Донасьен Сад - Преступления любви, или Безумства страстей

— Сударь, — воскликнула я, дабы подозвать его к себе, — не имею чести вас знать, но почти каждое утро мы встречаемся в этом саду и надеюсь, что за это время вид мой убедил вас, что перед вами не какая-нибудь искательница приключений, а посему молю вас дать мне руку и проводить меня домой, освободив тем самым от этих проходимцев.

Господин де… (вы позволите мне не называть его имени, ибо слишком много причин вынуждают меня к этому) тотчас же поспешил ко мне, оттолкнул окруживших нас повес, убедил их в совершаемой ими ошибке, почтительно склонился передо мной и, взяв под руку, тотчас же увел из сада.

— Мадемуазель, — говорил он, приблизившись к моему дому, — мне кажется, что нам благоразумнее расстаться здесь. Если я провожу вас прямо домой, то нам придется рассказать о причинах сего поступка; следствием же этого может стать запрет ваших одиноких прогулок по саду. А поэтому умолчите о случившемся и как обычно приходите гулять в эту аллею, раз вам это нравится и родители ваши дозволяют вам совершать такие прогулки. Я же буду являться туда ежедневно, чтобы, если обстоятельства того потребуют, вы всегда нашли меня там, готового отдать собственную жизнь, лишь бы воспрепятствовать тем, кто покусится на ваш покой.

Подобная предосторожность в соединении со столь обязывающим предложением побудили меня взглянуть на молодого человека с большим, нежели до сей поры, интересом. Я нашла, что он двумя или тремя годами старше меня и красив лицом. Благодаря его, я покраснела, и пылкий взор этого божества-соблазнителя, ставшего теперь моим несчастьем, проник в самые глубины моего сердца, прежде чем я сумела тому воспротивиться. Мы расстались, но по виду, с коим господин де… прощался со мной, я поняла, что произвела на него такое же впечатление. Вернувшись к отцу, я не стала ничего рассказывать и на следующий день отправилась в ту же самую аллею, настойчиво влекомая чувством, заставившим меня пренебречь любыми опасностями, что могли поджидать меня там… Ах, я не просто забыла об осторожности, напротив, я мечтала снова подвергнуться нападению, лишь бы тот же самый молодой человек вновь вызволил меня из рук их… Быть может, сударь, мое поведение покажется вам не слишком разумным, но вы обещали мне быть снисходительным, а каждая новая страница в моей истории сама подскажет вам, сколь нуждаюсь я в снисхождении вашем, ибо эта неосторожность — не единственная, допущенная мною.

Господин де… появился в аллее через шесть минут после меня.

— Осмелюсь ли я спросить вас, мадемуазель, — приблизившись, обратился он ко мне, — не вызвало ли ваше вчерашнее приключение каких-либо волнений и не было ли у вас по этой причине каких-либо неприятностей?

Я заверила его, что нет, ибо воспользовалась его советами и благодарю его за них, а также тешу себя надеждой, что ничто более не омрачит удовольствия, получаемого мною от здешних прогулок и свежего воздуха.

— Если вы, мадемуазель, находите места сии весьма привлекательными, — продолжил господин де… самым почтительным тоном, — то те, кто имеет счастье повстречать вас здесь, без сомнения, в еще большей степени полагают их таковыми. И если вчера я рискнул посоветовать вам ничего не рассказывать, дабы это не помешало вашим прогулкам, то вовсе не надеялся на вашу признательность: осмелюсь утверждать, мадемуазель, что я более радел о себе, нежели о вас.

При этих словах глаза его встретились с моими, и неизъяснимое выражение их… О сударь, почему так случилось, что именно ему, возлюбленному моему, теперь я обязана всеми моими несчастьями? Тогда же я вежливо ответила ему, завязалась беседа, мы вместе дважды прошлись по аллее, и господин де… расстался со мной только после того, как упросил сообщить ему, кому же он накануне был столь счастлив оказать услугу. Я не сочла должным скрыть от него свое имя, он также назвал мне свое, и мы расстались. Целый месяц, сударь, мы встречались там почти каждый день и, как вы легко можете себе представить, именно тогда признались друг другу в тех нежных чувствах, кои мы испытывали, и поклялись сохранить сии чувства вечно.

Наконец господин де… стал умолять меня дозволить ему встречаться со мной в месте более уединенном, нежели публичный сад.

— Прекрасная Эмилия, — сказал он мне, — я не решаюсь явиться к отцу вашему лишь потому, что не имею чести знать его; он же в таковом случае тотчас поймет причину, что привела меня к нему, и, быть может, не одобрит намерения наши, а, напротив, повредит им. Но если вы поистине добры, исполнены сострадания и не в состоянии долее видеть, как я умираю от горя, ибо не могу даже надеяться на исполнение того, чего я осмеливаюсь просить у вас, то я укажу вам способ исправить положение.

Сначала я отказывалась слушать, но вскоре уступила его мольбам и спросила, что же это за способ. Оказывается, сударь, он заключался в том, что три раза в неделю мы с ним могли встречаться у некой госпожи Берсей, за которую господин де… ручался, как за собственную мать.

— Вам позволяют посещать вашу тетку, живущую, по словам вашим, неподалеку отсюда; значит, надлежит делать вид, что вы отправляетесь к тетке, и действительно станете наносить ей короткие визиты, а оставшееся время будете проводить в доме указанной мною женщины. Тетка, если ее спросят, ответит, что она принимает вас именно в тот день, который вы называете, так что небольшое «затруднение состоит только в том, чтобы соразмерить время визитов, а в остальном можете быть уверены, что, пока вам доверяют дома, все сохранится в тайне.

Не стану рассказывать вам, сударь, как я пыталась отговорить господина де… от сего плана, дать ему почувствовать всю затруднительность его… К чему расписывать вам свое сопротивление, раз в конце концов я не устояла? Я пообещала господину де… все, чего он добивался, а двадцать луидоров, врученные им Жюли без моего ведома, сделали из моей горничной горячую защитницу его интересов, так что теперь меня неумолимо влекло к погибели.

Дабы довершить падение свое, я, пьянея от нежного яда, наполнившего мое сердце, обманула тетку, сказав ей, что молодая дама из числа моих друзей (которой, впрочем, я уже дала согласие и которая брала на себя всю ответственность), желая доставить мне удовольствие, предложила мне трижды в неделю сопровождать ее во Французскую Комедию, о чем я не осмелилась сообщить отцу, опасаясь, что он воспротивится этому. Поэтому дома я стану говорить, что иду к тетке, и умоляла ее поддержать мой обман; после недолгого сопротивления почтенная дама поддалась на мои уговоры. Мы условились, что вместо меня к ней будет приходить Жюли, а я стану забирать ее по возвращении из театра, чтобы вместе вернуться домой. Я осыпала тетку тысячей поцелуев: ослепленная роковой своей страстью, я благодарила ее за то, что она довершала падение мое, распахивая дверь заблуждениям, кои вскоре привели меня к краю могилы!