Песня Обманщика (ЛП) - Маклеод Саманта

Мы провели там всю ночь. Она хотела большего, всегда большего, и я дал ей это. Я заставил себя преодолеть усталость, разжигая огонь и доводя ее мягкое смертное тело до оргазма снова и снова. Свет от моих костров заглушал звезды, но они не могли погасить бледное сияние зари. Я заметил, как оно набухает в небе над ее плечом, когда прижимал ее тело к своему, потирая наши бедра так медленно, как только мог, чтобы вызвать ее оргазм. Мягкий свет восходящего солнца упал на ее золотистые волосы как раз в тот момент, когда она кончила, ее тело напряглось, ее тепло разлилось по мне. Я закрыл глаза, желая умереть прямо сейчас, в момент чистого экстаза.

Аня рухнула мне на грудь, едва приходя в сознание, и я покрыл ее лицо и шею поцелуями. Я попытался помочь ей надеть ее невыносимо сложную смертную одежду, но это было слишком для меня и, в конце концов, мне пришлось довольствоваться тем, что я завернул ее в плащ.

Я нес ее обратно в деревню под далеким сиянием осеннего рассвета, ее голова покоилась на моей ключице, иллюзия делала нас невидимыми. Несколько человек уже проснулись, писали у парадной двери своего длинного дома или протирали глаза на рассвете. Я хмуро посмотрел на молодых людей, гадая, какого идиота она выбрала себе в мужья.

В длинном доме ее семьи еще никто не проснулся, хотя они уже начали ворочаться и зевать на спальных местах. Я опустил ее на землю, убрал волосы с ее глаз и губ, поцеловал в изгиб щеки и натянул одеяло до подбородка. Мне пришло в голову, что я могу измениться, возможно, стать мышью, наблюдать за ней из углов, когда она проснется.

Но какая-то часть меня понимала, что это будет еще больнее. 

Я искал утешения в самых разных неблагоразумных местах.

Сначала я отправился в Йотунхейм, где бродил по замерзшим пустошам на севере, находя дующий снег и бесконечный лед несколько успокаивающими. Но случайная встреча с ледяным медведем напомнила мне о золотых волосах Ани, рассыпанных по другой шкуре. Я разорвал зверя в клочья своей магией, а затем, спотыкаясь, добрался до Утгарда, миновал трущобы, где родился, и поднялся по зловещим ступеням огромного дворца Ангрбоды.

Ангрбода. Она была опасно честолюбива и так же безопасна, как ядовитая змея, но я трахал ее на протяжении веков. Она была, наверное, самым близким другом, который когда-либо мог быть у кого-то вроде меня.

Я не узнал охранника на ее крыльце, что было первым плохим знаком. Было время, когда я знал всех охранников и слуг Ангрбоды и довел большинство из них до оргазма. Это была полезная ассоциация на многих уровнях.

Это лицо мне было незнакомо, так что я напоролся на что-то неоспоримое и наполовину честное.

— Я здесь, чтобы увидеть леди Хель[3], - сказал я охраннику с широкой улыбкой.

— И кем же ты себя возомнил во всех Девяти мирах? — охранник хмыкнул. Он был необычайно непривлекателен, что было немного удивительно. Ангрбоде обычно нравились хорошенькие девушки.

— Ее отец, — сказала я, широко улыбаясь, пока улыбка не стала хищной.

Охранник бросился прочь, и я последовал за ним, не дожидаясь приглашения. Я знал дорогу через дворец Ангрбоды. После трех лестничных пролетов и двух длинных узких коридоров я услышал голос своей дочери.

— Да, спасибо, теперь я поняла, — сказала Хель. — Я думала, что у нас вчера был мороз.

Кто-то пробормотал что-то в ответ, но так тихо, что я не был уверен, говорит ли Хель с мужчиной или женщиной.

— Знаю, — ответила Хель. — Посмотрим только, какие саженцы выживут. Может быть, это научит фермеров вдоль реки прислушиваться к моим рекомендациям в следующий раз.

Мы с охранником в последний раз повернули за угол. Там, стоя перед открытой дверью и разговаривая с сутулой пожилой женщиной, стояла моя дочь Хель.

