По - другому (СИ) - Евдо Анна

Как юнец, волновался, что нажмёт кнопку своего этажа в лифте. С трудом заглушил вздох облегчения, когда она осталась на месте. Дальше послал сдержанность на все четыре стороны. Повернуться к себе лицом не дал. Сразу бы поцеловал — и она бы сбежала. Получил награду за подобную предусмотрительность. «Останусь» — как не раздавил её от избытка эмоций.

Рассматривал её спящую. В моей постели, на моей руке, под одним одеялом. Прижималась. Расслабленная. Очень красивая. Отключился на мгновение и тут же включился, когда она отодвинулась. Старалась меня не разбудить. Вышла из ванной, и я ослеп. Не от вспышки света. От её наготы. Любовалась видом из окна. Поёжилась. Почувствовала мой взгляд. Пока шёл к ней с покрывалом, рассматривал чётко очерченный силуэт. Набросил материю на её плечи. Малейший сигнал от неё — и мы бы занялись сексом прямо на полу на том самом одеяле. Она сжала ткань на груди, и я отступил. Снова боялся её спугнуть.

Утро после совместной ночи. Лучшее. Только наше. На двоих. Худшее одновременно. Она спугнула сама себя. Думал, задохнусь от бессилия в номере после её бегства. Отменил утреннюю встречу и уехал.

Дал ей время. Давал ей его постоянно. Видимо, слишком много. Придумала себе и вцепилась мёртвой хваткой. Может, всё же я ошибся. И у неё ко мне ничего нет, кроме этой долбаной физиологии. Или боится, что я её тоже использую, как её родственники, начальник, да и как её бывший парень, видимо.

В ресторане сразу узнал её затылок. Понял, что напряжена и разговор с женщиной напротив далеко не из приятных. Она вся спряталась. Руки и ноги скрещены. Натянутая струна. Выставила ладонь перед собой. Пора заканчивать этот разговор. Ноги сами к ней направились. Не слышал, что говорила Лиза, зато ясно разобрал каждое слово её матери: «Куй железо пока горячо, дочка. Намекни, попроси, пожалуйся. Не отказывай ему лишний раз…». Она побелела. Теперь я знаю, как выглядит человек, когда у него не остаётся ни кровинки в лице. Увёл без всяких расшаркиваний. Струна, которая вот-вот лопнет. Она не спит со мной из-за денег. Впервые девушке вообще ничего от меня не надо. А я готов дать ей всё. Ей было плохо и очень больно. Чтобы не усугублять, промолчал и отпустил её.

Начала избегать меня. Потому что стыдилась. Я стал свидетелем того, что не выносят на обозрение. Она не уверена. Оскорблена. Вдвойне за меня. Ранена снова. Самое малое, что мог: ускорить одобрение по её заявлению. Конечно же, она поняла. Её «спасибо» прозвучало не благодарностью. Прощанием. Как назло, меня задержали юридические вопросы. Заставил себя собраться и вникнуть в документы. Впереди важный день и несколько встреч подряд. Мне требовалось увидеть её до отъезда. Никаких прощаний. Хочу её надолго. Навсегда.

Она постоянно ускользает. Наверное, я слишком часто её отпускал. Без пояснений. Отпускаю и сейчас, но слова упали и либо встряхнут её, либо превратятся в стену между нами. Ты же такая проницательная… Стойкая моя першинка.

Лиза

Смутно помню, как добралась вчера домой. Шла всю дорогу пешком. Существует же какой-то критический болевой порог, когда наступает онемение. В моём случае, ещё и отупение. Его я и достигла. Иначе не вынести. Потому что внутри всё разрывается, сознание тускнеет и можно сойти с ума. Или умереть на месте. Мне так плохо, как не было никогда в жизни. Обидно было, противно, неприятно. Больно тоже, но терпимо без анестезии. А сейчас я мечтаю впасть в кому, только бы получить передышку от самой себя.

Утром заставляю себя идти в офис. Я люблю свою работу и совсем не хочу увольняться. Увольнение — не выход. Похоже на очередное бегство. Хватит сбегать. И это шанс. Призрачный, как шлейф надежды. Что я увижу его снова. Мы с Яро…славом никогда не обозначали наш роман служебным. Просто мужчина и женщина. Так совпало, что работаем в одном месте. Хотя уже нет.

