Мы, или Рождественский переполох (СИ) - Ковалевская Алиса

Распушила ещё влажные волосы, встала боком. Стук повторился: ещё более настырный, громкий.

Я поспешила к двери. Открыла и тут же отступила на шаг. Гость вошёл не спрашивая. Остановился на пороге и, посмотрев на меня тяжёлым взглядом, негромко сказал:

— Здравствуй, Мария.

Время остановилось. Я стояла, глядя на него, возникшего на пороге моего дома буквально из ниоткуда. Всё те же синие глаза — льдистые, обжигающие холодом, твёрдые черты лица. Только седины в волосах стало больше и лучики морщинок в уголках глаз заметнее.

Странно, но ни страха перед ним, ни смущения я не испытала. Только что-то странное, прошедшееся внутри отголоском тревоги.

— Можно войти? — спросил он, не сводя с меня взгляда.

— Ты уже вошёл, — ответила я и поняла, что голос мой звучит также тихо, как и его. Пропустила и закрыла дверь.

Мельком увидела, что Лиза, застыв, смотрит на нас. Александр тоже заметил её и теперь не сводил взгляда. Стройная, грациозная, как лань, она превратилась в молодую волчицу, готовую броситься мне на защиту. Недоверие, что читалось в её позе, в выражении её голубых глаз, было столь очевидным, что слов не требовалось. Глаза… Сердце подпрыгнуло к горлу.

— Всё в порядке, — обратилась я к дочери.

— Ты уверена? — всё с той же настороженностью переспросила она, переведя взгляд с Александра на меня. — Мам…

— Да, — стряхнув наваждение, отозвалась я и попросила: — Ты не могла бы подняться к себе?

Лиза недовольно поджала губы, но спрашивать ни о чём не стала. Молча развернулась и, по-прежнему держа спину прямой, пошла вверх по ступеням. Её тонкие острые лопатки двигались в такт шагам, подол синего платья колыхался.

— Я узнал совсем недавно, — подал голос стоящий у меня за спиной Куратов, и я снова посмотрела на него.

Всегда жёсткий, решительный, он и теперь остался таким же. Не дожидаясь приглашения, поставил на тумбу пакеты, картонную коробку и принялся разуваться.

Спрашивать от кого, я не стала. Не всё ли равно? О том, что Лиза — его дочь, знали только двое: Максим и Денис. Но теперь это стало не важным.

Я смотрела на мужчину, едва не сломавшего мне жизнь, мужчину, из-за которого мой первый муж едва этой самой жизни меня не лишил, и не понимала, что чувствую.

— Возьми, — он отдал мне перевязанную теснённой лентой коробку с тортом.

Я молча посмотрела на его руку и, ничего не сделав, пошла в кухню. Поставила чайник и, стоило тому зашуметь, прикрыла глаза. Проглотила внезапно вставший в горле ком. Услышала, как Александр вошёл следом и поставил торт на стол.

— Зачем ты пришёл? — спросила негромко.

— Хотел поздравить свою дочь и её мать с Новым годом, — прямо ответил он.

— У тебя нет дочери, — негромко, но спокойно отозвалась я. — Александр…

— Ничего не говори, — остановил он меня. Подошёл и дотронулся до руки. — Тогда… Я должен попросить прощения.

— Должен, — согласилась я, убрав руку. — Проси.

— Прости.

Губы мои тронула невесёлая усмешка. Серёжка, отвлёкшись от игрушек, подошёл к нам и принялся выклянчивать мультики. Я коснулась его головы, погладила и проговорила, обращаясь к Куратову:

— Думаешь, всё так просто? Ты забыл, что сделал? Забыл, как обошёлся со мной после?

— Не забыл, — глядя мне в глаза ответил он. Без увиливаний, без неловкости. — И именно поэтому сейчас я прошу у тебя прощения, Маша. Поэтому и потому, что тебя я тоже не забыл.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ерунда, — порывисто бросила я.

Склонилась к внуку и, взяв на руки, отнесла его на диванчик.

Куратов наблюдал за нами, пока я включала мультфильм на планшете, и я чувствовала его взгляд. Чайник, закипев, выключился, на смену шуму пришли голоса мультяшек, разноцветными шариками запрыгавших по дисплею.

— Что нужно сказать? — я провела ладонью по спинке Серёжи.

Тот задумчиво нахмурил маленькие густые бровки, глянул на меня.

— Нужно сказать спасибо, — подсказала я. — Спасибо, — повторила, глядя на него.

