Глиномесы (СИ) - "Двое из Ада"

— Я так чувствую, что пора копить деньги на ремонт. Ты скоро начнешь ходить по потолку, и он осыплется… — улыбался Олег. — Ну, соглашайся!

— Точно! — спохватился Серый, с грохотом рухнув обратно, рядом с Олегом, отчего тот подпрыгнул. Он три раза переписывал ответ, чтобы не казаться совсем сумасшедшим. И в результате ограничился простым и чувственным: «Я буду очень ждать пятницы.)» Правда, вот в выражении эмоций Зайцев не сдержался и завалил Добрынина всеми стикерами на тему восхищения и влюбленности, которые вообще нашел.

Илья долго думал, чем мог увлечь Серегу. Они разрешили конфликт, но вернулись к той проблеме, о которой уже приходилось задумываться: о жизни и увлечениях друг друга им было известно ничтожно мало. Зайцев знал о Добрынине, что тот — отец взрослой уже дочери, семейный человек, бывший архитектор и нынешний преподаватель, а еще гончар; что Добрынин курит трубку, питает страсть к татуировке и имеет свойство принимать глупые и опрометчивые решения наедине с собой; но зато — не знал ничего иного. Добрынин знал, что Зайцев был далеко не самым хорошим студентом, что он талантлив и увлечен своим делом; что он любит птиц в целом и грачей в частности, а еще — побеждать; что любит себя самого и не любит — сдаваться… Илья мог только предполагать, чем может удивить Серегу, потому что понимал — тот из богатой семьи и не отказывал себе ни в чем и никогда. Но Сереге не хватало настоящей заботы. И не было разницы в том, где именно проводить свидание — значение имело то, как.

Ближе к пятнице Илья назначил время и место встречи. Он ждал на остановке — говорить Сереге о том, куда именно они держат путь, сразу не стал, сохранив интригу. Добрынин надел ту самую футболку, в которой Зайцев впервые увидел его в сети, намотал на руку деревянные бусы, уложил волосы с пенкой в рваный зачес набок — и сразу убавил лет пять. На препода стал походить еще меньше, чем раньше. Стал просто — современный богатырь. Серый явился вовремя, довольный и свежий. Он пах каким-то резким одеколоном, но одет был проще простого: в белые кеды, черные рваные джинсы и черную же рубашку с симпатичным белым принтом из разряда тех, что рисовал сам. Что-то такое глубокомысленное, стильное и жесткое. Чуть ниже спины у него гремел брелком симпатичный белый рюкзак.

— Привет! — Серега был смущен больше обычного. И больше, чем можно было ожидать от такого самовлюбленного на первый взгляд парня. Он не мог оторвать взгляда от Добрынина, не мог скрыть глупой ухмылки, не мог перестать казаться болваном на виду у всех, кто тоже ждал своего транспорта на остановке. — Ты очень… ну это… Типа крутой.

— Стараюсь не отставать. Со мной ведь такой красавец, — улыбнулся Добрынин, а Серый обрадовался да загордился. Невозможно было не заметить и взаимных взглядов: восхищенных, заинтересованных, страстных. Глаза у Ильи были совершенно живые и на солнце играли новыми красками, которых никак не разглядеть было в серости старых аудиторий: там зеленый лучик мелькнет, там рыжеватый…

Кивком он позвал Серегу за собой, и они ушли прочь от остановки. Рядом был парк. Там-то Илья и решил провести день.

— Я взял с собой перекусить и плед, чтобы можно было лечь на траве, когда устанем. Надеюсь, ты не против того, что я украду тебя почти на весь день? А потом… можешь поехать домой, а можешь остаться у меня. Накормлю ужином, спать уложу, — мечтательно наговаривал Добрынин. Они шли по малолюдному бульвару, а потому можно было почти не понижать голос и стоять ближе друг к другу.

