Дело всей жизни. Книга первая (СИ) - Громова Ульяна

Несси подмылась, промокнула салфеткой промежность и бедра, надела платье и подняла порванные трусики. Покрутила их и бросила в утилизатор вслед за салфеткой. Попыталась пригладить растрепавшиеся упругие завитушки, убирая их со лба, и повернулась ко мне.

— Я люблю секс, Несси. И трахать тебя буду много и по-разному. Может быть больно и непривычно.

— Попробую справиться…

— Тогда… меня зовут Никита, — я ободряюще улыбнулся её отражению в зеркале. Перед глазами стояла струя горячей воды, льющаяся на её плоть. — Несси, однажды ты со мной улетишь на небеса…

Свежевыжатый треш за счёт заведения

— Несь, дочка, как ты там?

Я уже год в Нью-Йорке, но так ничего и не добилась. Рвалась за лучшей жизнью, но что будет так плохо — даже представить не могла. Вот тебе и город-мечта…

Наивной не была, знала, что будет очень непросто — молодые специалисты далеко не нарасхват, а я к тому же выбрала далеко не популярную профессию биолога-химика. И работать мечтала парфюмером. Но пока варила мыло и настаивала на травах, специях и фруктах масла и сдавала их на реализацию в маленькие частные лавочки на свой страх и риск без всяких договоров. Бывало, приходилось об этом жалеть, но всё же худо-бедно я себя обеспечивала.

Плохо, что только себя. Моя семья нуждалась в помощи, а я упорно не желала возвращаться домой и верила, что большой город однажды увидит мои старания и вознаградит и работой, и счастьем быть любимой.

— Мамочка, все так же… — оборвала себя на полуслове, чуть не сказав, что снова потеряла работу. — Работаю.

— Когда домой приедешь? Папа совсем ходить не может, а Майкл от рук отбился.

Мне было очень стыдно, что я неблагодарная дочь, что должна быть рядом с мамой и помогать ей, а вместо этого снова брожу по Манхеттену в поисках новых лавок и магазинчиков для сбыта новой партии мыла и масел. К тому же мне просто необходимо найти новое жильё.

— Мамуль, отпуск будет, обязательно приеду. Может быть, осенью.

— Звони, Несь, совсем не пропадай! Мы с папой волнуемся за тебя, милая.

— Не пропаду, мам. Люблю вас с папой и Майклом. Целую всех.

Мама завершила звонок, и я, как всегда после разговора с ней, с тяжёлым сердцем убрала сотовый в клатч. Ноги уже гудели, а праздничное настроение раскрашенных в цвета американского флага шумных людей уже раздражало. Голова болела от какофонии звуков, доносившихся с бесчисленных концертных площадок и игравших на каждом углу музыкантов. Ещё июльское солнце пекло так, что я казалась себе жарившимся на сковороде беконом.

Может, будь я не одна, будь влюблена, тоже веселилась бы с толпами соотечественников и туристов, празднуя День независимости, но я чувствовала себя одинокой, и ещё слишком хорошо помнила несостоявшуюся любовь. Сэма. И его отвращение, когда он увидел мой клитор, когда после жарких поцелуев дело дошло до откровенных ласк.

«Ты не девушка, а… Гермафродит! Трансвестит!» А уж что последовало за этим…

О, флаг Америки! Тот позор и издевательства, когда он вытащил меня голую в гостиную, где праздновали выпускной всем курсом, не знаю, как пережила. Как он прижимал меня к себе за талию, крепко и больно, что невозможно было вырваться, держал на весу и демонстрировал всем моё торчавшее от возбуждения сомнительное достоинство, обзывая так, что до сих пор в груди поднимается волна обиды и гнева…

Мне хотелось любви и нежности. Да просто секса! Но после двойного удара — что не любит и оказался такой тварью — я всё ещё не оправилась, стыдилась себя и доставляла себе удовольствие сама. Конечно, я изнасиловала google и знала, что есть парни, которым я бы понравилась с такой особенностью, но испытывать судьбу не хотелось. Я была уверена, что мой клитор оценили бы мужчины постарше, для кого секс уже не приключение, а обыденность, но я не слишком общительна после тех событий. Да и вряд ли бы всё же осмелилась перед кем-то обнажиться.

Но я нормальный человек с активными желаниями и в том самом возрасте, когда чувственность и сексуальность должны радовать и доставлять удовольствие. Я хотела секса, хотела целоваться и любить. Хотела быть любимой.

