Запах любви (СИ) - Арбатов Сергей

— Я объелась. Не могу больше!

— Нужно выдержать испытание жратвой — шепнул я. — Если получится, тебя примут в армянский клан.

Сжалившись над ней, я помогал, утаскивая большие куски мяса и налегая на острые закуски.

Спустя два часа Марта так устала кушать, что уснула прямо на диване, на который ее посадили. Мама тут же прижала меня к стенке с вопросами:

— У нее были другие мужчины?

— Черт! Забыл кровавую простыню привезти! — я ударил себя по лбу и начал смеяться.

— Значит нет, — по своему интерпретировала она мою иронию. — Эта девочка мне нравится.

— Ни копейки за душой, — я нашел на полке плитку шоколада и отломил себе кусок.

— Неважно, — поразила она своим ответом. — У вас серьезно?

— Конечно нет, через месяц расстанемся.

И получил удар по спине:

— Не смей с ней играть!

— Спасибо за королевский прием, — я поцеловал маму в щеку. — Мне нужна помощь. У Марты нет образования.

— Как это нет? — опешила мама и недоверчиво уставилась на меня.

— А вот так, она не училась в школе. Совсем.

Я коротко рассказал о жизни Бубликовой, опустив детали нашего знакомства. На кухню вошел отец и молча присел рядом с мамой.

— Директор первой школы поможет, — резюмировал он. — Успеете подготовиться к ЕГЭ?

— Конечно, — кивнул я. — Она справится.

Марта так крепко уснула, что я умудрился перенести ее в спальню, не разбудив. Хомяка пришлось запереть в клетку, в которой он принялся яростно грызть решетки. Мама подсунула ему морковку, яблоко, насыпала хлебные крошки и попыталась затолкать еще что-то съестное, но я вмешался в этот беспредел.

— Грызуны едят определенный корм, убери все, иначе он копыта откинет, — предупредил я.

Со вздохом огорчения она очистила клетку и погладила хомяка.

— Ты живешь с ней?

Я не ответил и поплелся в душ. Когда вышел, мама протянула мне вторую подушку.

— Диван узкий, может, поспишь в другой комнате?

— Нет, — отрезал я и отодвинул её в сторону. — Спокойной ночи.

Марта лежала по диагонали. Я осторожно лег рядом. Места действительно было мало, поэтому прижался к Бубликовой, зарывшись носом в распущенные волосы. Она проснулась и сладко зевнула.

— Мне нужно почистить зубы.

Из ванной вернулась только через полчаса.

— Диван скрипучий, — пожаловалась мне, когда я стянул с неё трусики. — Здесь все слышно.

— Не усну, ты же знаешь, — сказал я, перестав её раздевать.

— Тогда на полу, — неуверенно предложила Марта.

— Мама специально разместила тебя в маленькой комнате, чтобы мы спали врозь, — я усмехнулся и стал скидывать матрас с подушками на пол.

— У тебя замечательные родители! — воскликнула Марта. — Добрые и гостеприимные!

— Ага, — хмыкнул я и упал на подушки. — Иди сюда.

Мы встречались больше недели, и все равно каждый раз она краснела и долго зависала в нерешительности. Я не стал ждать, потянул её вниз и обнял со спины.

— Бегемотик должен вести себя тихо, — прошептала Марта.

— Хорошо, буду молча скрипеть зубами, — я погладил её ноги и раздвинул их. За семь дней Бубликова разрушила все мои ритуалы взаимодействия с девушками. Опыт и правила с ней не работали. Целоваться она не любила, ласкать её я не мог, Марту смешили любые прикосновения. Я недоуменно скреб затылок, не понимая, как "войти", а она улыбалась:

— Когда там влажно, я ничего не чувствую. Не суй туда руки, целовать тоже не надо.

— Боюсь сделать больно, — терялся я, не зная, как быть.

— Желание разгорается постепенно. Не торопись.

Неделю я привыкал, а потом понял, это же идеал женщины. Уникум. Ну какую девушку можно взять и нагнуть, ничего не делая? К этой мысли сложно было адаптироваться.

Сама она не проявляла инициативы. Не потому, что не хотела. Сексуальное желание просыпалось в Марте во время любовного процесса. На второй неделе я понял, что количеством актов ее не сбить с ног. Марта была титаном физической выдержки и ни разу не сказала “нет”, или “не хочу”, или “давай потом”.

Первые три дня нашего знакомства меня терзало чувство вины: её соглашательство казалось связанным с покладистым характером, но вскоре стало понятно, насколько сильно я ошибался.

Меня конечно торкало ни хрена неделание с ней, однако в какой — то момент она распалялась, жестко укладывала на лопатки и забиралась на меня с победным блеском в глазах.

И молчала. О ее эмоциях я узнавал по мелкой дрожи тела и рукам, которые страстно хватались за меня. То за грудь, то за задницу и так яростно, что я стонал и вздрагивал — в основном от неожиданности. Эти её хватательные движения долгое время не давали покоя, но человек устроен так, что привыкает ко всему.

— Я люблю тебя, — вместо поцелуя она сжимала пальцами мой сосок. Эти грубые ласки почему-то заводили.

Марта стала единственной девушкой в моей жизни, внешний вид и кротость которой были абсолютным контрастом её интимного поведения — упрямого, напористого и жесткого.

Сегодняшняя ночь не являлась исключением. Спустя пятнадцать минут она вспыхнула и полезла.

Её красивая упругая грудь раскачивалась передо мной, вводя в состояние гипнотического транса. Плавно двигаясь, Марта беспрерывно заглядывала в глаза, словно выискивая в них что-то. Неожиданно она раздвинула мои губы и засунула палец в рот: не спрашивая разрешения и не уточняя, нравится мне это или нет. Захотела — сделала.

Понятие "диалог" и "обсуждение желаний" были за пределами её понимания. Мои попытки начать это самое обсуждение она либо игнорировала, либо отмалчивалась. Первые десять — пятнадцать минут я мог делать с ней что угодно, а остальные двадцать минут меня размазывала по простыням бушующая Амазонка.

До встречи с ней подобные вещи вызывали отторжение. Доминировал всегда я. Но ей уступил один раз, второй и стал уступать всегда. И каждый раз меня поражало превращение хрупкой бабочки в огненного тигра. Я даже время засек: где-то на пятнадцатой минуте внутри Марты взрывался вулкан.

Её накрывала страсть и желание просочиться в меня всеми частями своего тела. Пальцами и языком она вытворяла что-то невероятное. Марту никто не учил этому, порнографию она не смотрела. И если бы я не лишил её девственности, то заподозрил бы бурное прошлое.

Прошлого не было. А в настоящем был только я, который больше не мог без нее жить. Любовью я это не называл. Скорее физико-химической зависимостью.

В воскресенье к обеду мы вернулись в Москву, и ей кто-то позвонил. Я удивился, потому Марте никто, кроме меня, не обрывал телефон.

— Бабушка соскучилась и просит приехать, — сказала она, начав собираться в дорогу. — Вернусь в понедельник.

Я проводил её на вокзал, посадил на поезд и в самом радужном настроении лег дома слушать музыку. Ближе к вечеру Бубликова позвонила.

— Бабушка не хочет, чтобы мы встречались, — подавленно сообщила она.

— Проклятые чеченцы! Везде они! Ну-ка дай сюда телефон! — услышал дикие крики.

— Я сказала, что ты армянин, и она рассердилась, — прошептала Марта.

— При чем здесь чеченцы? — растерялся я.

— Не знаю, — ее потерянный голос напугал меня.

И положила трубку. Или кто-то оборвал наш диалог, вырвав аппарат из её рук.

Несмотря на поздний час я купил билет и поехал спасать свои отношения. То, что нельзя медлить, откладывая объяснения на потом, почувствовал сразу же.

К двенадцати ночи злой и заспанный вылез на перрон железнодорожного вокзала в Сергиевом Посаде. На скамейке валялся пьянчуга, который костерил матом всех и вся. Мысленно я присоединился к нему, только ругал конкретного человека — неизвестную мне пока родственницу Марты.

"Напиши адрес, где вы живете? "- отправил сообщение Бубликовой, она не ответила. Звонить не стал, решил немного выждать. Спустя пятнадцать минут Марта откликнулась: "Воробьевская, 10, 36. У бабушки проблемы, не обижайся".