Дж. Уорд - Темный любовник

Когда эта леденящая ненависть настигла и Дариуса, он поднял новую бутылку пива и залпом осушил ее.

Вампир молил Бога, чтобы сделанный им выбор оказался верным.

Бет Рэндалл подняла глаза на своего редактора, опирающегося бедром о ее стол. Его взгляд опустился прямо к вырезу ее блузки.

— Снова работаешь допоздна, — пробормотал он.

— Привет, Дик.

«Разве тебе не нужно домой к жене и двум детишкам?», добавила она мысленно.

— Что делаешь?

— Редактирую кусок для Тони.

— Знаешь, есть и другие способы меня впечатлить.

Да уж, она могла себе представить.

— Ты прочитал мой мэйл, Дик? Днем я пробежалась до полицейского участка, поговорила с Хосе и Рикки. Они клянутся, в город переехал торговец оружием. У наркодилеров нашли два модифицированных «Магнума»[7].

Дик похлопал ее по плечу, не преминув погладить его перед тем, как убрать руку.

— Ты просто продолжай заниматься бумажками. А беспокоиться о тяжких преступлениях позволь большим мальчикам. Мы же не хотим, чтобы что-то случилось с твоим симпатичным личиком.

Он улыбнулся и прикрыл глаза, задержав взгляд на ее губах.

«Эти взгляды продолжаются уже три года», подумалось ей. С тех самых пор, как она стала на него работать.

Бумажный пакет, вот что ей нужно. Бумажный пакет, чтобы натягивать его на голову всякий раз, когда она с ним разговаривает. Возможно, с приклеенной спереди фотографией миссис Дик.

— Может, тебя нужно подбросить домой? — спросил он.

Когда рак на горе свистнет, ты, похотливый кобель.

— Нет, спасибо, — Бет отвернулась к своему монитору, надеясь, что он поймет намек.

В конечном счете Дик поплелся прочь, вероятно, направившись в бар напротив, являющийся обязательным пунктом программы большинства репортеров перед поездкой домой. Колдвелл, штат Нью-Йорк, никак не назовешь меккой для журналиста, но, конечно же, «большим мальчикам» Дика нравилось поддерживать видимость переноса на своих плечах тяжкого социального бремени. Они наслаждались своим притворством вплоть до бара Чарли, треплясь о тех деньках, когда работали на крупные и более важные газеты. По большей части все они были точно такими же, как Дик: заурядные мужчины средних лет, пусть и компетентные, но далеко не блиставшие в своем деле. Колдвелл был довольно большим и достаточно близким к Нью-Йорку, чтобы здесь существовал собственный грязный бизнес насильственных преступлений, продажи наркотиков и проституции, так что мальчикам было чем заняться. Но газета «Колдвелл Курьер Джорнал» — это вам не «Таймс», и никому из них никогда не видать Пулитцеровской премии[8].

Даже слегка грустно.

«Мда уж, взгляни-ка лучше на себя в зеркало», одернула себя Бет. Она репортер, специализирующийся лишь на одном типе новостей. Ей даже никогда не светит поработать в газете национального масштаба. Если ничего не изменится, то когда стукнет пятьдесят, ей придется трудиться в бесплатной прессе, шлифуя раздел частных объявлений и восхваляя славные времена в «ККД».

Бет потянулась к пакетику «Эмэндэмс»[9], которым подкреплялась время от времени. Проклятый пакетик был пуст. Опять.

Вероятно, ей просто пора идти домой. И прихватить немного китайской еды по дороге.

По пути из отдела новостей, который представлял собой открытое пространство, изрезанное на кабинки тонкими серыми перегородками, она совершила набег на тайник с печеньем «Туинкиз»[10] своего приятеля Тони. Тони ел все время. Для него не существовало ни завтрака, ни обеда, ни ужина, а потребление было постоянным процессом. Если он бодрствовал, то непрерывно что-нибудь жевал, и в целях поддержания собственных запасов его стол превратился в клад калорийной развратности.

Бет развернула целлофан. Пока она гасила свет и спускалась по лестнице на улицу, ей все не верилось, что она поглощает эту ненатуральную дрянь. Июльская жара снаружи казалась почти ощутимым барьером между ней и ее квартирой. Один за другим двенадцать кварталов, окутанных жарой и влажностью. К счастью, китайский ресторанчик располагался на полпути к дому и имел кондиционер. Если повезет, они сегодня окажутся довольно заняты, так что некоторое время она сможет прождать в прохладе.

Разделавшись с «Туинкиз», Бет достала сотовый и, воспользовавшись быстрым набором, оставила заказ на говядину с брокколи. Бредя по улице, она разглядывала знакомые мрачные очертания. На протяжении этого участка Трейд-Стрит располагались лишь бары, стрип-клубы, да изредка тату-салоны. Единственные два ресторана здесь подавали китайскую и техасско-мексиканскую кухню. Остальная часть зданий, использовавшихся под офисы в двадцатых, когда центр города еще процветал, пустовали. Бет знала каждую трещинку на тротуаре, могла рассчитать время между сигналами светофора. И сонм звуков, доносящихся из распахнутых окон и дверей, тоже не обещал никаких неожиданностей.

В баре Макграйдера играл блюз, из «ЗироСам» доносилась тремоляция техно, струящаяся сквозь стеклянную входную дверь, а у Рубена вовсю работало караоке. Большинство мест имели хорошую репутацию, но существовала парочка таких, от которых она из принципа держалась подальше. «Скример», в частности, обслуживал посетителей из категории «моральные уроды». Это была одна из тех дверей, в которую она не сунется без полицейского эскорта.

Стоило Бет прикинуть расстояние до китайского ресторанчика, как на нее нахлынула волна усталости. Боже, какая влажность. Воздух был настолько тяжел, что Бет начинало казаться, будто она вдыхает воду.

У нее было ощущение, что этот упадок сил не только из-за погоды. Она чувствовала вялость все предыдущие недели, и подозревала, что скатывалась в депрессию. Ее работа была однообразной. Она жила в квартире, на которую ей было плевать. Имела мало друзей, ни одного любовника и никаких романтических перспектив. Если Бет заглядывала вперед лет на десять и представляла себя оставшейся в Колдвелле с Диком и «большими мальчиками», то видела лишь еще больше той же самой рутины: утренний подъем, поход на работу, попытка сделать что-нибудь значимое, провал, возвращение домой в одиночестве.

Возможно, ей просто нужно уехать. Из Колдвелла. Из «ККД». Подальше от электронной семьи, состоящей из ее будильника, настольного телефона и телевизора, которые хранили ее мечты, пока она спала.

Видит Бог, ее абсолютно ничто не удерживало в городе, кроме привычки. Она не разговаривала ни с одним из своих приёмных родителей в течение многих лет, так что они по ней скучать не стали бы. А те немногие друзья, которые у нее имелись, были заняты собственными семьями.