— Ну, мы посмотрим по мере развития событий, — улыбался Серый, но осторожничал. Он испугался такого выбора места свидания, ведь Добрынин был преподавателем. А они, как известно, моральный облик хранить и чтить должны похлеще девушек до свадьбы. — А на весь день с тобой — не против. Ты что, — и тише, — это же предел моих мечтаний…

И правда, то был предел. Смотрел на Добрыню Серый с такими восхищением и обожанием, что его сладкие влюбленные вздохи невозможно было скрыть шелестом деревьев в парке и сочной зеленой травы. И в ногах путался не оттого, что был глуп и несуразен, а просто потому что не мог смотреть на дорогу. Все к Илье, весь Серый к нему тянулся. И сходил с ума. Когда они оказались в парке, обнаружилось, что здесь в это время проходил этнический фестиваль. Добрынин и Серый шагали на звук барабанов и флейты, на сладкий запах цветов, меда и каких-то благовоний. На центральной аллее смешалось все: шум, краски, пестрые шатры, длинные юбки и славянские рубахи, сари и перья, многочисленные прилавки со съестным и поделками мастеров… Иногда, проходя сквозь толпу, чтобы не потеряться, Илья вел Зайцева под локоть. В какой-то момент они нырнули между рядов, где нашлось особенно много ювелирных прилавков и палаток с коваными и деревянными изделиями. Порой Добрынина окликал кто-то, чтобы поздороваться, либо он останавливался сам. Видно, знал ремесленников — сам был из них же.

— Вот из-за такой ярмарки я однажды и стал заниматься гончарным делом в свое время. А сначала чего только не перепробовал, — стал вдруг объяснять Добрынин. Они замедлили ход возле стенда магазина глиняных игрушек и сувениров. — Резьбу по дереву, вообще столяром проработал года три, еще ковкой пытался заняться, даже шитьем… Просто заинтересовался реконструкцией в двадцать с чем-то. Десять лет понадобилось, чтобы найти себе нормальное применение. Стал гончаром. А контакты некоторые до сих пор остались, так что заполняю время от времени сервант таким вот… любителям Средневековья и иже с ним. И в подобных мероприятиях участвую. Но не в этот раз.

— Ой, блин, ты из-за меня что-то пропустил, да? — Серый выглядел обеспокоенным. Но недолго, ибо с мысли и чувства его сбивала обстановка. Было интересно, вокруг все шевелилось и пестрело на фоне зеленого изобилия крон деревьев, кустарников и травы. — Тут круто. Хотел бы я тебя увидеть в двадцать с лишним лет, крутящегося здесь. С горящими глазами, в поисках своего дела, с верой в лучшее. Интересно, — Серый улыбнулся.

— Нет, просто я устал от суеты, честно говоря. Решил, что этим летом побуду просто преподавателем в отпуске. А ближе к осени посмотрим. Выставок ведь много разных. Так что это не связано с тобой. Но зато мы можем просто гулять вместе, — Добрынин пожал плечами и улыбнулся. А еще через пару метров замедлился и осмотрелся вдруг. — О! Гляди, — и указал пальцем на один из прилавков. Весь он был завален разными кожаными браслетами, заколками, наручами и черт пойми чем еще. Но Добрынин указывал на определенное украшение — средней ширины серый напульсник с выдавленными на нем черными воронами в скандинавском стиле. — Похоже на воронов Одина, Хугина и Мунина. А выглядит очень в твоем духе.

— Ага, — усмехнулся Серый, почесав затылок. — Возьму, наверное… Редко где такое встретишь, люблю эксклюзивные вещи, — и он перекинул рюкзак себе на живот, чтобы достать оттуда кошелек. Продавец отзывчиво озвучил цену, заулыбался и рассказал множество подробностей об изготовлении изделий, в которых Зайцев совершенно не разбирался — однако сделал серьезный вид и закивал, чтобы не сбивать человека и дать ему ощутить себя достигнувшим цели. Но прежде чем Серега успел достать купюры, он услышал произнесенное продавцом «спасибо», а браслет оказался у него в руках.

— Это подарок, дурень… Я хотел, чтобы эта вещь была у тебя от меня, если понравится. А ты так спешишь… — произнес теплым шепотом почти в затылок Добрынин.

— Ну прости. Спасибо, — Серега растаял. Растекся радостной улыбкой, глаза стали счастливыми и яркими, румянец на щеках — милым и каким-то робким. Ему, конечно, дарили подарки и ранее. Но почему-то ничего не было лучше этого браслета. Хотелось обнять Илью, прижать к себе, да нельзя было. Зайцев надел украшение и радостно заскакал вокруг Добрынина, чуть не сбив кого-то с пути. — Я еще не умею быть твоим. Но научусь… А дальше пойдем… одни посидим, да? — он нетерпеливо заглядывал в глаза Добрыни.

— Да… почти. Сперва пройдемся… тут красиво. Специально для тебя, — тихо добавил Илья.