Цена покорности (СИ) - Шагаева Наталья

Назар молча довез меня до центра и просто высадил, наказывая молчанием. Угнетает, когда человек, который смотрел на тебя по-особенному, не смотрит вовсе, а очень задумчиво ведет машину, словно решает что-то важное. Назар очень непростой человек.

Я выкидываю гнетущие мысли из головы, как только встречаюсь с сыном. Не видела его несколько дней, а кажется — вечность. И вот сын рассказывает мне, как живет с отцом, делится впечатлениями, переживаниями, а я впитываю каждое его слово.

— Откуда у тебя такие часы? — спрашиваю, указывая на его запястье.

— А это Стеша подарила, — беззаботно отвечает Димка.

— Классные, — улыбаюсь я, а потом до меня доходит что Стеша — это Стефания, новая женщина Глеба, и улыбка сползает.

Я ненормальная, но хочется сорвать с руки сына чертовы часы и растоптать. Меня накрывает бешеной неконтролируемой ревностью, и я никак не могу себя преодолеть.

— Она не обижает тебя?

— Нет, она хорошая, с ней весело, — выдает сын, и кажется, я сейчас сорвусь. Видимо, мое настроение передается ребенку, и он дергает меня за руку. — Мам, я тебя люблю, — приводит меня в себя ребенок.

— Я тоже тебя люблю, очень-очень.

Мы гуляем по центру и скупаем всякую ерунду, пьем коктейли, едим мороженное, стреляем в тире, а потом идем в кафе на веранде. Заказываем вредную еду: пиццу, картошку фри с соусами, донаты с различными наполнителями и наслаждаемся жизнью. Я считаю, что ребенку нужно правильное питание, но несколько раз в месяц детей нужно кормить вредной едой, чтобы он не заглядывал другим детям в рот. Я и сама нарушаю диету и делаю это с удовольствием.

— Добрый день, — Назар опять подходит неожиданно.

— Здравствуйте, — удивлённо произносит Димка, рассматривая мужчину.

— Можно к вам присоединиться? — спрашивает он. Его взгляд опять теплый, спокойный.

— Да, конечно, — двигаюсь, чтобы Назар сел рядом со мной. — Дима, это… — медлю, не зная, как и кем обозначить Назара.

— Друг, — заканчивает за меня он. — Назар, — он по-мужски тянет рук Димке и слегка улыбается.

В уголках его теплых глаз собираются морщинки, а я рассматриваю его профиль и тоже улыбаюсь. Он больше не злится, что я не оповестила его о встрече с сыном, и мне становится легче.

— Дима, — они пожимают руки.

— Едите вредную пищу? — усмехается Назар.

— Да, присоединяйся, — заигрываю я, макая картошку в соус и демонстративно съедаю. Назар качает головой, загадочно усмехаясь.

— Нет, я пообедал, но выпью кофе, — он заказывает официанту напиток и откидывается, располагая руку на спинке моего кресла. Такой типичный мужской собственнический жест. Ничто не чуждо мастеру. — Я слышал, ты увлекаешься футболом? — спрашивает Назар, а Димка охотно кивает.

А дальше начинается что-то невообразимое, Назар вытягивает моего сына на разговор о футболе, он грамотно увлекает его, раскрывая, располагая к себе вопросами и спорами о спорте. Через минут двадцать Димка смотрит на Назара горящими глазами и общается как с давним знакомым, а я с открытым ртом за этим наблюдаю. Двадцать минут! Назару понадобилось двадцать минут, чтобы расположить к себе ребенка! Хотя неудивительно, ему понадобилось столько же, чтобы расположить меня. Он точно демон.

Все проходит замечательно, пока Глеб не приезжает за сыном. Во-первых, мне не хочется расставаться с Димкой, во-вторых, я смотрю на такого раскованного, вполне довольного жизнью мужа — и внутри все начинает вновь гореть, разъедая, словно серной кислотой. Он, как всегда, до безобразия привлекателен и уверен в себе. Каждый жест, взгляд говорит о том, что Глеб ни о чем не сожалеет.

Бывший муж подходит к нам уверенно, здоровается за руку с Назаром, кивает мне и трепет Димку по волосам. Они недолго о чем-то беседую с Назаром, о каких-то поставках, договорах — я ничего не понимаю и даже не хочу вникать. Рука Назара по-прежнему по-хозяйски лежит позади меня, а его пальцы касаются моих волос, играя с ними. А Глеб совершенно не обращает на это внимания, в нем ничего не горит и не болит, как у меня. Полное безразличие. А у меня снова рушится мир. Я любила его как ненормальная, жила им, а он всего лишь позволял себя любить.

