Его невинная крошка (СИ) - Богатенко Наталия

— Руслан… — сипло выдыхаю, и с жадностью еложу руками по его крепким рукам, приподнимаюсь, чтобы импульсивно прижаться губами к плечу, туда, где темнеет татуировка.

Подхватывает за талию, усаживает себе на бедра, и мы жарко целуемся, его язык ласкает мое небо, сплетается с моим языком. Это поцелуй лишает меня воли…

Тело наливается слабостью, в паху горит, и я, скатившись с Руслана, раскидываю бедра. Он медленно склоняется надо мной, беззащитной, изнывающей от желания, и безжалостно, нежно захватывает мои губы. Чувствую, как сбивается ритм сердца, не понимаю, чье стучит громче, и меня заполняет что-то горячее, твердое.

Мой протяжный стон он глушит поцелуем, а я мечусь под ним, плохо соображая, и плыву на невесомых облаках. Еще один толчок внутри, до упора, и мне мало, мало… Закидываю ноги на его поясницу, сжимаю коленями, и Руслан хрипло рычит, безумно вбивается в меня, опаляя шею рваными выдохами.

Меня уносит в темноту, веки тяжело смыкаются, и я уже не в силах даже что-то произнести. Если и есть на этом гребаном свете счастье, вот оно — умереть в объятиях желанного мужчины… Спасибо за сладкие минуты, любимый. Бухаюсь в долгожданный сон, мгновенно засыпая…

Он лежал, прислушиваясь к тихому дыханию Крошки, и что-то щемящее, растекалось в душе, заставляя испытывать незнакомый ему ранее страх. Впервые за свои тридцать с лишним лет Рус боялся потерять девушку, боялся, что вся её любовь лишь надуманная иллюзия, и утром, проснувшись, Алиса поймёт, что он ей не нужен, посмеётся и скажет — уходи.

По сути, он не имел никакого права вторгаться в её жизнь, рушить девичьи мечты, и навязывать собственную волю. Она должна была сама сделать выбор, а он лишил её этой возможности.

Лиска шмыгнула носиком, сонно потянулась, и перевернулась на другой бок. Упругая попка прижалась к его животу, и Руслан стиснул зубы. Олег сказал, что она потеряла ребенка, и виноват в этом был он…

Приподнявшись, мужчина легонько приник губами к нежному плечу, и долго не мог заставить себя оторваться. Лиса недовольно заворочалась, устраиваясь удобнее, подтянула колени к груди, и он тихонько сел, принялся одеваться. Где-то назойливо мычал телефон.

Обнаружился под подушкой, на дисплее высветилось «Алекс». Соколов мгновенно очухался, стряхнул оцепенение и расслабляющую негу, тяжелым взглядом вперившись в экран. Быстро надел футболку и штаны, и вышел из комнаты, плотно закрыл дверь.

Нажал на гаджет принятия вызова.

— Алиса, это ребячество, честное слово! — понесся сварливый мужской голос, и Руслан, ощутив, как внутри вздымается ярость, сквозь зубы прорычал:

— Слышь, мудак, встретиться надо. За тобой должок, падла, припоминаешь, нет?

Молчание в динамике длилось несколько секунд, затем послышались слова, и по интонациям было понятно, что Алекс растерял всякую спесь и уверенность:

— К-кто это?

— Конь в пальто. — зло усмехнулся Рус, спускаясь по лестнице. — чё, в натуре, ублюдок, не узнаешь? Или прикидываешься, суч-чара?!

— Я… ошибся номером. — пробормотал Никитин, и в телефоне воцарилась тишина.

— Говнюк, ссыкло поганое! Ты думаешь, я тебя не найду? — сам с собой говоря, Руслан торопливо покинул дом тем же путем, каким и вошел, и перемахнул через ограду в саду…

— Блять, что за хуйня, — процедил Соколов, оглянувшись на заднее стекло. — мудила конченый, чё те надо… Хочешь прикончить, какого хуя эти ёбаные гонки устраиваешь?!

Эта была его запоздалая мысль, спустя секунду джип тряхнуло так, что у Руслана потемнело в глазах от удара о руль, а потом всё завертелось, послышался треск, скрежет металла о камни, и его отбросило влево. Вспышка боли пронзила ногу, что-то сильно садануло в лицо, и наступила страшная темнота без мыслей и боли…

Очнулся он от того, что в лицо ударило морозным холодом. Открыл мутные глаза, видимость плавала, а расплывчатый силуэт маячил то справа, то слева. Вернее, их было два…

— Живой он. Чё делать, а? Смотри сюда, он зашевелился!

