Джорджия Ле Карр - Его собственность (ЛП)

Лана сдерживает пальцами руку удивленного официанта, вытягивая высокий бокал. Пузырьки ударяют ей в нос, и слезы выступают на глазах.

Она возвращает пустой бокал на поднос и забирает еще два.

— Спасибо, — говорит она, запыхавшись, и молодой официант средиземноморского типа, позволяет своим темным, неугомонным глазам побродить по ее груди.

Руперт наблюдает за ней дикими, возбужденными глазами. Он хочет ее пьяной. У него есть планы на нее. Он поведет ее немного-немалого в глубь дома в одну из комнат. Лана поглядывает на одежду других женщин. Вероятно, та стоит больше, чем она может заработать за год. Лана чувствует, как глаза многих рассматривают ее. Она прекрасно понимает, что именно здесь выделяется, как воспаленный нарыв на идеальном теле. Она переводит взгляд в сторону струнного квартета, и глаза музыкантов также прикованы к ней.

Черт побери, этого парня Баррингтона, который пригласил их сюда. Она попивает свое шампанское, пока бокал не становится пустым. Другой официант проходит мимо, и она берет еще один бокал с подноса.

— Полегче, — предупреждает Руперт.

Она поворачивается к нему с сияющей улыбкой.

— Я думала, вы хотите, чтобы я была пьяной и податливой.

Он берет ее за локоть и ведет вглубь комнаты к крупным пальмам. Повернувшись спиной к окружающим, он говорит:

— Я не люблю трахать инертное тело.

Ее глаза расширяются. Шампанское уже ударило ей в голову. Нет лучшего времени, чем сейчас. Она снова чувствует себя храброй.

— Окэй, я готова обсудить условия. Хорошо, вы не хотите инертного тела. А что вы хотите?

От него пахнет перегаром.

— Ты читала «Пятьдесят оттенков серого»?

Почти все другие девочки в агентстве прочитали книгу, они словно бредили ею, потому что считали, что там все по-настоящему, но она была смущена этой популярностью. Разве женщины действительно имеют тайное желание принадлежать сильным мужчинам? Разве можно это назвать любовью, когда мужчина хочет связать вас и выпороть до ссадин? Когда она упомянула об этом своей матери, та улыбнулась и проницательно заметила: «Западная женщина глумилась над женщиной в парандже, а теперь она надевает ошейник и поклоняется в том же алтаре». Лана смотрит в его бледные глаза.

— Нет, но разве это не о больном мужчине, который плохо обращается со своей любовницей?

— Возможно, это не болезнь, но дело вкуса.

— Это то, что вы хотите от меня?

— Не совсем. То, что мне, действительно, нравится, так это брать женщину силой. Опасное поведение, на самом деле, и конец у меня будет за решеткой, так что я готов довольствоваться изнасилованием по обоюдному согласию. Ты встретишь меня в парке или переулке, и я затащу тебя в свою машину на углу улицы, и ты будешь пытаться освободиться и сопротивляться, когда я одолею тебя и изнасилую. Может быть немного больно и иногда небольшое кровотечение, но я никогда не испорчу твоего лица и не оставлю шрамов. И когда я закончу, я оставлю тебя в канаве, чтобы отправиться домой. Для тебя это подходит?

Шок сковал ее внутренности, Лана слышит, собственный голос, словно издалека, спрашивающий:

— И сколько раз вы ожидаете это... одолжение от меня?

— Скажем, пять раз?

Она чувствует себя, птичкой на фигурной палочке, неустойчиво раскачивающейся на тонкой проволоке. И перед ней лицо Руперта, застывшее холодной маской. Бизнесмен до конца. Десять тысяч за раз, для него должно быть неплохая цена. Шампанское заставило ее чувствовать себя довольно легкомысленной. Он ждет чего-то от нее. Он уже понял, что ее тело — это ее последний шанс. Может быть, она действительно согласиться, чтобы кто-то изнасиловал ее? Не в силах говорить, она кивает.

— Возможно, я должен позволить тебе полизать головку моего пениса по вкусу напоминающий яд, — шепчет он, и передвигается к ней ближе.

Инстинктивно, она делает шаг назад на своих высоких каблуках, и если бы не сплошная стена позади нее, она бы упала.

Огромные листья пальмового дерева и его большое тело, скрывают ее от окружающих, его рука поднимается и щиплет ее за правый сосок. Так сильно, что она задыхается от шока и боли. Он получает возможность обрушиться на ее открытый рот, ударяя зубами о ее губы, и толкает острый, сильный язык ей прямо в рот. Язык его на вкус медный и горький.

Обильное количество слюны изливается в ее рот, заставляя ее, захотеть закрыть свой рот кляпом от него. Картинки устриц, которых она не ела, но наблюдала, как он поглощал, вспыхивают в ее голове. Его язык ощущается скользким и грязным. Она хочет почистить зубы, прополоскать, сплюнуть и прополоскать еще раз с экстра-сильной жидкостью для полоскания, которая всегда были у ее отца в ванной, в кабинете. Она действительно должна куда-то скрыться и сказаться больной, но вплотную придавлена к этому, неимоверно сильному, как бык, мужчине, и тело ее вжато в стену, она оказывается совершенно не в состоянии двигаться. Она чувствует его руку с силой раздвигающую ее бедра и быстро задирающую ее платье вверх. Его грубые, сосиски-пальцы уже обхватывают края ее трусиков и отодвигают материю в сторону. И нет ни одного или ничего, чтобы это остановить. Слезы собираются у края ее глаз и начинают скатываться вниз по лицу.

Вдруг он отрывает свой рот от нее и сверху смотрит на нее.

Ее лицо, белое от ужаса, и она задыхается.

Он поднимает руку и прикасается к ее лицу. Кажется, что своими страданиями, она хочет угодить ему. Ее страдания для него удовольствие. Она играет роль превосходно. Если бы ей это нравилось, она бы испортили ему весь кайф.

— Для большей части симптомы волнения и страха, настолько похожи, что большинство мужчин не могут увидеть разницы. Я же могу, — шепчет он, наклоняясь к ее уху, его толстые пальцы, двигаются в складках ее плоти. — Я собираюсь трахнуть тебя пальцем, среди всех этих богатых и могущественных людей, и никто из них никогда не узнает.

Она наполнена отвращением к нему. Ее мозг быстро просчитывает варианты для побега.

— И вас не заботит, — шепчет она, губами, скованными ужасом, — что эти люди будут думать о нас? О вас? Я думала, что вы были рады быть в компании сливок общества.

Он засмеялся резко и внезапно.

— Ты видела кого-нибудь, чтобы кто-то вышел поприветствовать меня или поговорить со мной? Я невидимка здесь, как и ты, но я, наверное, даже больше. Никто не смотрит на нас, потому что мы никому не нужны. Здесь мы являемся аутсайдерами.

Отчаянно, она толкается ладонями своей руки в его грудь.

Тошнота поднимается уже к ее горлу. Ей становиться нехорошо.

— Мне нужно в туалет, — на выдохе говорит она.