отношению ко мне ни малейших признаков страха. Он относился ко мне как к милой, избалованной, не слишком умной девчонке из богатой семьи, которую нужно уговаривать и запугивать, чтобы она ела как следует. Меня это злило, но, черт возьми, готовить Эмилио умел.