Яма (СИ) - Тодорова Елена

Градский оставил отпрыска в покое, но порой отрешенность и черствость того вызывали непреодолимое желание биться головой о стену.

Серега вырос абсолютно и бескомпромиссно непрошибаемым. Никто и ничего не способно было его взволновать. Не потому, что он обладал высоким уровнем внутреннего контроля. По мнению Николая Ивановича, проблема состояла в том, что у Сергея напрочь отсутствовали эмоции. Он оставался равнодушным к любым событиям и ситуациям.

"Врожденный дефект, не иначе", — продолжал настаивать отец.

И тут уже, видимо, никакими мантрами и внушениями не поможешь. Хоть подростковый психиатр и утверждала, что изменения в лимбической системе возможны с возрастом и в случае Сергея даже ожидаемы.

— У меня сил на тебя не осталось, — глухо пробормотал Николай Иванович и скрылся в дверях домашнего кабинета.

Уже на выходе из гостиной Града перехватила мать. Зарядила о каком-то преподе, которого он якобы чуть не передавил утром на парковке.

— Да что вы ко мне прицепились? Что я вам сделал? — вырвалось невольно грубо. Не потому, что ощущал гнев или раздражение. Иногда просто так получалось, что оттенял свой голос не теми чувствами, которые нужно было показать. — Никого я не давил. А если ты о старике-очкарике, так он сам выперся на проезжую часть. Чумной какой-то… Уже гробовую доску за спиной тащит, а все равно лезет на работу.

— Сережа! Как ты смеешь так выражаться? — задохнулась возмущениями Валентина Алексеевна. — Немедленно прекрати! Степан Мирославович — замечательнейший человек! Исключительный. В наше тяжелое время именно такие "единицы" остро требуются науке, — подсела на любимого конька. — И вообще, даже если он не прав, уступи. Имей уважение к пожилому человеку.

— С какой стати? Ты сама всегда говоришь: правила одни для всех.

— Существуют исключения, Сережи, — заявила настойчиво, будто ему пять лет и он способен без возражений проглотить все это фуфло. — Ты сам должен понимать. Возраст нужно уважать.

— Тебя зомбировали еще в школе, вот это я понимаю. В ваше время почти всех так растили. Некоторым и с годами… — чуть не сказал "ума не прибавилось". Сдержался. — А потом жалуешься отцу, что тобой эти "возрастные" на работе помыкают.

— Что? Я не жалуюсь… — попыталась возразить мать и запнулась.

— Ладно. Твое дело. Только не надо еще и из меня лепить "терпилу" по своим совковым нормам. Сейчас мир другой. Тот, кто прогнулся — лох, а не мудрец.

Схватив олимпийку и ключи от машины, решительно двинулся на выход.

— Сережа… — мать, конечно же, поплелась следом.

Когда он впопыхах столкнул с тумбочки вазу со свежими оранжевыми георгинами, лишь порывисто прижала ладонь к губам.

— Ой, Сережи….

Хоть сын так и не обернулся, все равно пролепетала вслед:

— Будь осторожен.

[1] КМС — кандидат в мастера спорта

На общем балконе кутила паскуда,

Куда бы зашиться там, где менее людно…

© Макс Корж "Эндорфин"

Звучавшая в помещении музыкальная композиция больше походила на непрекращающийся низкий гул. Самое начало вечера, а некоторых уже вовсю таскало по залу и нещадно полоскало в уборных. Обыкновенное дело для начала учебного года.

Безжалостная молодость — так много желаний и так мало ума. Сплошное "хочу": требовательное и слепое.

В клоповнике Карпа не спрашивали паспорта. Собирались и совсем зеленые вчерашние школьники, и старшекурсники ВУЗов, и даже загульные женатики. На самом деле, дом Максима Карпова являлся большим и добротным особняком. Кроме того, находился в его полном распоряжении, с тех пор, как старик Карпова во второй раз женился, а новая жена предпочла жить в черте города. "Клоповником" дом нарек отец Градского, мол, собирается там всякая шушваль. Так и вошло в обиход среди той же шушвали.

Град заявился уже под градусом. Не пьяный. Но прям хорошо навеселе.