Весь день чувствую его отсутствие. Сижу в своём кабинете и выхожу в обед только за кофе. К вечеру узнаю, что Ярослав Валентинович снова в головном офисе. Кабинет пока не разбирают, но пустота от него окатывает меня в равной степени силе его взгляда. От того ещё мучительнее осознание собственной ошибки и нанесённого ему… Нет, не только ему. Нам. Нанесённого нам…мною…оскорбления. Пусть не преднамеренно. Я заигралась. Из одной крайности перескочила в другую. Потеряла сама себя.

Почему я обманулась? Потому что хотела обмануться. Малодушно погрузилась в жалость к себе, решила спрятать голову в песок и выставить лишь хвост. Не лицом навстречу, а… Ведь сколько было возможностей хладнокровно найти любовника без тех самых обязательств, согласиться на подкаты в клубе или заигрывания в кафе. Нет же, я выбрала Яра… Ярослава…, так как откликнулась на него. Он проник ко мне в душу. Внимательный. Придуманные блокировки сработали, но он прошёл сквозь них, не поясняя. Зачем слова, если сердцем уже всё пОнято и принято.

Только я не разрешала себе слышать сердце. Думала, оно разбито и вместо того, чтобы выкинуть осколки, охраняла их с бешеным рвением. Но разбилось не сердце. Разбились мечты и мои иллюзии, чтобы я смогла увидеть настоящее. Я наконец-то смогла. К сожалению, слишком поздно. Глупая, глухая и слепая.

Я же любила Марка. И осуждала сама себя за то, что переключилась в одночасье на другого. От чего и не верила тому, что на самом деле чувствовала. Корила себя, обзывала легкомысленной, сомневалась, что могу любить, и что меня действительно можно любить в ответ, раз я сама такая поверхностная. Я любила Марка, как любят глоток мнимой свободы. Оба юны, порывисты, легко и без оглядки. С ним был важен один сегодняшний день. А с Ярославом свобода настоящая. Потому что с ним легко быть самой собой. Не притворяться. Не нужно быть всё время весёлой, можно грустить, плакать, смеяться, предаваться страсти и просто спать рядом. Он поддержит, окружит вниманием и не позволит подбить мои крылья, которыми всё время хочется обнимать его самого. Я не бежала от Марка. Я летела в Ярослава.

Смотрю на окно кабинета и на его створках словно двуязычный договор в двух колонках на одной странице перед глазами: я с Марком в освещённом номере отпускного отеля перед окном, в которое он вжимает меня. Я с Ярославом в затемнённом номере отеля перед окном, которого он не даёт мне касаться. Я вижу город и сама на полном обзоре, что заводит Марка. Я вижу город, а сама скрыта от посторонних — именно я завожу Яра.

Марк постоянно просил меня напоминать ему обо всём на свете, всё равно забывая половину. Яр просто делает. Подмечает и действует, без просьб и напоминаний. Зачем я их сравниваю… Они параллельны, никак не пересекаемы. Марк — капля. Яр — море, моё личное море.

Детали и нюансы высвечиваются режущим по-живому неоном. Цветы в тон помады. Часы на дверках душевой бассейна. Вино. Музыка. Кофе. Придерживаемые двери. Мой комфорт. Одеяло. Выдвигаемый стул. Ограждение от посторонних, чтобы не задели. Его терпение. Колоссальное и именно со мной. Я не заслуживаю такого мужчину.

Я казалась себе глупой за отношения с Марком. Как бы не так. Я была как раз наивной и восторженной. Упала с небес на землю. Вместо того, чтобы твёрдо встать на ноги с надёжной опорой, я со своими попытками сбежать от себя самой впала в несусветную постыдную глупость, намеренно и целенаправленно. Некого винить, кроме себя.

Вечером я захожу в свой двор и вижу широкую спину в цветной рубашке. Веня вернулся из небытия. Дворник, с которым у нас дважды состоялись какие-то неимоверные философские разговоры за жизнь, выбор пути и смысл нашего существования. Он периодически уходит в собственную нирвану. Его нынешнее исчезновение затянулось дней на десять точно. Неожиданно, но я рада его видеть.

— Привет, Веня, — обращаюсь к нему, и он разворачивается. — Ты вернулся.

Каждый раз он выглядит на разный возраст. Сегодня кажется, что ему за сорок. Свежая рубашка смотрится парадоксально неопрятной. Зато волосы чистые и гладко зачёсаны.