Внутри все переворачивается, глаза наполняются слезами. Больно, невыносимо. Я была не готова к встрече с Глебом. Все обиды, горечь, злость и проклятая любовь всплывают, выплескиваясь наружу, и я внутренние кричу, пытаясь перетерпеть боль. Я уже ничего не слышу и не вижу, в горле образовывается ком, дышать трудно. Мне бы уйти с гордо поднятой головой, а я рассматриваю Глеба, пытаясь не разрыдаться.

Прощаюсь с сыном, держась из последних сил, и смотрю вслед, пока они не скрываются с поля

зрения.

— Ну все, поехали!

Назар берет меня за руку и торопливо тянет за собой. Он так сильно стискивает мою ладонь, что из глаз все-таки срываются слезы. И я бегу за ним вслепую, ничего не замечая. Назар сажает меня в машину, обходит ее, садится за руль и выезжает со стоянки.

Он ничего не спрашивает и ничего не говорит. А я не способна сейчас на разговоры. Я обнимаю себя руками, смотрю в боковое окно и стараюсь плакать очень тихо, но периодически громко всхлипываю. Проклинаю себя за слабость, размазывая слезы. Чувствую себя жалкой и никчемной дурой, которая не может взять себя в руки.

Назар паркует машину, так же молча выходит, открывает мне двери, подает руку и дергает на себя. Останавливается, всматривается в мои заплаканные глаза, обхватывает лицо теплыми ладонями. Стирает большими пальцами слезы, но это не утешение, он сжимает мое лицо и грубо вдавливает пальцы, смотря холодным взглядом. Стою смирно и мерзну от его ледяного холода. Меня трясет, но я покорно смотрю ему в глаза. Потому что там, на дне арктического холода, есть эмоции, которые он умело пытается скрыть.

— Я… — сама не знаю, что хочу сказать, но меня убивает молчание.

— Молчи! — четкий безапелляционный приказ. И я замолкаю. Назар, закрывает глаза, разрывая наш контакт, сглатывает и отпускает меня. Вновь берет за руку и ведёт в дом. — Ты можешь делать все что хочешь. Весь дом, кроме моего кабинета, в твоём распоряжении, — сухо сообщает он и уходит.

Медленно поднимаюсь в свою комнату, закрываю дверь и распахиваю окно. Небо темное, тучи низко и пахнет озоном. Вздрагиваю от раската грома. Страшно. Как в детстве, зажмуриваюсь, когда сверкает молния и поднимается ветер. Новый раскат грома, от которого трясется пол и идёт гул, и я зажмуриваюсь снова. Новая вспышка молнии наконец-то несёт за собой проливной дождь. Кажется, погода в ярости. И я тоже злюсь вместе с ней на себя! Раздеваюсь, срывая с себя одежду, потому что она меня душит, а потом падаю на кровать лицом в подушки. И колочу по постели, отбивая ладони. Дура! Он спасает меня, даёт все что нужно, сам открывается, а я ему в ответ эмоции к бывшему мужу! Идиотка! Чувство вины давит, не позволяя нормально дышать, и я задыхаюсь.

Соскакиваю с кровати, снимаю бюстгальтер и надеваю простое домашнее платье с запахом, заправляю волосы за уши и спускаюсь вниз. Намеренно иду в кабинет. Внутри все сводит, я боюсь, что Назар меня прогонит, но решительно стучу в дверь. Тишина, сердце замирает.

— Войди! — разрешает он, и сердце ускоряет ритм.

Вхожу и вижу Назара в кожаном кресле возле окна. Он расслаблен, ноги широко расставлены, рубашка полностью расстегнута, пьет виски со льдом и тоже смотрит в распахнутое окно на дождь.

— Можно? — спрашиваю я.

— Да, что ты хотела? — голос отрешенный.

Делаю к нему шаг, ещё и ещё, обхожу кресло, глубоко вдыхаю и опускаюсь на колени между его ног. Тишина, Назар не реагирует, продолжая пить виски и смотреть в окно. Опускаю голову ему на колено и закрываю глаза.

— Прости, что не спросила разрешения, — хочу говорить чётче, но выходит сипло и тихо. — Прости за эмоции и реакцию на Глеба. Я оказалась не готова к встрече с ним. — Чувствую, как Назар напрягается, а потом запускает руку в мои волосы и ласкает, перебирая пряди. И мне становится легче, у него невероятно приятные руки. Иногда щедрые, иногда жёсткие, а сейчас ласковые. — Я не хотела, чтобы все так вышло…