Твоя жестокая любовь - Юлия Гауф

— Зачем явилась? Родственную встречу решила устроить, проводить по памятным местам? А где каравай с солью, или чем принято встречать?

Таких, как ты — подзатыльником, чтобы дурь выбить! Жаль, что произнести такое я не смогу.

— Мама болеет, Влад. Мне нужны деньги на ее лечение, сумма немаленькая. Ты поможешь? — задала я тот вопрос, ради которого и пришла сюда.

— Болеет?

— Умирает. Она умрет, если ей не обеспечить нормальное лечение. Я не справляюсь, понимаешь? Работаю в салоне красоты, и даю частные уроки игры на фортепиано, но этих копеек с трудом хватает. А приличные деньги я не могу заработать. Помоги, пожалуйста.

«Просто помоги. Будь ты человеком!» — мысленно взмолилась я, с ужасом ожидая его ответ.

Влад ведь уехал с отцом. Бросил маму, и не вспоминал о ней, не навещал. Что ему до нее? Зря, зря я пришла. Иногда неведенье лучше горькой правды.

— Что с ней? — задал Влад единственный вопрос до обидного равнодушным тоном.

— Органы отказывают, иммунная система убита напрочь. У нас был столичный медик, но единственное, что он сказал — маму нужно в Израиль отправлять.

Это светило медицины стоило мне проданного рояля — единственной нашей с мамой ценности, доставшейся ей после развода. Как оказалось, медицина в нашей стране далеко не такая бесплатная, как о ней говорят по телевизору. И за все нужно платить: врачам за осмотры, медсестрам за нормальный уход, лекарства нужно доставать импортные, а не наши. Всюду деньги, деньги, деньги!

— Понятно.

— Ты поможешь?

Влад молча сел за свой пустой стол, а мне вдруг захотелось подбежать к нему, и совершить что-то ужасное. Что с ним случилось? Она ведь мама, как так можно? Да я даже свою родную мать любила столько лет, и в детдоме ее ждала, хотя понимала — не придет она. И матерью-то считаться может с натяжкой — родить и кошка может, только кошки редко котят бросают, а меня не единожды бросали. Но я все-равно любила ее — ту, что предавала меня не раз, а Влад… никого он не любит, и мне не понять этого.

— Хорошо, я заплачу.

— Спасибо. Спасибо тебе, — выдохнула, испытывая дикое облегчение. — Завтра с утра я пойду ее навещать, мама во второй горбольнице лежит. Ты пойдешь со мной?

— Зачем мне это?

— Затем, что это твоя мать, Влад! Как… как ты можешь так относиться к ней? Мама — чудесный человек, а ты…

— А я неблагодарная скотина. Вот только она далеко не такая расчудесная, какой ты ее представляешь. Деньги на лечение я дам, но большего от меня не проси… сестричка.

В голове скрежет звучит в унисон с биением сердца, которые в висках набатом звучат. Сначала я паниковала, затем боялась, а сейчас я испытываю дикую злость от этого идиота, который отказывается понимать самое главное: любые обиды теряют смысл, когда беда приходит.

— Ты до сих пор не можешь простить маме то, что она удочерила меня, не спросив твоего разрешения? И меня поэтому ненавидишь? — прошипела, глядя в его побелевшее от ярости лицо. И понимаю, что не время сейчас для скандалов, нужно уходить, пока он не передумал деньгами помогать, и отношение не портить, но… не могу.

Сейчас я узнаю, какая кошка пробежала между ними! Сейчас Влад выскажется, я ведь так давно хотела выяснить, что произошло, и почему мама так просто отказалась от прав на Влада.

— Пошла вон. Пошла. Вон. НЕМЕДЛЕННО!

И я сама не поняла как, но я выбежала из кабинета Влада, и неслась по коридору, а выдохнуть смогла лишь в лифте.

Выдохнуть, и разрыдаться.

Жизнь — большая любительница преподносить сюрпризы. И кто знал, что меня снова занесет в эту дыру? Хотя, я мог бы и догадаться, что придется сюда ехать, учитывая то, что именно этот регион богат нужными ископаемыми.

А приехав, я сразу понял, что встречусь с кем-то из них: с матерью, которая травила меня в детстве, или со лживой девчонкой, убившей мою сестру, да еще и занявшей ее место. Эти двое — мать и «сестра» друг друга стоят.

А Вера — она ведь писала мне, и я десятки раз хотел прочитать ее сообщение, но такое бешенство накатывало, что в итоге я просто удалил его так и не открыв.

— Пошла вон. Пошла. Вон. НЕМЕДЛЕННО! — эти слова я почти выкрикнул, любуясь тем, как она побледнела — маленькая лживая дрянь.

Выбежала из кабинета, унеслась прочь, словно я маньяк какой-то. Хотя еще пара вопросов, заданных невинным тоном — и я мог бы не сдержаться.

— Владислав Евгеньевич, я на сегодня еще нужна?

— Можешь идти.

— А эта девушка, — Лариса замялась, — мне сообщить на охрану, чтобы ее больше не пропускали?

— Она больше не явится. Иди домой, завтра к восьми.

Помощница кивнула, взглянула также испуганно, как и Ника несколько минут назад, и вышла вон. Ладно, Ника, но этой-то я что сделал?

— Она не Ника, она Вера, — сказал сам себе, хотя мать все детство пыталась вдолбить мне обратное.

Ни отца не слушала, ни голос разума, ни меня. Называла девчонку, погубившую мою сестру ее же именем, и скандалила, если вдруг я шел против:

— Не смей! Ее имя Вероника, ясно? Влад, ты специально меня доводишь? — кричала и плакала мать.

— Вероника умерла.

Лишь эту фразу я твердил, как заведенный: сестра умерла. Но главное, как бы не хотел, я не смел сказать: Веронику убила эта мелкая дрянь, которую ты притащила к нам домой, велев считать сестрой.

Убила, и я это видел.

Вот только до сих пор никому не рассказывал, даже отцу. Которому, к слову, пора позвонить.

— Да.

— Привет.

— Что случилось? Голос у тебя… пил, что ли?

— Нет, — солгал, глядя на початую бутылку виски, но я ведь не пьян, я просто в бешенстве. — Вера приходила.

— Какая Вера? Сын, я занят, и если…

— Та самая Вера, — перебил отца. — Ты знал, что мать больна? Вера приходила просить деньги на ее лечение. Ты в курсе дел?

Папа закашлялся, не торопясь с ответом. Да я уже итак понял, что он знает. Отец всегда в курсе того, что хотя бы теоретически может его касаться.

— Влад, не связывайся с ними. Это больше не наша семья — ни Вера, ни Надя. Пусть разбираются сами, они обе сумасшедшие. Ты ведь помнишь, что твоя мать сделала?

Помню.

К огромному сожалению, такое не