Умеющая искать (СИ) - Русакова Татьяна

- А теперь давай скорее делать! – поторопил он.

- Давай, - согласилась я. – Помоги мне рассортировать камни.

- Как это?

- Сейчас мы с тобой разложим их на кучки: самые крупные отдельно, потом средние, потом маленькие и самые крошки – вот сюда.

Беан с энтузиазмом отдался новому занятию. Да я и сама с удовольствием держала в руках обкатанные морской волной гладкие камни. Мальчик делил камни по размеру, я же после него разбирала по форме – отдельно круглые, отдельно продолговатые. Попадались и вовсе странной формы, их я положила отдельно. Как знать, может именно этот треугольный камушек станет изюминкой нашей картины?

После сортировки камней пришла пора наносить рисунок на фон. Беан протёр жарнеги тряпкой, и я снова с удивлением осмотрела их. Тканевой основы вовсе не было видно. Казалось, что это тоненькие досточки, покрытые матовым лаком.

- Что теперь? – спросил мальчик.

- Теперь наносим рисунок. Вот только чем? – задумалась я. – Послушай, раздобудь мне уголёк.

Беан с готовностью выскочил за дверь.

Я тем временем ещё раз осмотрела принесённые мальчиком камни, прикидывая, подойдут ли они для той картины, которую я задумала. Сюжет для начала придумала самый простой, понятный в любом мире – он и она.

Я сомневалась, что уголь оставит след на гладкой поверхности, но, едва коснулась жарнега, поняла, что угадала. Наверное, на смоле морских цветов всё же оставались некоторые шероховатости, линия получилась чёткой, и в то же время легко удалялась. То, что надо!

Я набросала контуры.

- Что это? – с любопытством спросил Беан, вгляделся и воскликнул:

- Это же фра!

- Да, - согласилась я с улыбкой. – Барышня, то есть фра. Сейчас мы с тобой придумаем ей такое платье из камней! Выбери плоские овальные камни, так, чтобы были примерно одинаковые по размеру.

Беан с энтузиазмом взялся за дело. Из нестандартных я подобрала камешек для шляпы, крохотный – для шеи и ещё один – для рукава платья.

Брат придвинул ко мне кучку плоских камней.

- О, то что надо! – одобрила я. – Теперь разложим их, камень, который нужно будет поменять, сам себя покажет.

Скоро наша фра была готова, и мы принялись приклеивать камни. Эх, сюда бы наш супер-клей! Но и тот, который одолжила сестра Морея, оказался вполне себе ничего. Настолько ничего, что Беан сам приклеился к барышне. Освободив и кое-как отмыв его пальцы, мы продолжили клеить уже осторожнее.

Дав клею просохнуть, я резко перевернула жарнег и даже потрясла для надёжности. Камни держались прочно. Конечно, приложив усилия, их можно было оторвать, но я надеялась, что мою картину купят не для того, чтобы тут же сломать.

Беан сиял, разглядывая, что у нас получилось.

- Она как настоящая! – гордо сказал он. – А теперь давай будем приклеивать фрама!

Мы занялись кавалером, и Беан попросил разрешения самому закрепить хоть несколько камней. Я охотно согласилась. Правда, мы тут же поспорили.

- Беан, ну зачем такой длинный нос! А это что за блямба под носом?

- Какая блямба? – недоумённо переспросил Беан.

- Ну вот нос, а под носом вот это зачем?

Мальчик присмотрелся и рассмеялся:

- Что ты, Ники, какой это нос?! И это никакая не блямба! Просто фрам снимает шляпу перед фра, это его рука!

- А это что? – не отставала я, ткнув в серый продолговатый камешек на спине фрама.

- Это рюкзак. Может, он солдат и пришёл из похода, - предположил Беан.

- Или ребёнок и пришёл из школы, - улыбнулась я.

- Нет, не ребёнок! Зачем ребёнку ранец! – заспорил брат, и я махнула рукой. Пусть кавалер получился странноватым, зато глазёнки Беана так сияли, что ради одного этого я согласилась бы и на третью руку.

Ещё два дня прошли относительно благополучно, если не считать той бурды, которой тут кормили. Вечно голодный Беан ел и не жаловался, я же заставляла себя глотать безвкусную кашу или пустой суп, напоминающий помои. Мне нужны были силы, чтобы встать, и привередничать здесь не приходилось.