Но на Манхеттене у меня появилась только подруга — Стейра. И я даже ей не призналась, почему у меня нет парня, не рассказывала, какое несчастье ношу в трусах. Она сегодня работала, и мы не смогли провести время вместе, но зато я могла посидеть у неё в прохладном баре, дать передышку ногам и попить что-нибудь освежающее.

Я так и сделала — повернула на Тринити плэйс и вошла в «Place Bar».

Стейра за стойкой была одна — её напарник, как всегда, где-то играл на айфоне.

— Привет, Неська! Рада, что зашла.

— Привет. На улице как в аду.

— А у нас сегодня дайкири почти даром. Будешь?

— Если холодный, то давай.

Стейра принялась смешивать коктейль, а я села на барный табурет и оглядела зал: в укромном углу на диванчике обнималась парочка; трое парней шумно что-то обсуждали, пристроившись за стойкой, растянувшейся вдоль окна; несколько девушек строили им глазки; две женщины за дальним столиком неспешно о чем-то беседовали, а молодой мужчина вальяжно откинулся на спинку дивана в вип-зоне и что-то пил, похоже, зелёный чай со льдом — я узнала в его руке специальный высокий стакан для этого напитка.

— Держи. Фирменный.

Я сделала глоток. Необычный напиток наполнил рот сладостью холодной малины и вдруг опалил нёбо, язык и губы острым перцем, тут же сгладив жар терпким шоколадом. Подруга, увидев моё ошеломление, хихикнула:

— Круто, да? Как секс. Сначала сладко и приятно, потом жарко и немного больно, а потом просто фейерверк ощущений!

— Да, правда, похоже, — поддакнула, будто на самом деле знала, как это бывает. А хотелось именно так: сладко и немного больно.

— А тебе как нравится? Сладко и нежно или больно и жарко? — лукаво шепотом спросила девушка и заговорщицки стрельнула глазами на одиноко сидевшего мужчину: — Смотри, какой жеребец. Крупный, статный, красивый. Так и прёт из него белая кость и голубая кровь. Слабо познакомиться?

Я сделала большой глоток, чтобы собраться с мыслями и дать очередной отпор. Стейра в каждом встречном видела потенциального парня на ближайшие ночи. Я порой завидовала, как легко она находила себе приключения и совершенно ничего не стеснялась. Меня и раздражала, и возбуждала эта её смелость или, скорее, пошлая наглость. Бывало, покурив с новыми знакомыми травки, она звала меня присоединиться к их любовным утехам третьей.

Ей плевать, где отдаваться, и, как мне казалось, кому. Будь она не на работе, где строго следят за репутацией заведения, уверена, она бы уже вилась возле этого посетителя с недвусмысленными намёками.

— Я бы и сама, но… — подтвердила мои мысли подруга. — Ну так как, слабо?

— Нет, не слабо. Но он старше лет на десять.

И он действительно на фоне остальных посетителей выглядел иначе, притягивал к себе взгляд, хотя одет был просто. «Белую кость и голубую кровь» выдавала вальяжная уверенность в себе, хоть и расслабленная, но прямая спина и абсолютное спокойствие. Все его движения — скупые и точные — несуетливы и необходимы.

Он однозначно знал себе цену.

Да и характер у него наверняка под стать телу: мощный, прокаченный, закалённый, жёсткий, но добрый и великодушный. Почему-то в последнем я была уверена. Злые и жадные люди так гармонично, излучая внутренний свет, не выглядят. В мужчине определённо было что-то, что потянуло меня к нему, как мотылька на жаркий огонь свечи.

С таким сгореть один раз и навсегда — высшее наслаждение.

— Значит, точно хорош. Давай, не теряйся! Когда трахалась последний раз?

Я вздохнула, сделала глоток…

Он повернулся, будто слышал наш разговор, осмотрел меня с ног до головы и встретился со мной взглядом, таким, что я оцепенела.

— О-о, он клюнул на тебя… Давай, подруга, смелее…

Я соскользнула с табурета и пошла к нему, будто он тянул к себе за невидимый, но для меня почти осязаемый повод. Он словно взял меня за горло и сделал безвольной куклой. А я и была поломанной куклой. Жила, механически выполняя привычные функции, пустая внутри, выпотрошенная когда-то любимым…