Станешь моей победой (СИ) - Марино Викки

«Нет ничего более постоянного, чем временное…»

Аня Т.

_______________________

В мире нет ничего постоянного. Все стремительно движется, меняется. Таков вечный закон, на который мы не можем никак повлиять. А я, будучи человеком мнительным, достаточно тяжело переношу все «передвижки» и, как называют это именитые психологи, «выход из зоны комфорта».

Мне сложно поменять маршрут до магазина, трудно за секунду изменить решение и принять новое. Но с работой отца нам часто приходится круто менять свою жизнь. За спиной пять городов, пять школ и несколько сотен, а может и тысяч, новых людей.

Ненавижу!

Ненавижу столь резкие изменения. И этот год оказался «насыщенным» на события… Мама попала под сокращение, отца повысили. Ну, и главная новость — очередной переезд.

«Это временно, милая. Мы обязательно сюда вернемся снова», — с этими словами отец указывал пальцем в окно иллюминатора, когда самолет набирал высоту, а я отрезала все нити с прошлым, потому что знала — нет ничего более постоянного, чем временное…

— Дочка, ты готова? — слышу голос мамы за дверью. — Идем, отвезу тебя в университет.

— Все, мамуль, уже бегу! — второпях стягиваю волосы в тугую косу и жалею о том, что до глубокой ночи читала Теодора Драйзера, вместо того чтобы выспаться после насыщенного дня, который я потратила на долгий перелет и на подготовку документов для перевода. Теперь мешки под глазами не скрыть даже за толстым слоем косметики, которой я, к великому стыду, так и не научилась пользоваться за свои девятнадцать лет.

Напоследок заглядываю в зеркало и решаюсь добавить красок в довольно строгий образ, прикрепив к белоснежной рубашке маленькую брошь в виде золотой стрекозы. Подарок бабушки на совершеннолетие.

Провожу руками по складкам плиссированной юбки и медленно выдыхаю, пытаясь унять волнение перед новым непростым днем.

«Ты справишься. Ты сможешь», — повторяю про себя словно мантру и, схватив рюкзак, выхожу на улицу.

— Хорошего дня, милая, — целует меня в лоб отец, прежде чем открыть дверь автомобиля. — Надеюсь, тебе здесь понравится.

Понравится? А даже если и так, какой в этом смысл? Все равно больше года мы здесь не протянем. Отец схватится за очередной проект, а мы с мамой начнем судорожно паковать чемоданы, чтобы бурный фонтан идей папы так просто не угас.

До самого университета молчу, собираясь с духом. Мне с трудом дается не только общение с людьми, не говоря уже про противоположный пол, но и знакомства со стандартными фразами: «Добрый день» и «Приятно познакомиться». Каждый раз испытываю стресс и дикое волнение.

А здесь мне предстоит влиться в новый коллектив, который, думаю, за два года успел сформироваться. Но я не планирую искать друзей и подруг в этом городе. Знаю, однажды и это место станет моим прошлым и очередным воспоминанием.

— После учебы заехать? — спрашивает мама, выискивая глазами свободное место на студенческой стоянке.

— Нет, не стоит. Я на транспорте доберусь, заодно с городом немного познакомлюсь, — якобы спокойно отзываюсь, хотя сама невероятно трясусь от волнения. — До вечера, мам.

Забираю с заднего сиденья бумажный пакет с сэндвичем, рюкзак, накидывая лямки на плечи, выпрыгиваю из машины и неуверенно иду к высоким воротам.

Ну, ни пуха ни пера!

А вокруг студентов тьма-тьмущая. Я словно в муравейник попала. И в этом бесконечном потоке людей никто и не понял, что среди них новенькая. Но это не удивительно. Здесь около пятнадцати факультетов, плюс заочники и магистранты. Уверена, даже после того, как я появлюсь в аудитории, ни один студент не обратит на меня внимания.

Оно и к лучшему…

Показываю охраннику студенческий, который мне выдали вчера в приемной комиссии, и прошу подсказать, где находится двести одиннадцатая аудитория.

— Третий этаж. В самом конце коридора, — сухо ответил мужчина, откладывая в сторону какой-то мрачный детектив в заляпанной обложке, который, видимо, он перечитывал раз в десятый.

