Змея за терновым троном - Мари Конва

Голова кружится, и я теряю контроль. Когда становится совсем тяжко совладать с собой, воспоминания о любимом псе, Патрике, прокручиваются одно за другим. Я не смогла ему помочь тогда. Но я справлюсь сейчас. Я смогу.

Сделав глубокий вдох, я спрашиваю:

— Сможешь раскрыть Тропу к Гаре?

Тео задумывается и кивает.

— Попробую.

— Отлично.

Сжав челюсть, принц разрывает пространство, пока мои руки пытаются остановить кровотечение. И как только перед нами открывается проход, Тео теряет сознание.

Ночь надавливает на мои плечи, как никогда прежде.

«Роза, я сломлю тебя,

Роза в чистом поле!»

«Мальчик, уколю тебя,

Чтобы помнил ты меня!

Не стерплю я боли» Гёте, «Дикая роза»

Солнце неспешно восходит, разливаясь от пола до потолка. В спальне так тихо, что, кажется, я слышу, как на душе скребут кошки. Откуда-то изредка долетают приглашённые звуки или то, что от них осталось — эхо. Каменные стены Тёмного дворца будто удерживают в себе любую жизнь, которая норовит прорваться наружу — к свободе. Мимо высоких окон то и дело пролетают стайки перламутровых птиц. Некоторые из них с любопытством поглядывают через стекло на меня — тоскливо лежащую на кровати вот уже несколько часов и изредка меняющую один бок на другой.

Шай несколько раз стучит, и каждый раз я выдавливаю нечленораздельные всхлипы и прошу её уйти. Когда она пытается снова, слёзы высохли, и я встаю, чтобы впустить её. Видок у меня тот ещё. Принцесса оглядывает меня и слабо улыбается. Так улыбаются, когда кто-то выглядит настолько жалко, что становится неловко обоим.

Родители мальчика-слуги мертвы. То, с какой жестокостью Далила совершила над ними расправу, не выходит у меня из головы. Лучше бы не знать. Лучше бы не представлять и не рисовать в воображении их сына, забивающегося в ужасе под кровать. Но моё треклятое воображение рисует одну и ту же картину: тени сгущаются, и из них выходит она… Родители мальчика съедаются туманом, а ненастоящий смех Далилы звоном отдаёт у меня в ушах. Когда он отдаляется, остаётся… ничто. Пустота.

Кончено, всё было совсем не так. Меня там даже не было. И всё же я не могу перестать думать о том, что бы произошло, не подоспей Тео вовремя. Что, если он не выживет после нового ранения?

Нет! Перестань же изводить себя!

Медленно моргаю, чтобы развеять весь этот кошмар. Словно все ощущения догнали меня погодя.

— Фэй, — касается моей руки принцесса, стоя на пороге. — Мы можем войти?

Зельфейн выходит из тени коридора, сияя как слиток золота: неуместный настолько, насколько броско может быть солнце среди грозовых туч.

— Да, конечно, — пропускаю я их, и мы с Шай забираемся на кровать. Принц выбирает рассаживание по комнате с озабоченным видом.

— Выглядишь паршиво, — констатирует он, и я смотрю в зеркало туалетного столика: на то, как кожа моих щёк и лба покрылась красными пятнами. Так бывает, если плакать лицом в подушку, давясь от нехватки воздуха.

— Прости, что мы втянули тебя в это. Прости, что пришлось лгать. — Она бросает строгий взгляд на Зельфейна: — А некоторым вспомнить бы о манерах.

— Я сама, — кланяется нам принц, задевая какую-то склянку на столике и тут же её подхватывая, — галантность. Кстати, о лжи. В какой момент ты поняла, что Тео жив? Этого не знал даже я. И этот факт весьма оскорбителен.

— Слишком поздно, чтобы гордиться собой, — облокачиваюсь я на спинку кровати и вытягиваю ноги. — Знаков было так много… Почему не рассказать сразу?

Шай проводит пальцами по золотистой вышивке на покрывале, стараясь не смотреть мне в глаза.

— Гара. Она решила, что это навредит расследованию. А ты, — обращается она к Зельфейну, — из Двора, где было совершено покушение. Мне бы простили нашу любовную связь, но не измену короне, подвергни я кого-то из братьев опасности.

— И как же я могла навредить? Впечатляющему расследованию, — вплетаю я в голос нити колкости и тут же об этом жалею. — Не пойму, зачем устраивать такой маскарад.

Зельфейн занимает пуфик у столика и кладёт ногу на ногу.

— Ты наполовину человек, бывшая сестрица, и легко поддаёшься мороку: как шкатулка с секретами, которая плохо закрывается. — Он распыляет флюиды недовольства и небрежно, точно ему безразлично, обращается к Шай: — Вам удалось заставить всех поверить в смерть Тео. Меня. Бра-во.

На мгновенье она отвлекается на яркую птичку в окне — похожую на ту, что залетела к нам на завтрак — и находит глаза возлюбленного:

— Не сердись, мой принц. Я бы хотела, да не могла. Тебе ли не знать.

— Мне ли не знать, — сдаётся он протяжно выдыхая слова.

— К тому же нам сыграло на руку, что Далила уверилась в содеянном.

Зато их слова не убеждают меня окончательно. Или во мне бурчит и кипит обида. Сил спорить и выяснять это уже нет.

Шай снова и снова поглядывает на дверь, и я понимаю почему.

— Тео будет в порядке? — спрашиваю я их.

Зельфейн потирает ссадину на лице, оставляя на коже след золотистой пыльцы, и набирается оптимизма:

— Раз яд не убил Тео тогда, то и сейчас ему это будет не по силам. Он с детства занимался травами: с энтузиазмом посещал занятия по ядовитым растениям и пробовал их малыми дозами практически с пелёнок. Гара видела в нём потенциал. Думала сделать своим приемником.

Трижды раздаётся стук, и, не спрашивая разрешения, в спальню входит Кайден: потрёпанный и измученный отсутствием сна. Я приподнимаюсь и с замиранием сердца жду, что он скажет.

— Вот вы где. Тео лучше. Кризис миновал. Расходитесь по покоям. — Он указывает на просиявшую Шай и затем на Зельфейна: — По отдельным покоям. Нельзя, чтобы поползли слухи. Это сыграет против обоих Дворов перед будущей свадьбой. Фахрон не в лучшей форме, и вам об этом прекрасно известно.

Я не хочу его расстраивать, но вряд ли сплетни возможно сдержать одним лишь желанием.

— Говоришь, как отец, — раздражается Шай, и в комнате заметно холодеет. — Прости. Я не хотела. Это всё… Всё.

Кайден вздыхает.

— Не я заключал договор о брачных союзах между Домами. Не я выдумал традиции.

— И не тебе их менять? — ехидничает Зельфейн.

— Вросшее корнями в землю тысячелетнее дерево так просто не вырвать.

— Ты даже не дашь нам шанса найти выход?

— Это значит, что потребуется гораздо больше усилий, чем ветерок, который ты создаёшь своим возмущением. Сотрясаешь воздух, точно мальчишка. В противном случае… Союз с дочерью Прусья для тебя неизбежен. Да и кто знает, сколько уготовано твоему отцу?