Рина Зелиева - Скалы из нефрита (СИ)

— Ну что, будем дружить?

Марисса не ответила, только хитро улыбнулась, раздумывая, как бы получше отомстить за поражение. Он перехватил ее шаловливую ручку, пытающуюся завладеть его мужским достоинством, с целью отыграться за проигрыш в их любовном поединке. Рен предупреждающе покачал головой.

— Опять пытаешься перехватить инициативу?

Он одним мощным толчком ворвался в тело Мари, изогнувшейся и застонавшей от вожделения. Медленно, очень медленно он доводил ее до грани удовольствия, не давая сорваться в омут блаженства и получить долгожданную разрядку. Он останавливался и с улыбкой смотрел на страдающую безмерно девушку, а затем снова принимался за свою чувственную пытку. И так до тех пор, пока она не взмолилась. Тогда он сильно и часто начал двигаться, проникая все глубже, пока не довел ее до кульминации, сам взлетая на вершину удовольствия и распадаясь на атомы.

Они лежали, обнявшись в постели, насытившиеся друг другом. Марисса водила пальчиком по его животу, обводя каждый кубик его рельефного пресса.

— Рен, прости за то, что столкнула вас с Ланом. Я, конечно, ужасная злючка, но я бы не стала так поступать, если бы тогда знала, какие вас с ним связывают отношения. В смысле, как началась ваша дружба. Алан только потом мне все рассказал.

Ринар насторожился:

— И что он тебе рассказал?

— Про своих родителей. О том, почему оказался в детском доме. Как познакомился с тобой, и как ты его спас. А как ты туда попал? Твои родители еще живы?

— Нет. На то время были живы. Не думаю, что тебе стоит знать эту невеселую историю.

— Но почему, Рен? Я же не из праздного любопытства спрашиваю. Просто пытаюсь понять тебя. Ведь люди не становятся такими с бухты барахты.

— Какими такими?

— Жестокими.

— Да, не становятся. От хорошей жизни еще никто не зверел. Ты считаешь меня жестоким?

Ринар задумчиво посмотрел на Мариссу, что-то решая про себя.

— Хорошо, я расскажу тебе. Вот только не уверен, что ты что-то поймешь, но, хотя бы, узнаешь, какая она бывает, реальная жестокость. Бессмысленная. Необъяснимая. Ты уверена, что готова это слушать?

— Да, уверена, — девушка подкрепила свой ответ утвердительным кивком.

Ринар грустно усмехнулся.

— Ладно. Тогда слушай.

Так Ринар начал свою историю.

— Мои бабушка и дед всю жизнь прожили в этом городе. Они были людьми уважаемыми и глубоко интеллигентными. Дедушка целыми днями пропадал на госслужбе, а бабушка — в университете. Она была кандидатом наук и преподавала на кафедре. Оба были заняты становлением своей карьеры, и моя мать родилась у них поздно, когда им обоим было уже за сорок лет.

Они холили и лелеяли долгожданную единственную дочурку. Но такое воспитание не пошло ей на пользу. Закончив институт не без помощи влиятельных родителей, она захотела свободы и приключений. Отказавшись работать на теплом местечке, которое ей по своим связям отыскал дед, она уехала по распределению от ВУЗа в одну из близлежащих южных республик, являющеюся теперь суверенным государством. Там она встретила моего отца. Горячий южный парень заставлял бурлить кровь в ее жилах, и она совсем потеряла голову от любви к нему.

Когда она забеременела мной, им пришлось пожениться. Бабушка с дедом на свадьбу не приехали. Они были против их брака, называя его мезальянсом. Не такой жизни они желали для своей дочери. Она не послушалась их и не избавилась от ребенка, как они настойчиво ей советовали.

Мать целыми днями сидела дома со мной. Готовить и заниматься домашним хозяйством она не умела. В доме ее родителей имелась приходящая прислуга, которую те могли себе позволить. Мать изводила отца упреками о постоянном безденежье, ставя ему в укор то, что он не мог ей обеспечить прежний уровень жизни.

Отец ее обожал и любил безмерно. Чтобы принести побольше денег в семью, он стал заниматься не совсем законными аферами, в результате чего попал за решетку на долгий срок. Мать же ждать его и носить передачки была не намерена. Я помню, как она повторяла: "Какой позор! Соседям в глаза смотреть стыдно".

Уже тогда во всех своих бедах она начала обвинять меня, так некстати появившегося на свет. Однажды, не выдержав презрительных взглядов, она схватила меня в охапку и, собрав нехитрый скарб, вернулась в родной город. Дедушка и бабушка не собирались встречать ее с распростертыми объятьями, как она того ожидала. Помню голос деда, говорившего: "Убирайся отсюда, жена уголовника. И выродка своего забирай. Нам не нужен такой позор на наши седые головы. Что люди скажут?"

Мне тогда было пять лет. Бабушка все же помогла устроить меня в детсад, а маме подыскать комнату в коммуналке. Мать долгое время не могла устроиться на работу: квалификацию она потеряла за долгое сидение дома и делать ничего не умела. Когда деньги совсем кончились, ей все же пришлось пойти работать уборщицей. В свободное время она продолжала искать работу по престижней, но ничего не выходило. Не помня себя от унижения и безысходности, мать начала пить. Сначала немного, потом напиваясь до бесчувствия. Всю свою мизерную зарплату уборщицы просаживала на бухло. Одежду мне покупать стало не на что, и она перестала водить меня в детский сад. Да и встать с утра уже не могла. В комнатушку стали захаживать чужие вечно пьяные вдрызг дядьки, которые частенько меня лупили. В то время моя жизнь и превратилась в ад.

Есть в доме было нечего. За то, что я пытался стянуть со стола нехитрую закуску, мать и ее собутыльники били меня руками, ногами и чем придется. Мать постоянно называла меня выродком, который искалечил ей всю жизнь. Однажды один из ее любовников намекнул, что раз я все равно болтаюсь дома без дела, то меня следует чем-нибудь занять. Они заставляли меня убирать комнатушку, выносить за ними бутылки и мусор. Я ходил по дворам и собирал пустую тару и бычки для них. Как-то раз я на часть вырученных за бутылки денег купил себе еды. Один из алкашей, выгребая мелочь из моих карманов, обнаружил остатки булки. Тогда меня так избили "за воровство", что я два дня не мог встать с коврика у двери.

Как-то, вынося мусор, я встретил у мусоропровода соседку, из ее ведра торчало полбуханки заплесневелого хлеба. За последние несколько дней я почти ничего не ел, пробавляясь объедками со стола пьяниц. А оставляли они немного: рыбью голову, картофельные очистки, корку черствого хлеба. Я жадно выхватил из соседкиного ведра хлеб и хотел было убежать, когда ошалевшая тетка поймала меня за руку. Она привела меня к себе и накормила от души, выслушав рассказ о моем житье-бытье. Она обратилась в органы, и вскоре в нашу комнатушку пришли люди в форме. Матери тогда удалось выкрутиться. Подозреваю, что бабушка помогла. Мать на первый раз простили, взяв обещание исправиться и начать заботиться о ребенке. Она, конечно, пообещала: терять бесплатную рабсилу не хотелось. Один из ее дружков работал в зоопарке дворником. Он приволок оттуда клетку. Так они решили наказать меня за то, что я сдал их соседке. Я сидел в клетке несколько дней, получая лишь чашку воды за сутки. Наконец, они меня оттуда выпустили и дали объедков, побоявшись, что я умру от истощения или обезвоживания.