Училка и мажор (СИ) - Орлова Юлианна

—Александр Павлович… — начал бычить второй, но я даже слушать не хочу, че и как. Меня по факту не колышит вообще.

—Мне срать, что тебе сказал Александр Павлович, Жека, — раз не представился, будет Жекой. Жека один, Жека два.

В боковом стекле отражается вытянутое лицо паренька, он пытается сдержаться из последних сил. Но мне плевать. Я хочу начать бесить отца начиная с настоящего момента и на столько, на сколько хватит сил. В этом мне равных нет уж точно, а там посмотрим, на сколько хватит батеньки и его терпения. Ставлю все, что у меня есть, что в жтом раунде выиграю я. Потому что я не знаю поражений.

Клык первый подает голос, и в общем-то проблемы особо нет. Оба напортачили.

—Замяли, я тоже мудак.

—Ой, ты еще какой мудень, друг.

Я смеюсь и абсолютно точно соглашаюсь со всем. Мудак Рустам Александрович. Отчество бы тоже подшаманить, а то оскомину набило.

ГЛАВА 2

БЕЛЫЙ

За один день у бабушки я явно наверстываю время, когда жил без ее пирожков и зраз, что вызывают во мне чистый восторг. Клянусь, никто так не готовит их, как она. С отцом сегодня не вижусь, не хочу, хоть на телефон падает несколько СМС с коротким требованием увидеться. Своим шавкам и шестеркам будет приказывать, но не мне. Я птица вольная.

Растекаясь патокой перед очередным изысками, я впервые за долгое время расслабляюсь. Без спиртного и девочек. Лишь с борщом, ну а что поделать? Бабушкин борщ я готов есть и на обед, и на ужин, и даже ночью, если останется.

—Рустам, ты с отцом собираешься говорить? — бабушка сидит на кухне и насыпает мне очередную порцию. Вкусно, как в раю. Целую руки этой прекрасной женщины и довольно лыблюсь, а чего нет? Я так не ел целую вечность. Даже упоминание отца меня не трогает.

—Неа.

—Он звонил.

По спине проходится холодок, а руки сами собой сжимаются в кулаки. Звонил он, как же.

—Так нельзя, Рустам.

Бабушка у меня мировая, но в своих отчаянных попытках сделать для всех лучше бывает, что переходит черту. Значит так нельзя, а как он поступал, то, выходит, можно?

—Я с ним увижусь тогда, когда у меня будет соответствующее настроение, — поворачиваюсь к ба и отвечаю, как духу. Нервировать ее не хочется, но и врать не стану. Знала бы она всю правду, не стала бы так отчаянно стоять на том, что нам надо поговорить или еще лучше — помириться.

—Вам надо поговорить.

—Ба, я тебя люблю, ты знаешь. Но на эту тему я говорить не собираюсь. Давай лучше подумаем, в какой санаторий тебя отправить.

Я, собственно, по большей части из-за бабушки и вернулся, не рассчитывая особо, что отец будет думать о своей же матери. Куда ему об этом думать, если есть вещи поинтереснее?! А с бабушкой был головняк, куда это годится за месяц пять раз вызывали скорую, и не она сама, а соседи. Которые, слава богу, контактные и с бабушкой в отличных отношениях.

—Не надо мне никаких санаториев, — решительно заявляет бабушка и отворачивается, скрещивая руки на груди. Упертая ослица.

—Надо. У кого тут давление скачет, у меня или у тебя?

—Старая я уже, одной ногой в могиле. Правнуков бы хотелось увидеть, да и хватит с меня. А санатории то для молодых.

—Я не понял, а в клуб с внуком сходить? Я должен показать миру эту неземную красоту.

И это была чистая правда, бабушка у меня красавица, каких еще поискать. Да днем с огнем не сыщешь. Деда выхватил не просто Афродиту, но и умницу, да и такое сокровище, что я сейчас, будучи в том возрасте, когда он ее встретил, даже немного завидую. Да что там, я капец как завидую дедушке.

—Хватит, голубчик, это уже даже не смешно. С каждым годом не смешнее, — пусть это звучит скорее, как укор, но в голосе проскальзывает нежность. Наклоняюсь плавно и трусь щекой о щеку своей красавицы. Да, единственная женщина, кого я называл красавицей, помимо матери. Она была у меня такой же. Неземной. В груди плавно стягивается узел, и настроение сходит на ноль.

