Твоё слово (СИ) - Лисканова Яна

По-ли-ти-ка.

То, чем всю сознательную жизнь занимался сам Арши. Ну потому что долг, надо. Хочешь — не хочешь, но ты в злате купаешься не за красивые глазки, а за все, что потом отдашь. Годы, столетия и десятки дорогих сердцу существ.

Арши не заводил семью, потому что… это не то место и не те обстоятельства, где он хотел бы строить семью. Потому что она тоже могла стать долгом, который придется отдать за право родиться в правящей династии. Право, о котором он не просил. Он только родился — и уже влез в долг. И отдает, отдает, отдает. И даже если не отдает — забирают. И лишь изредка удается выцарапать что-то для себя.

И вот он сидел и думал. О том, что с мальчиком даже не попрощался. И так и не показал ему мир. Да хотя бы город, в котором тот родился. Что он мог бы забрать его, но не забрал. Хотя все для этого было готово. Просто сбежать, прихватив Энри, лишь потому, что хочется — предательство. И ничего не делать с ним — тоже предательство. Того долга, который он не вернет даже до конца жизни.

Шура смотрит на него, сидит рядом, прямая, будто палку проглотила — и смотрит, кажется, даже не моргая. И во взгляде чудится осуждение. И хочется закричать, чтобы не смотрела на него так. Но она на самом деле смотрит просто внимательно — она всегда так смотрит. А чудится осуждение. А чудится оно потому, что он думает о том, что, по-хорошему, ее бы тоже следовало убрать, потому что она — свидетельство его «позорной связи», она и есть его позорная связь. А не должна быть.

Она — его предательство. Очередное. И вот сейчас — что ему делать? Что выбрать? Если он выберет ее, то все, что было отдано и потеряно — зря? Ведь он так и не выбрал Энри. Если вернуться во дворец, снова заняться делами государства, то его смерть… ну не будет хотя бы выглядеть настолько бессмысленной. А если плюнуть на все и на всех, взять девчонку в охапку, зацеловать и пообещать ей все, что она захочет — что она там хотела? Выйти за него замуж и приютить бездомного котенка? — то он просто… недостаточно любил мальчика, чтобы успеть спасти его?

Мужчине было тошно от самого себя. А она все смотрела. И ничего не говорила. А он все думал, думал, не замечая, как день сменяется ночью — и вот он в ее постели на чердаке. А она лежит рядом, смотрит на него. И молчит. Хоть бы обняла. А за что его обнимать? Он опять всех подвел.

А внутри даже не дергается ничего. Замерло то ли от усталости, то ли в ожидании чего-то.

И не хотелось уже ничего решать.

Он так и не смог заснуть — все думал, думал. И чем больше думал — тем бессмысленнее казалась вся его жизнь.

В детстве он втайне мечтал открыть свой трактир где-нибудь Кольце во Втором-Третьем Высокого. А может и еще поближе к озеру Нерша. И подальше от дворца. Он уже и забыл…

А как было бы славно. Вдруг представилось, что вот он хозяин трактира: на кухне колдует Ева, за столом в уголке о чем-то шушукаются Шура с Энри, а Дор и Бор лаются с посетителями… И стало так зло и обидно, что это не его жизнь, а чья-то другая.

Арши вдруг осознал, что в комнате светлеет. Уже рассветает?.. Он и не заметил — кажется секунду назад лег только.

Он повернулся в сторону Шуры. Она тоже не спала, смотрела на него. Чего она там высмотреть пытается? Девушка прищурила вдруг глаза, а потом оттолкнула его и руками, и ногами. Не ожидавший такой подлости, Арши просто скатился с кровати и с грохотом плюхнулся на пол.

Девчонка свесилась с края и снова уставилась на него.

— Лезь под кровать, — скомандовала она.

— Что?

— Лезь, говорю, под кровать, — спокойно повторила.

Почему-то Рашу стало обидно. Она же, вроде, говорила, что он ей нравится. Разве она не должна его ну хотя бы попытаться утешить? Ну или хотя бы просто обнять?.. А она пинается. Даже на одной кровати с ним лежать не хочет… Таким бесполезным и ненужным он себя, кажется, никогда не чувствовал. Поэтому полез под кровать. Видимо, там ему самое место…

— Что ты там видишь?

— Пыль, — честно ответил мужчина.

— Смотри внимательнее, — фыркнула она, — На полу.

Раш послушно стал осматривать пол, порой задевая затылком деревянные бруски, на которых лежал матрац. И вдруг замер.

— Нашел? — через какое-то время спросила Шура.

— Что это?

— Это солнышко! — радостно ответила она, — Это тебе, я дарю тебе солнышко.

Мужчина смотрел на вырезанное в полу «солнышко». Схематичное, абсолютно детское — кружочек и палочки-лучи. На пыльный пол упала капля, а за ней и вторая, третья. Раш не был скупым, в том числе и на слезы. Он уткнулся лбом в пол и тихонько всхлипывал.

— Спасибо… — с трудом выдавил он, — Спасибо!.. Оно такое хорошеньк-кое!..

— Я тебя люблю, — прошептала она тихонечко, и мужчина засмеялся сквозь рыдания.

— А по-помнишшь, — спросил он, вылезая из-под кровати, — помнишь, ты говорила… что твоя фамилия от слова «солнце»?

— Ага, — кивнула она, обнимая его, притягивая за плечи обратно на кровать.

Он ткнулся мокрыми, солеными губами ей в лоб.

— Мне нравится твой подарок. Я забираю солнышко.

Она удивленно распахнула глаза, и лицо залило краской. Она что-то прошипела сквозь зубы и отвела глаза. Ее до сих пор смущало ее смущение перед ним, и она резко дернула его за волосы вниз, прижимая лицо к груди, чтобы не смотрел. Раш противиться не стал, просто улыбнулся, дернул рубашку и прижался к коже губами. Слезы все еще влажнили веки и щеки, и ее грудь. Она выдохнула приглушенно и зарылась пальцами в его волосы.

Встретить рассвет на крыльце они не успели.

Раш трясся в карете уже третий час. Пальцы незаметно даже для их хозяина барабанили по бедру. Не то что бы длинная дорога прямо сильно раздражала, но в состоянии возбужденного ожидания каждая минута промедления казалось мучительной вечностью. Хотелось уже поскорее оказаться на месте — и что бы все решилось.

Мужчина кончиками пальцев чуть сдвинул шторку и с раздраженным вздохом уставился снова в окошко. Было темно, и человеческий глаз в эту облачную ночь не смог бы даже разглядеть дорогу, не освещенную ночным светилом. В этой части города ночью почти не зажигали магических огней. Да это местность к городу-то относилась разве что формально, по факту северный берег огромного, протяженного к западу озера был почти не заселен. Совсем же на западном берегу, куда направлялся Раш, было всего пару небольших поселений.

Недалеко от одного из них он остановил кучера. И дальше пошел своим ходом. Последние дни весны были дождливыми, но жаркими. Воздух за день прогревался хорошо, и ночи тоже были теплыми, но прохладный ветерок раздувал волосы и полы плаща. Раш глубоко вдохнул и несмело улыбнулся выглянувшей на пару секунд луне.

Пока ехал, в душе бурлило нетерпение, а теперь вот шел медленно, с трудом — как во сне. Он уже все решил, но последний шаг было делать… как-то неловко что ли. Мужчина одернул себя, встряхнул головой и пошел чуть быстрее.

Через полчаса из-за крон деревьев показались развалины старого храма. Точнее, это Раш знал, что когда-то тут стоял храм, а для других — это, наверное, уже даже не развалины. Каблуки сапог застучали по камню, поросшему травой в каждой щели, коих было не счесть. Где-то здесь была зала. Храма Матери-Земли.

— Матушка, — тихонько позвал он, — Доброй тебе ночи, матушка.

Ветер кинул ему в лицо его же волосы, озорно заигрывая. Приветственно зашелестели листья. Он постоял немного, собираясь с мыслями.

— Я тут подумал, — потянул Раш, пряча улыбку в ладони, — Такая ты добрая, сильная, умная и наверняка невероятно красивая!

— Подхалим! — хохотнула ему в ответ со всех сторон едва слышным шелестом.

— Только правду говорю, — покачал головой мужчина, — И вот ты такая замечательная… Может примешь приблудного сына?

Ответом ему заинтригованно мигнула луна.

— Усынови меня, а? Хочу быть твоим дитя! — Раш постарался состроить самое умильное лицо.

— А с чего ты решил, что такое возможно?