— Ой, Серега! Привет, — счастливо пискнула Наташка Смирнова, едва завидев парня. — Думала, ты… вы уже не придете, — с куда меньшим воодушевлением заметила нескольких других сокурсников. — Привет.

Градский мазнул хмельным взглядом по гарцевавшей в потемках толпе. Внимание привлекла рыжеволосая девушка с выразительными пышными формами. Благодаря алкоголю, интерес разыгрался молниеносно. Кровь в жилах загудела, низ живота налился приятной тяжестью. После домашних разборок Серегу, используя терминологию матери, как нельзя сильно тянуло на грех. Что-то себе доказывал? Нет. Элементарнее и примитивнее, секс являлся самым простым и быстрым способом почувствовать себя хорошо.

Но тут Смирнову вдруг бес попутал. Не дала отойти, схватив за локоть, зачем-то повисла на нем, словно без упора не могла стоять.

Смерив девушку раздраженным взором, бесцеремонно высвободился из ее захвата. Наташку проняло: краснея, поджала обиженно губы.

Градскому и тут, конечно, диагонально. Сама виновата.

Смирнова становилась незаменимой, когда ему очень срочно приспичит. Бывало, бухали толпой, Наташка и еще две девчонки, Нина и Дашка, падали на хвост, ну и, как водится, развезло, потянуло на плотскую любовь, а Смирнова под рукой. В остальное время она его не интересовала.

Серегу, в принципе, никто не интересовал в традиционном смысле этого слова. Чаще всего именно под воздействием алкоголя возникало зверское сексуальное возбуждение. Тр*хаться, в силу какого-то дурного чувства нетерпеливости, хотелось сию секунду.

Случалось, что на следующий день Град свою "ночную подругу" не узнавал. Не здороваясь, проходил мимо, чем заработал репутацию бездушного мерзавца. Хоть это и являлось очень близко к правде, все же поступал он подобным образом не намеренно.

— Глянь, — со смехом проговорил Карп, указывая рукой через зал. — Какая у Быка рожа потухшая. Дашка снова за что-то его песочит.

Проследив в нужном направлении, Сергей напоролся взглядом на уже знакомую ситуацию. Лицо и губы девушки двигались, выражая крайнее недовольство, в то время как Быков, втянув голову в плечи, пытался ей что-то возражать в свое оправдание.

— Ты эту рыжую знаешь? — спросил у Макса, пренебрегая непрущей его темой.

— Какую? А-а… Так это ж Мореходова с нашего потока. Ты, блин, что, ее раньше не видел?

— Не видел.

— Ты даешь, Град, — протянул недоверчиво. — Три года проучились на одной специальности. В прошлом году у нас физ-ра вместе с их группой проходила. Она всегда бежала последней, и с ней еще такая тощая шпала с вечно недовольной мордой…

Серега глянул на него, как на ненормального.

— Ты мне еще цвет ее треников скажи, я точно вспомню.

— Ладно, — миролюбиво усмехнулся Карп. — Идем, познакомлю.

— Я сам.

Не то, чтобы Градский противился посредничеству и сватовству. Когда "уже горит", его не особо волновали зрители, посредники и всякие случайные свидетели. Но в тот момент ему требовался еще алкоголь. Не переносил, когда вот так вот резко посреди вечера отпускало. Накатывала какая-то странная тошнота. Муторная и гнетущая.

— Град… — заныла Смирнова. — Мне душно.

— Так выйди на улицу.

— А ты?

— А я только оттуда пришел.

— Народу сегодня много, мне одной страшно.

— Возьми с собой Нинку. Видела ее новую стрижку? Она на любого нагонит страху до заикания.

Искал глазами стол с выпивкой.

— Серега… — дуя губы, не унималась Смирнова. — Я с тобой хочу.

— Со мной сейчас нельзя. Почти трезв, надо догнаться.

А сразу после этого диалога…

Десятки одинаковых фраз крутились у Градского в голове, в попытках объяснить себе, как же все началось. И ничего из сформированного не отражало действительности. События развивались вроде бы в реальном времени, просто накладывалось одно на другое, громоздилось, множилось, и, в конце концов, приняло экстраординарные объемы.