Unknown - C Новым годом, мальчишки! (СИ)

Они приглушают звук телевизора, гасят верхний свет, оставляя только лампу над плитой и переливающуюся гирляндами ёлку.

- Я буду еще курицу, ага? – Миша выбирает из кастрюли куски побольше. – Обалденно получилось. Ты – молодец, сегодня не пересушил.

- Салат-то бери! – Олег придвигает тарелку.

- Я - буду, буду! – кивает Мишка, уплетая «обалденную» курицу. – Я есть хочу, как слон! Столовая-то сегодня не работала!

Олег разливает коньяк.

- Жуй, не спеши. Никто не отнимет, - и поднимает рюмку: - Давай - за Юркино здоровье?!

На улице начинаются салюты.

- Лёль, помнишь Москву? – вдруг спрашивает Миша. – Воробьевы горы?

- Помню. Я из-за тебя поехал. Мне в толпе было страшно до дрожи. Но я подумал: ты – бестолочь, Москвы не знаешь, отстанешь от наших, заберут менты… А когда понял, что Кристина тебя из когтей не выпустит, домой сразу свалил…

- Прости! – говорит Мишка. – Прости, что я балдой такою был. А теперь - за меня не боишься?...

- М?... – Олег задумчиво смотрит за окно, на вспухающее цветными фонтанами небо.

А Мишка обнимает его одной рукой и бережным движением пытается склонить к своему плечу.

- Лёля, маленький!...

У них нечасто бывает такое настроение. Олег обычно – главный. Но сейчас расслабленному, подвыпившему Мишке хочется тискать и лелеять Олега, как девочку. Олег не спешит подчиниться. Чуть опустив глаза и пряча улыбку, несильно напрягает плечи. Но Мишка, поглаживая от плеча к локтю, продолжает легкий, но настойчивый напор.

- Хороший, сладкий мой, «принцесса»… Иди ко мне!

Олег уступает медленно, словно неохотно. За окном выстреливает мощная петарда. Звук похож на взрыв. Сноп огней рассыпается у верхних этажей. От неожиданности Олег подается назад. И Мишка, пользуясь мгновением, прижимает его к себе. Олег сдается, обмякает, плотнее прижимается к Любимому и теперь чуть вздрагивает от громких оглушительных разрывов.

- Никто не обидит, Лёль! Никто не посмеет! – Мишкины губы касаются его виска. – Никому не отдам!... Ты – мой!

Но тут в коридоре топочут маленькие пятки, и на пороге кухни возникает испуганный Юрка:

- Пап, это – гроза?

- Это – салют, - Олег берет сына на руки и подходит к окну: - Видишь, как красиво?

Но сонный малыш мотает головой:

- Когда так громко – некрасиво! – отворачивается от разноцветных всполохов, прячет лицо у отца на плече. Потом, чуть развернувшись к Мишке, выдыхает: - Миш, ты – боишься?

- Нет, - улыбается Миша. – Я ничего не боюсь. Пойдем ложиться, а?

Они уносят сына в комнату, и пока Олег укрывает его одеялом, Миша достает из шкафа плед и пристраивает на вбитые над рамой гвозди. В комнате становится тише и темней. Олег сидит на краю Юркиной постели, накрыв большой ладонью крохотные пальчики. Мишка опускается на пол у его ног, прислоняется спиной к его коленям. Юрка что-то еще тревожно бормочет, потом затихает и через несколько минут дышит уже ровно и спокойно. Олег выжидает еще какое-то время, ласково касается Мишкиного плеча – и понимает, что тот тоже спит. Олег ерошит его затылок:

- Минь, пойдем ложиться?

- А? – вскидывается Мишка. – Прости, я задремал…

У них многолетняя традиция – секс в новогоднюю ночь. Но сейчас Олег видит, что Любимый устал. В постели Миша кладет руку ему на пах:

- …Новый год же?!...

- Спи, заяц. Спи! Всё – завтра!

- Ок, утром, – сонно шепчет Миша. – Это всё аврал дурацкий. И коньяка не надо было пить.

Олег кивает, едва дотрагиваясь, гладит любимого по плечу и чуть отодвигается на кровати – так, что касаются теперь только их ступни и ладони. Салюты за окном грохочут канонадой, то набирая крещендо, то затихая, словно удаляясь. Вскипают и стихают у подъезда оживленные голоса, лает собака, улюлюкают сирены сигнализаций. Потом всю эту какофонию для Олега отодвигает мерный звук Мишкиного дыхания. И его веки тоже смежает усталость.

Утро наступает серым, мутноватым светом. За окном – тишина. Олег выпутывается из-под одеяла, повыше взбивает подушку и с улыбкой смотрит на своего Миньку. Тот спит, по-детски подложив ладонь под щеку. Но от взгляда мужа обсыпается, придвигается ближе и, глядя сквозь прищуренные ресницы, с улыбкой шепчет:

- Трахать будешь – не буди!

Лёлькины пальцы бережно проводят по Мишиной скуле. Миша смешно морщится, затягивает ласкающую ладонь себе под щеку. Потом, качнув бёдрами, прижимается к Олегову утреннему стояку. Широко распахивает глаза и смотрит на Любимого тепло и лукаво:

- Идем?...

Они уходят в ванную комнату – а где еще можно уединиться от ребенка в однокомнатной квартире?! Вчерашняя лирика - в прошлом. Белым днем авторитет Олега сомнению не подлежит. Мишка поворачивается к мужу:

- Лёля, как?

- Раком! Как еще-то? – мягко усмехается Олег.

Мишка снимает боксеры и раздвигает ступни, опираясь локтями на крышку стиральной машины. Ритмично вбиваясь в покорное тело, Олег гладит кончиками пальцев его плечи, скользит к нежным ямочкам на сгибе локтей, нащупывая вены, ведет по ним к запястьям. Мишка отдается подчиняющему ритму и ласкающим касаниям.

- Выпрямись! – шепчет Олег. Мишка выпрямляется, привстает на цыпочки, подстраиваясь к новому углу проникновения. – Снова нагнись! – просит Олег через две минуты. И его Любимый послушно «ломается» в пояснице, чаще дышит, чуть прикусив губу, чтоб не застонать громко. – Иди-ка,… - Олег хочет снова поменять позу, но Миша начинает кончать, глубже прогибаясь, дотягиваясь руками до Олеговых коленей, сжимает их сильным движением.

- Лёёёёля!... Спасибо!

- Сейчас тебе – «спасибо»! Натурой расплатишься! – улыбается Олег. Когда стихают Мишкины конвульсии, обнимает его под живот, разворачивает в позу, в которой удобнее и слаще всего ему самому. Но когда его движения становятся порывистыми, а дыхание – резким, дверь дергают, и раздается радостный и звонкий голосок:

- Миша! Дед Мороз принес…

- Блиннн! – выдыхает Олег, резко выходит из любовника и стягивает с вешалки халат: - Одевайся, Минь. Скорей! Я – не могу, у меня – стоит!

Одеваясь, Мишка прыскает смехом:

- Прости, Лёль!

- «Женаты с детьми», ёлы-палы! – тоже смеется Олег. – Иди уже!

Миша звякает щеколдой: у дверей ванной босой Юрка в пижаме прижимает к груди коробку «лего»:

- Миш, смотри – летающий дракон, как в мультике! Поможешь мне собрать?!

- Ну-ка, обуваться! – картинно хмурит брови Миша.

- Сейчас! – кивает сын и шмыгает в комнату.

За эти полминуты Мишка возвращается в ванную, достает с полки «возбуждающую» смазку и протягивает мужу:

- На, держи!

- Не надо. Вечером…

Мишка иронично улыбается:

- Тебе ж полминуты осталось?

- Да.

- Ну и не жди вечера. Праздник же, всем должно быть здОрово! А ты нам – знаю я тебя! – сейчас такую строгость разведешь, если не кончишь! «Конфеты не ешьте», шарфы – до самых бровей повязать, меня за шампанское «на подоконнике строить» будешь, а?

- А ты напиться собираешься? – серьезнеет Олег.

- Началооось! – хмыкает Мишка. – Сказал: дрочи, давай! – и выходит в коридор.

За спиной его щелкает задвижка.

- Миша! Смотри – здесь двое разных крыльев! – Юрка всё еще в пижаме, но уже в тапках появляется в дверях.

- Пойдем смотреть! …Конфеты не бери пока, сначала – кашу.

- Кашу не хочу! – мотает головой Юрка.

Спустя несколько минут свежевыбритый, улыбающийся Олег выходит на кухню. На краю стола теснятся вчерашние салаты, а посередине разложена инструкция по сборке дракона. Миша выбирает из коробки разноцветные «кирпичики», а Юра, отправив в рот ложку овсянки, тычет пальчиком в схему:

- Четыре! Таких квадратика – четыре, посмотри!

Пожалуй, если бы Олегу пришлось силой воли глушить неутоленную страсть, он начал бы Новый год со строгой фразы: «Не говори с набитым ртом!»

Но сейчас он расслабленно усмехается и с мягким осуждением качает головой:

- Сначала поесть, а потом играться – нет, не катит?

- Лёль, я кофе буду! – подняв глаза от коробки с детальками, улыбается ему Миша.

Олег, чуть наклонившись, целует Мишу в висок, Юрку – в макушку, говорит:

- С новым годом, мальчишки! - и идет варить кофе.

------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

* «Купола» и надпись «Не забуду мать родную» - распространенные тюремные татуировки.

* «Малина» - воровской притон, уголовный жаргон.