—Ты знаешь, что ты самая лучшая в мире бабушка?

—Ох, знаю, внучок, знаю. А ты у меня самый лучший в мире внук.

—Это потому что я у тебя один, — смеюсь, стараясь абстрагироваться. Но нервная система уже завелась. Приходится мысленно надавать себе оплеух, чтобы переключиться. Изменить поворот.

—Потому что ты у меня гений.

—Такой на минималках.

Мы продолжаем обедать в тишине, и эта тишина становится для меня своего рода лечением. В доме у бабушки всегда тепло и спокойно. Хочется остаться навсегда, но она упорно против, чтобы с ней кто-то жил. Немаленькая и вообще. Как дедушку похоронили, она предпочитает быть больше наедине. В этом ее успокоение.

—Я была на кладбище. Там все в порядке.

Для меня это как очередной удар по темечку обухом. С разбегу и так оглушающе сильно, что дыхание на мгновение спирает, а душа замирает. Я на кладбище не был, не могу туда зайти, хотя надо. Не могу посмотреть на памятник и увидеть все своими глазами. Так сложно и одновременно невыносимо, а пока не видишь, то кажется, словно никто не умирал. Потерялся, уехал, растворился в пространстве, но не умер. Живет где-то там в далекой стране, где меня нет, но живет.

—Спасибо.

Мы понимаем друг руга без слов. Как и всегда понимали вплоть до той ситуации, когда я предпочел ничего не пояснять и уперто гнуть свою линию до конца. Чуть не расквасившись на машине в паштет.

Звонит телефон, как раз вовремя, чтобы не закопаться в воспоминания еще глубже.

—Уже соскучился? — Клык тут как тут, честное слово. Бабушка явно понимает, о ком речь и шепчет, мол «привет» передай. Это ее любимец, так что у них взаимная любовь ася-ся-ся. — Да, передам-передам, ба. Тебе от бабушки «привет».

Ну и парочка тут все-таки собралась.

—Ей от меня тоже. Как насчет завалиться сегодня в клуб? — по голосу понятно, что настроения там тоже не бьет ключом, а значит делишки не так хорошо пошли, как на то была надежда. Отношения у них, скажем мягко, натянутые.

Да что там, в этом он не так далеко ушел от меня, только я своего ненавижу сильнее.

—Отец?

Ответа не следует, а мне и не надо, чтобы понять, насколько все хреново у друга. А посему довольно быстро соглашаюсь, как обычно. Клубы для меня дело житейское.

—Я за любой кипиш, кроме голодовки.

Кладу трубку и в игривом тоне говорю ба:

—Готовь платье, идем покорять наш любимый клуб.

—Дурашка!

Слышится в ответ.

Мы с Клыком заваливаемся в клуб, и все в принципе происходит ровно так же, как и обычно. Девочки, выпивка. Не скучно, но и не «вау», конечно, потому что приелось. Маринка еще прицепилась к Клыку, смотреть на нее сейчас немного тошно. Ну как тошно, если бы она из себя Крюгера бы не сделала ботоксом и всякой химозой, то может и норм баба была. Не Александровна, конечно, но для друга так разок-другой натянуть можно для здоровья.

В целом-то я друга не понимаю, ну была баба, ну что теперь ломаться пополам, что не твоя? Найди другую и радуйся жизни, нет же. Въелась она ему в башку. Да уж.

—Привет, красавчик, — кто-то усаживается рядом со мной и закидывает нога на ногу. Кто-то — это ничего такая блонда с верхними девяноста. Я растягиваю лыбу пошире и окидываю незнакомку внимательным взглядом. Ну тоже надутая немного, но не как Маринка. Как у Егора вообще встает на нее?

—Привет.

—А я тут смотрю, сидит красавчик, ай думаю, подойду.

—Правильно подумала.

В глазах азарт, она уже заценила мои часы за несколько косарей баксов, и явно размышляет, что ей перепадут хоть в половину цены дешевле. Когда у тебя есть бабки — девки липнут к тебе как банный лист на жопу. Я особо этим никогда не пользовался, на мою смазливую рожу и так идут, а ресницы так вообще вроде как крышак сносят мадамам. Правда, они у меня как коровы, только и успевай, что хлопать ими.

Подзываю официанта и делаю тот самый нужный заказ элитного «Кристал», девочки такое любят, а мне нравится баловать девочек, даже таких…однодневных. Я все-таки воспитан хорошо, девочек не обижаю.