Внук нахмурился сильнее и отозвался:

— Спасибо.

Я снова погладила его по спине. Отошла к столу. Александр всё это время молчал.

— Ты не тот человек, который стал бы ждать столько времени, — сказала я, глядя на Куратова. — Ты же привык раскидывать людей так, как нужно тебе. Ты… — внутри меня вдруг вспыхнул гнев. — Ты знал, что у меня два сына. Знал! Но ты не помог мне, ты не сделал ничего. Уходи. Прощения надо было просить раньше. Намного раньше, Александр, — выговорила холодно, глядя прямо ему в глаза. В этот момент я чувствовала себя как никогда сильной.

— В этом ты права, — вновь согласился он, но уходить не спешил. — И всё же я прошу у тебя его сейчас.

— Зачем?

— У меня двое детей, Маша… — он немного помолчал, потом заговорил снова: — Сын. Вандор…

— Я прекрасно знаю, как зовут твоего сына.

— Да… — задумчиво отозвался он. — Но он прекрасно обходится без меня. Теперь дочь… Если бы я знал о ней…

— Что бы ты сделал? — злость усилилась. — Отобрал бы её у меня? Что?! Кто я и кто ты? Ты ведь так считаешь, верно?

— Когда-то считал, — снова ответил он прямо. — Когда-то, но не теперь.

— Когда-то считал, — снова ответил он прямо. — Когда-то, но теперь…

Он замолчал.

Так мы и стояли, далёкие друг от друга и одновременно связанные расплывчатым прошлым. Когда-то от этого мужчины зависела не только моя жизнь, но и жизнь, благополучие моих сыновей. Деньги, которые я получала, работая в его доме горничной, были единственным стабильным источником дохода нашей семьи. Мой муж…

Я невольно дотронулась до шеи, почувствовала под пальцами борозду давно зарубцевавшегося шрама.

Взгляд Александра задержался на моих пальцах. Льдинки в глазах блеснули, голубизна словно покрылась инеем.

— Прости, — повторил он.

Я молча взяла чайник и отнесла к столу, затем вернулась за чашками и так же молча разложила пакетики. Разливая кипяток, внезапно поняла, что руки у меня чуть заметно подрагивают.

Имеющий большие деньги и власть, Куратов всегда получал то, чего захочет. В какой-то момент он захотел меня, и отказать ему права у меня не было. Потому что… Потому что я была никем. Бесправная горничная: ни образования, ни перспектив. Одним лишь словом он мог перечеркнуть мою жизнь одним лишь словом. Выставить меня на улицу, сделав пометку в моей анкете. В конечном итоге именно это и случилось. В конечном итоге…

Не потому, что я отказала ему. Нет. Отказать я не смогла, хоть и пыталась. Пыталась, потому что запрещала себе даже думать о том, что я могу быть для этого человека кем-то большим.

Его желание было законом, тем более, в его доме. Один раз, второй… Он брал меня, когда и как хотел до тех пор, пока мой муж не почувствовал, что что-то не так.

— Я сам, — Александр тронул мою руку, когда я хотела было раскрыть торт.

Вздрогнув, мельком подняла на него взгляд и отступила к раковине. Там заставила себя сделать глубокий вдох. Прошлое, всего несколькими минутами назад казавшееся блёклым, становилось всё ярче. Запахи, звук голоса, краски… От него пахло всё тем же одеколоном: древесным, с тонкими нотками сандала и хвои. Память…

Доставая блюдца, я едва не выронила их. Бесшумно приблизившись, Куратов забрал их из моих рук, и взгляды наши снова встретились на мгновение.

— Я не понимаю, зачем ты пришёл, — тихо сказала я. — Не понимаю.

— И не надо, — сказал он, не отводя взгляда.

— Не надо? — я смотрела, как он, уверенно держа нож, разрезает торт, как раскладывает его по тарелкам. Смотрела и не могла отвести взгляда.

— Ещё одну, — не попросил — приказал.

— Зачем? — спросила, прекрасно понимая, зачем.

И опять. Опять глаза в глаза. Его тяжёлый, колючий взгляд пробудил внутри тревогу, и я покачала головой.

— Нет, — сказала твёрдо, но он, не обратив на моё «нет» внимания, сам достал ещё одно блюдце. Положил на него самый красивый кусок торта — с торчащим из него кусочком шоколада и розочкой из безе. Оставил на столе, посмотрел на меня и точно так же твёрдо выговорил: