Джасинда Уайлдер - Большие девочки делают "это" лучше (ЛП)

– Все ждут, Анна, – позвал меня Джефф.

Он знал меня достаточно хорошо, чтобы заметить, что я расстроена.

– Все в порядке?

Я была рада, что он не пришел двадцатью секундами ранее; вряд ли он бы вмешался, но ему было бы больно увидеть то, что я делала с членом Чейза, а я не хочу потерять хорошего партнёра.

– Я в порядке, Джефф. Не беспокойся.

Я повернула его за плечи и толкнула обратно к двери в «Погружение».

– Анна, подожди.

Я почувствовала на себе руку Чейза. И, как обычно, развернулась вместе с летящим кулаком.

Конечно, он поймал его, как и в первый раз. Слава Богу, Джефф был уже внутри, так что ничего не видел.

– Чейз, серьезно. Мы оба знаем, что я отработала тебе долг совокупления.

– Никакой это не долг. НИЧЕГО ПОДОБНОГО. То, что ты сделала, было прекрасно, лучше чем прекрасно, но не то, чего я хотел. Я не знаю, почему ты так расстроена, всё так внезапно. Ты мне нравишься, я хочу…

– Анна, пошли, – Джефф высунул из-за двери голову и задержался, когда Чейз сказал, что я нравлюсь ему. – Эй, приятель, послушай, я не знаю, что у тебя за игра, но Анне это не интересно.

Выпятив грудь, Джефф вышел с важным видом, направляясь к Чейзу, думая, что может защитить меня. Джефф был милым, хотел как лучше, и очевидно, вёл себя бесстрашно, поскольку Чейз был на несколько дюймов выше и несколько крупнее.

Я толкнула Джеффа обратно.

– Всё хорошо, Джефф. Он не беспокоит меня. Просто уходит.

Лицо Чейза потемнело:

– И не собираюсь, – он прошёл мимо меня, игнорируя Джеффа. – Самое малое – ты должна мне песню.

Джефф поднял бровь, и я пожала плечами, подавляя вздох.

Мы пели "Broken" в исполнении Seether и Amy Lee.

У меня не получалось держаться за свои противоречивые чувства, не со сладким рычанием Чейза, идеально сочетающимся с моим голосом. Бар молчал, когда мы пели, даже вечно двигающиеся бармены смотрели не отрываясь. Напряжение ощутимо колебалось между Чейзом и мной, превращаясь в перевозбуждение.

Иногда во время выступления кажется, что время останавливается, когда ты просто правильно берёшь ноты. Музыка проникает сквозь поры кожи и пузырится в венах вместо крови, и ты в упоении обхватываешь микрофон дрожащими руками, и песня вытекает из тебя, как кровь из раны. В такие минуты, когда музыка заменяет собой всё, и даже осознание собственного тела исчезает, ты дышишь с трудом, не в силах пошевелиться, позволяя песне заменить тебя, пропуская музыку через себя. И тогда вокруг нет ни людей, ни жизненных проблем, ни движения алкоголя в крови или боли в твоем сердце. Разделить этот момент с другим человеком... более интимно, чем секс. Вы вместе закрываете глаза, прогибаясь в талии, выдавая в микрофон потрясающие звуки, и невозможное, опаляющее пламя, возникшее между вами, связывает вас. Вы бы могли остаться только двумя душами, живущими в мире.

Когда песня закончена, я истощена и чувствую себя так, как если бы мы с Чейзом провели три раунда в постели. Напряжение было таким плотным, что его можно было резать ножом, и ни один из нас не знал, как с этим быть. Химия требовала, чтобы мы разделили песню между собой, как и случилось у нас с Чейзом, и это была редкость. Ты можешь вполне гармонировать с кем-то и даже неплохо вместе выступать, как мы с Джеффом делаем каждую неделю, но, чтобы соединить души вместе на протяжении целой песни и интерпретировать музыку и слова в глубоко личное... Невозможно наблюдать такое каждый день.

Следующие несколько номеров были на порядок хуже, даже для меня. Остальные посетители, кажется, чувствовали это, кое-кто неохотно выходил на сцену и пел, но безуспешно – не тогда, когда отголоски нашей с Чейзом песни еще витали в этом небольшом зале.

В конце концов, народ начал скандировать: «Песню! Песню! Песню!»

Весь бар вызывал нас, и когда, наконец, все вдоволь накричались, поклонники вытолкнули Чейза и меня на сцену.

Джефф, как истинный профессионал, поставил нам песню и снова удалился в тень.

Когда из динамиков зазвучали первые ноты, мы оба закатили глаза и одновременно вздохнули. Джефф включил "I'd Do Anything For Love (But I Won't Do That)" в исполнении Meatloaf.

Мы всех порвали. Пока мы пели, никто не мог дышать, и я думаю, что видела несколько прослезившихся глаз; бурлящие эмоции между нами усиливались с каждой нотой. Я ненавидела Джеффа за то, что он поставил эту песню. Я старалась ТАК не проникнуться, чтобы не позволить своим эмоциям привести меня к разбитому сердцу, что, я знала, непременно случится, если у нас с Чейзом что-то будет.

К тому времени, как затихла последняя нота, толпа уже сходила с ума. Мы держались за руки и кланялись, как если бы выступали на сцене в Harpos.

Джефф сменил жанр музыки на брейк, а я постаралась скрыться в боковой двери, и, конечно, Чейз пошел за мной.

– Чейз, я не могу...

– Пойдём со мной, ко мне.

Наше общение было совсем не долгим, и я была так потрясена его словами, что остановилась, ошеломленная. А потом он поцеловал меня. Вы помните, в сказке о "Принцессе-невесте" говорится, что в истории всего мира было всего пять настоящих поцелуев? Ну, этот прогнал все остальные прочь. Да, я знаю, что это следующая строка из фильма, но я никогда не считала, что поцелуй между Уэстли и Лютик был одним из этих великих, а вот поцелуй между Чейзом и мной... Звезды замерли в небе, и луна потемнела, и весь мир остановился и засмотрелся, благоговея, на истинную, захватывающую страсть, пылающую между нами.

По крайней мере, так чувствовала я.

Когда мы оторвались друг от друга, Чейз вытащил визитную карточку из заднего кармана, на которой заглавными буквами аккуратно был написан его адрес. Ни номера телефона или адреса электронной почты, только физическое местоположение его дома.

– Я еду домой, – сказал Чейз. – Если ты хочешь знать, что я хочу сделать с тобой, приезжай после твоего сета. Если ты не приедешь, ты никогда не увидишь и не услышишь меня снова. Тебе решать.

Дрожащими пальцами я взяла его карточку.

– Чейз... Я...

Он снова поцеловал меня, и, отстранившись, произнёс:

– Всё зависит от тебя, Анна. Если ты очень боишься, я пойму. Просто помни, что ты никогда не узнаешь, что ждет тебя, пока не рискнешь это выяснить.

А потом он уехал, о чём меня известил далёкий рёв его гладкого, черного мотоцикла Ducati.

Я стояла на тротуаре перед домом Чейза. Это был скромный одноэтажный дом в стиле ранчо, перед ним – кусок газона, отдельно стоящий гараж, потрескавшаяся дорожка и изящно возвышающийся фонарный столб на переднем плане. На крыльце горел свет, несмотря на то, что уже было полтретьего утра.