Голос этот Руслан узнал. Виталик, мудила… Вот как он отплатил, крысёныш.

— Чё, чё… — раздалось рядом, кто-то тряхнул его за плечо. — пушку сюда давай. Ну? И не хлопай зенками, блять, слышь, чё я сказал?! Не будь бабой!

— Я… Не смогу. — проблеял Виталик, и послышалась возня.

Соколов попытался приподняться, но тщетно. Виски разламывало болью, сознание окутывало туманом, а лицо заливало что-то теплое, струившееся под воротник куртки. Кровь. Шансов не было, и он это осознавал. Щас эти два утырка попросту пришлепнут его и всё… Это был конец.

Крошка… Он больше не увидит её, не обнимет, не коснется нежных губ. Не услышит её заразительного веселого смеха. Она пахнет персиками, его маленькая любимая девочка.

— …а потому что я не такое быдло, как ты, ушлепок! — сквозь болевые спазмы снова долетели до сознания слова. — и своих не предаю, сволота, запомни это! И ты не равняй себя со мной, ты — дерьмо собачье, и с такими у меня разговор короткий! На колени, мудак!

Приглушенный хлопок вернул ему чувство реальности. Руслан с трудом разлепил веки, слабо застонал, превозмогая адскую боль в плече. Голова шла кругом, его вытаскивали из машины, и он вяло сопротивлялся. Если он еще жив, кого тут, бля, прихлопнули?

— Потерпи, дружище, сейчас будет теплее. — пыхтел над ним незнакомец, и, продолжая тащить его куда-то, с натугой приговаривал, — ты только подыхать не вздумай, да? Я тя отвезу в надежное место, держись, ты мужик крепкий. Вот так…

Его запихнули в салон, накрыли чем-то мягким. Спаситель (или палач?) долго отсутствовал, а потом грянул взрыв, и Рус устало смежил веки. Даже сквозь них слепило жаркими сполохами огня, и он плохо понимал, что и где горит. Смутно различал фигуру парня, усевшегося за руль.

— Э, ты там живой? — перегнувшись через спинку кресла, потормошил Соколова неизвестный. — слышишь меня? Руслан!

— Какого… — говорить было сложно, язык не повиновался, во рту ощущался противный вкус крови. — какого хера ты… зачем? Тебя приказали… Грохнуть меня?

— Не, рановато ты намылился помирать. Еще повоюем.

Это было последним адекватным воспоминанием, что-то невыносимо ослепительное, горячее, ударило по вискам, и Руслан провалился в бессознательность. Серебристый джип мчался по заснеженной трассе, ловко маневрируя среди редкого транспорта, а у кромки воды на берегу Чертановки огонь радостно лизал черный внедорожник…

Егор осознавал, чем рискует, поступив так, а не выполнив прямого приказа Алекса. Если босс пронюхает, что его предали, расправа будет незамедлительной. Но иначе Егор не мог. Очень хорошо отпечаталось в памяти, как покойный ныне отец рассказывал о годах, проведенных на зоне.

И одно тогда еще малолетний Егорка уяснил чётко — за добро всегда плати только добром. Когда Алекс приказал убрать Соколова, а Егор установил личность «приговоренного» и навел о нем тщательные справки среди знакомых из криминальных сфер, он понял, что на этот раз Никитин просчитался.

Когда-то давно отец Руслана спас его батю от самосуда в тюремном лагере. И этот долг так и остался неоплатным. Как видно, судьба посчитала, что пришло время расставить всё по местам. Нет, убивать Руслана Егор не станет, более того, поможет ему выжить и расправиться с врагом. С «трупом» соколова он решит позднее.

И пусть там, наверху, ему зачтется это как благое дело…

В каком детском приюте находится его дочь, Руслан уже знал от Олега. Телохранитель долго отговаривал его от опрометчивого шага, но всё было бесполезно. Если Соколов, что называется, закусил удила, его не могла остановить даже пуля.

Набросив на голову капюшон спортивной куртки, он первым вошел в интернат, и оглянулся, кивком давая понять Олегу, что всё идет по плану. Без церемоний шагнул в кабинет директрисы, припечатав возмущенно привставшую женщину тяжелым взглядом, и коротко велел: