Елена Жаринова - Сестра звезды

— Рейдан мертв, — произнесла я охрипшим голосом в пустоту. — Рейдан погиб. Его больше нет.

Я прислушивалась к этим словам, пытаясь вникнуть в их смысл, но это мне не удавалось. Я вызывала в памяти миг, когда он, захлебываясь кровью, падает в воду, но ничего не чувствовала. Разум упорно отказывался это понимать.

— Я больше его никогда не увижу! — крик отчаяния эхом раскатился по скалам.

Я плакала и кричала, пока не сорвала голос, и каталась по камням, словно боль от синяков могла мне помочь.

Так уж вышло, что смерть я видела не раз. Я понимала, что это страшно, я помню, как печалилась об умершем на моих руках Ционэ, которого я не смогла спасти. Но все это было как-то на поверхности, не задевая основы моей души, словно какая-то защитная преграда до поры до времени не позволяла мне переживать отчаяние смерти в полную силу. А теперь все преграды рухнули. Я по-прежнему не понимала, что такое смерть; я просто знала, что никогда его больше не увижу, что для меня его больше нет, и яростно разбивала в кровь кулак о камни. Его отняли у меня, отняли в тот миг, когда счастье было так близко… Отняли, отняли!

Мудрые говорят, что время лечит любые раны. Но до сих пор, при воспоминании об этих первых мгновениях одиночества, страшного, несокрушимого одиночества, заключенного в слове «никогда», я не знаю, куда укрыться от боли. Я еще не знала тогда, на берегу, что самое горькое ждет меня впереди — ежедневное осознание случившегося, ежедневные воспоминания о том, чему уже не суждено сбыться. Тогда, на берегу равнодушного холодного моря, так странно называющегося Горячим, бессильная обида на судьбу скручивала мою душу, и отчаяние изматывало тело, как будто оно подвергалось злейшим пыткам.

Потом отчаяние сменилось опустошенным оцепенением. Мне даже не было холодно. Я лежала на спине, глядя, как темнеет пасмурное небо надо мной, слушая шорох волн и чувствуя взволнованное дыхание Висы, согревающей меня своим боком. Моя память вдруг стала необычно ясной. Все, что, казалось, навсегда кануло в ней и подернулось дымкой сновидений, теперь возвращалось, как будто я снова переживала все свои встречи и разлуки. Я сама чувствовала себя мертвой, по другую сторону бытия, и смотрящей оттуда на свою прошлую жизнь. Я не чувствовала холода, но надеялась, что он потихоньку добирается до моего сердца, чтобы заморозить его, и тогда я действительно умру. Мне оставалось только ждать этого, потому что жизнь для меня оборвалась.

Виса жалобно скулила, куда-то отбегала, тормошила меня, настаивая, видимо, чтобы я поднялась и шла за ней. Но какая мне была разница, где ждать смерти? Зачем совершать какие-то усилия напоследок, вместо того, чтобы лежать и смотреть на небо, надеясь, что ветер все-таки разгонит тучи и покажет мне звезды… И когда порыв ветра отдернул облачную завесу, как скульптор срывает покровы со своего нового творения, я улыбнулась навстречу пронзительному голубому лучу, хлынувшему оттуда.

— Здравствуй, сестра, — громко сказала я. — Ты видишь, нам никуда не деться друг от друга.

Келлион не ответила мне, и лишь голубое сияние заливало море и скалы, отражаясь в моих широко распахнутых глазах.

И вдруг я увидела, как посреди очистившегося от туч звездного неба возникает большое темное пятно, наполненное каким-то подвижным веществом. Две голубых стрелы, озаренные светом Келлион, пронзили это пятно и устремились к земле — два голубых вихря-облака, две женщины, с головой закутанные в голубые плащи.

Керато угрожающе зарычала, когда сестры-искательницы, сбросив капюшоны, подошли ко мне. Я погладила керато по шерсти и попыталась подняться, но не смогла. Незнакомки переглянулись и бросились ко мне; их лица были встревожены. Одна из них, светловолосая женщина лет тридцати, стащила с себя плащ, потом извлекла меня из мокрой одежды и ловко укутала, одновременно растирая мне руки. Другая, значительно старше, с густыми вьющимися темными волосами, кое-где поблескивающими сединой, стащила сапоги с моих ног и надела на них что-то мягкое и теплое.

— Наконец-то мы нашли тебя, Шайса, — сказала светловолосая. Ее голос был глубок и нежен, и я невольно подняла голову, услышав язык, на котором говорила в храме. Женщина улыбнулась и погладила мои влажные волосы.

— Ты не узнаешь нас? — спросила черноволосая. Ее лицо казалось мне смутно знакомым, но я покачала головой. Черноволосая между тем быстро обошла вокруг нас, зажигая воздух голубым огнем. Нас окружила стена, от которой исходило приятное тепло.

— Тебе надо согреться, — сказала искательница.

— Зачем вы пришли? — спросила я, хотя могла бы и не спрашивать: я и так знала, зачем. Но я не испытала по этому поводу ни радости, ни страха: равнодушие, несовместимое с жизнью, не покидало меня. Я снова закрыла глаза. Светловолосая слегка встряхнула меня за плечи, а черноволосая сказала:

— Мы давно ищем тебя, чтобы поговорить. Не бойся, мы не будем тебя ни к чему принуждать. Да, это мы много лет тому назад забрали тебя из родительского дома. Но теперь все будет по-другому…

От воспоминания, к которому они воззвали, мое оцепенение дало трещину. Я напряженно вгляделась в их лица. К счастью, я не помнила тех, кто меня похитил, силой вырвав из материнских рук. Те грозные гостьи не были похожи на участливых, немного смущенных женщин, которых я видела сейчас перед собой. Черноволосая продолжала:

— Шайса, тебе стоит это знать… Мудрая Мэтта, да помогут звезды ее душе, обладала редким даром прозрения. Будущее порой являлось ей в образах, и мы привыкли к ней прислушиваться. Когда в храме стало известно о существовании в мире еще одной маленькой сестры, у Мэтты было видение. Она узнала, что жить тебе осталось несколько часов, потому что ты, как и все твои родные и односельчане, погибнешь во время страшного землетрясения. Мы появились за несколько минут перед этим. Поверь, кроме тебя мы никого не смогли бы спасти, даже если бы хотели. Если бы твоя мать знала об этом, она сама бы отдала тебя нам. Наверное, перед смертью она благодарила судьбу за то, что ты осталась жива.

— Мои родители погибли? — спросила я.

— Да, Шайса. Мудрая Мэтта захотела убедиться в этом воочию и вернулась туда спустя пару дней. Место, где стояло твое селение, находится вон за тем перевалом, совсем близко отсюда, — черноволосая махнула рукой в сторону гор. — Но местность там изменилась до неузнаваемости: высокие вершины рухнули в пропасть, огромные пропасти сомкнулись; несколько человеческих селений было стерто с лица земли. Сейчас в Венексах никто не живет. Нам очень жаль, Шайса.