Массажем ног я занялась практически сразу, после того, как мы переехали в приют – здесь важна была постепенность, и я не спешила терзать свои ноги активными процедурами. Поглаживала, трясла и простукивала мышцы, которые, похоже, уже частично заменились соединительной тканью. Беан помогал как мог – сгибал и разгибал мои ноги в коленях. Я упиралась ступнями в детские ладошки и молилась о том, чтобы всё получилось. А когда брат выходил из комнаты, я снова и снова представляла, как я иду, легко и свободно, приседаю или подпрыгиваю, бегу или плаваю. Я знала, что пока я не поверю сама, что встану на ноги и буду здоровой – толку не будет.

Самое интересное, что моё тело реагировало! Я ощущала, как теплели мышцы, словно включаясь в проработку того, что я себе представляла. И эта внутренняя работа моего организма наполняла меня уверенностью, что всё будет хорошо.

Вчера привезли коляску, и я получила возможность хоть ненадолго выезжать на улицу. Эх, если бы ещё море было так близко, как от дома моего отца! Я знала, что плавание быстрее разбудит и укрепит мои мышцы, но увы, о море мне оставалось только мечтать.

Мы постепенно знакомились с другими обитателями приюта. Их было десять, детей всех возрастов, и у меня сжималось сердце, когда я видела не по-детски серьёзные глаза воспитанников монашеской обители. У каждого из этих детей была не только своя болезнь, но и своя беда.

Известно, что жизнь в детских домах не сахар, и поначалу я не отпускала от себя Беана. Боялась за него, а не за себя, была уверена, что смогу дать отпор, даже сидя в коляске. Но нас приняли с интересом, хотя и без особой симпатии. Новенькие были хоть каким-то разнообразием в приютской жизни.

Жизнь эта складывалась по своим законам, и текла по давно проложенной колее. Каждый день дети разбивались на три группы – большая часть отправлялась к местному храму Светлейшего просить милостыню, пара девочек оставалась работать в огороде, который был разбит неподалёку от здания приюта, и ещё пара человек поступали в распоряжение сестры Винавии. Они помогали на кухне, чистили овощи, мыли котлы и начищали сковородки. Один оставался убирать дом и бегал по поручениям монахинь.

Несмотря на то, что приют должен был помогать детям с увечьями, кроме меня и ещё двоих детей – той самой слепой девочки и мальчика с неразвитой рукой – остальные воспитанники выглядели вполне здоровыми, хоть и очень худенькими.

Слепую девочку звали Дарис, мальчика с больной рукой – Тимто, им на вид было лет по двенадцать, хотя, возможно, что они, как и я, выглядели моложе своих лет.

Дарис показалась мне немного замкнутой и настороженной, зато Тимто болтал за двоих. Его тёмные глаза весело сверкали, когда он увлечённо рассказывал, как Дарис едва не дали золотой.

- Служба была длинная, я замучался ждать! В животе волки воют, есть охота! И тут из храма выходит девчонка, маленькая ещё, но настоящая фра, вся в кружавчиках. А с ней такой высокий фрам. Девчонка эта увидела Дарьку, достаёт из сумочки золотой и к ней. А фрам её хвать за локоть! Говорит, это много!

Подвижное лицо Тимто выразило разочарование.

- И чего он полез! А девчонка эта всё на меня смотрела. Эх, скорей бы завтра! Я слышал, завтра эта маленькая фра снова придёт, на обряд прикосновения к Светлейшему. Уж я буду совсем рядом держаться, может, фрам и не увидит, как она мне золотой подаст!

- Глупый ты, Тим, - грустно сказала Дарис. – Она, видно, иностранка, наших денег не знает, так фрам ей уже всё объяснил.

- А вдруг! – не сдавался Тимто. – Мы с Дарькой деньги копим, - понизив голос, сказал мальчик. – Говорят, в Ренуе есть маг, который глаза лечит. Но берёт по двести грай, зараза! А у нас всего четыре пока.

- Тим! – строго оборвала его Дарис.

- Ладно-ладно, помню, - с досадой отозвался мальчик. – Ты говорила, чтобы Фрилу не говорил, я и не проболтался! – он бросил быстрый взгляд на девочку и сказал шепотом. – Я знаю, как сразу много денег заработать, а она не хочет!