Я знал, чего ожидать, но даже в этом случае встреча с моей единственной дочерью всегда была для меня шоком. Половина лица и тела Хель принадлежали обычной молодой женщине, ее темные волосы доходили до талии, голубое платье было скромным и, возможно, немного степенным.

А вторая ее половина была мертва. На самом деле она была не просто мертва, ее левая половина активно разлагалась, и сквозь рваные клочья плоти проглядывали бледно-желтые кости. Когда мы подошли поближе, я заметил даже какой-то неприятный запах — смесь розовой воды и гниения.

Хель повернула голову, услышав наши шаги, и уставилась на меня своим бледным живым глазом. Я услышала шарканье сапог по камню, когда охранник, который привел меня сюда, отступил назад по коридору. Лицо Хель было совершенно лишено всякого выражения.

— О, — сказала она. — Это ты.

— Дочь, — ответил я. — Ты выглядишь действительно ужасно.

Не обращая на меня внимания, Хель снова повернулась к женщине, стоявшей перед ней.

— Спасибо тебе, Ганглати. Я с нетерпением жду тебя на следующей неделе.

Пожилая женщина низко поклонилась моей дочери и повернулась, чтобы уйти, но не раньше, чем бросила быстрый любопытный взгляд в мою сторону. Как только она исчезла в коридоре, Хель откинула голову назад, скрестила руки на груди и повернулась ко мне лицом. Я заметил ползущую личинку на мертвой, иссохшей, черной коже ее щеки.

Это была впечатляющая иллюзия. Она была еще совсем ребенком, когда впервые попросила меня научить ее искусству создавать иллюзию, чтобы изменить свою внешность. Я согласился, и эта кошмарная полумертвая фигура была тем, что она сделала со своими новообретенными знаниями. Технически это было довольно трудное заклинание. Я мог только догадываться, как сильно это должно было раздражать ее мать.

— Что, во имя Девяти миров, ты здесь делаешь? — спросила она.

Я пожал плечами.

— Ну, со времени моего последнего визита прошло немного времени.

Бровь на живой стороне ее лица приподнялась.

— Немного времени? Отец, прошло уже десять лет.

Так долго? Я порылся в памяти, пытаясь вспомнить, когда в последний раз был в Йотунхейме. Ах, да, тогда я направился прямо в покои Ангрбоды. И в прошлый раз тоже. И затем… ну, а до этого я залез прямо под платье Ангрбоды. Кажется, во время одной из ее свадеб.

— И как же ты поживаешь? — спросил я.

Хель закатила свой яркий, живой глаз и затуманенную, незрячую катаракту мертвого глаза. Эффект был совершенно ошеломляющий.

— Ладно. Мама хочет выдать меня замуж.

Она повернулась, чтобы уйти в свою гостиную, и я последовал за ней.

— Уверен, все будет хорошо, — ответил я. — А теперь ты предложишь мне выпить, или я просто буду стоять на пороге, как раб?

— Послушай, мамы здесь нет. И я знаю, о той самой девушке, из-за которой ты пришел, так что тебе незачем тратить на меня свое дыхание.

Я нахмурился.

— А что, она снова вышла замуж?

— Фу, да. За Тьяцци[4].

— О. Ну, я полагаю, это имеет смысл.

Тьяцци был одним из самых богатых лордов в Йотунхейме. Кроме того, он был одним из самых скучных людей во всех Девяти мирах. Единственная интересная вещь, которую Тьяцци когда-либо делал, не считая его огромного состояния, похожего на дородного, злого дракона — это он научился превращаться в массивного орла. Острый клюв орла и его отвратительный крик были лишь небольшим улучшением по сравнению с обычным внешним видом Тьяцци. Я не просидел бы с ним целый обед даже за все золото его дворца.

— Значит, она отправилась во дворец Тьяцци в Тьяццихейме? — спросил я.

Хель фыркнула.

— Верно. А еще она может попытаться выдать замуж его дочь Скади[5] и посмотреть, как это ей пойдет на пользу.

Пока она говорила, что-то темное шевельнулось в грудной клетке Хель. Я мельком увидел гладкий мех и блеск черных глаз.

— Это что, крыса? — спросил я.

По живой щеке Хель пробежал легкий румянец.

— О, она новенькая. Тебе нравится?