Благодарю его и двигаюсь в нужном направлении, попутно убирая пакет с сэндвичем в рюкзак. Но пока искала нужный кабинет, лекция уже началась. Теперь мне не избежать пристального внимания. Знаете же, как это бывает… На опоздавшего студента, влетевшего в аудиторию последним, устремляется сразу несколько десятков глаз, то есть весь поток, включая преподавателя.

Господи, помоги мне пережить хотя бы первые полтора часа…

Несмело вхожу в аудиторию. От страха едва на ногах стою и впервые в жизни жалею о том, что не прогуляла пару.

— Прошу прощения за опоздание. Я… Я… — невнятно блею, не смея взглянуть на студентов. Взгляд упорно держу на мужчине средних лет в классическом костюме.

— А, новенькая из сто двенадцатой группы? — уточняет преподаватель, и я тут же киваю, крепко впиваясь руками в лямки рюкзака и переминаясь с ноги на ногу. — Меня зовут Николай Федорович Крупнов. Я буду вести курс всемирной истории, пока Петр Михайлович у нас на больничном, — откладывая пуль от проектора в сторону, преподаватель жестом руки подзывает меня к себе. — Уважаемые студенты, знакомьтесь… Анна Тихая, новая студентка сто двенадцатой группы. Прошу любить и жаловать. Анна, можете занять любое свободное место.

По моим подсчетам, что я успела выстроить в своей голове, уже через две секунды я должна была сидеть в самом дальнем углу аудитории и записывать в тетрадь весь материал, который нам дает Николай Федорович. Но стоило мне сделать первый шаг, как кто-то с камчатки выкрикивает следующее:

— Тихая? Это что за фамилия такая? Ти-ихая… — протяжно повторяет парень с последнего ряда, обращая на себя внимание, и все студенты, словно стадо овец, начинают откровенно смеяться.

— Отставить смех! — строго проговорил преподаватель, и присутствующие в аудитории разом замолчали. — О, Данилевский! — обратился Николай Федорович к парню, сорвавшему дисциплину. — Давно я вас не видел! Даже соскучился.

— Эй, Николай Федорович, вы так не шутите, — зажав ручку между пальцами, парень вальяжно откинулся на спинку стула и принялся постукивать колпачком по столешнице, — народ может неправильно вас понять. Новенькая, вон, побледнела вся.

— Языку бы твоему применение найти… — неодобрительно покачивая головой, проговорил мужчина.

— Ну, все, завязывайте… Ритка тоже хотела ему применение найти, но…

— Данилевский! — грозно воскликнул преподаватель и ударил ладонью по столу. — Давай, Глеб, спускайся с камчатки и шагай к доске. Расскажешь нам про эпоху крестовых походов. Заодно и Анне место уступишь.

С силой прикусив щеку изнутри и задержав дыхание, спешу занять свободное место. А оно, как назло, находится рядом с Глебом.

Смотрю себе прямо под ноги, пока поднимаюсь по ступенькам до самых верхних рядов. Сердце от волнения так и норовит выпрыгнуть из груди. Еще немного и в обморок грохнусь. А когда все же пришлось остановиться в узком проходе рядом с Данилевским, меня и вовсе расшатывает.

— Новенькая! — с нескрываемым раздражением прорычал Глеб и, резко откинув столешницу, соскочил со стула, — Ты уже становишься проблемой, — возвышаясь надо мной, Данилевский буквально уничтожает меня своим взглядом.

— Я… Я могу и… — опасаясь быть втянутой в конфликт, принимаюсь оправдываться. Конечно, такая агрессия пугает меня, вызывая желание спрятаться за непробиваемой стеной. — Если хочешь…

— Глебарь, стопори, — доносится слегка хрипловатый голос слева от меня. На что Данилевский лишь сжал кулаки и поспешил вниз. — А ты… Да садись уже! — кто-то нагло хватает меня за запястье и дергает вниз, от чего я, теряя равновесие, падаю на свободное место.

Это что еще за хам такой? Больно же!

Собираясь выразить свое недовольство, глубоко втягиваю воздух и поворачиваю голову. А там… А там меня ждал полный провал. По всем видимым и невидимым фронтам…