Вопреки, или Ты меня не купишь (СИ) - Билык Диана

— Вы больной ублюдок, — не сдержалась я и сильнее согнулась. Давид поступил, чтобы вдруг что поймать меня, но я полоснула его ненавидящий взглядом. — Он же родной вам, — обернулась через плечо, чтобы утопить деда в гневе и ненависти тоже. — Как вы могли?

— Чурбан он неотесанный. Хоть так научился ценить жизнь, а то все на самотек у него, — нахохлился старик, но тут же слабо откинулся на подушку, а Давид стрельнул в меня синим взглядом. Я ему чуть фак не показала, обманщику подлому. Никогда в жизни больше в дом его не пущу.

— Это все новости? — зло процедила я сквозь зубы и двинулась к двери, не желая находиться в компании врунов.

— Я знаю, где Ренат, — прошептал дед обессилено. — И хотел бы тебя попросить…

Я повернулась, быстр-быстро хлопая веками, прогоняя слезы.

— Вы все то время знали, где он, и молчали?! Знали, как я его жду, что ищу…

— Нет. Я искал его, спешил, но встретиться с ним уже не успею. Передай внуку, что я… — дедушка сильно и вытянуто захрипел. Давид бросился к нему, но тут же отступил, а когда повернулся — я все поняла по взгляду. Волгина-старшего больше с нами нет.

—

Пожалуйста, дорогие мои, комментируйте без спойлеров. Не раскрывайте главную интригу, чтобы другие читатели не теряли интерес. Я буду вынуждена такие отзывы удалить.

Ваш автор

Есения

Мы ехали долго.

Так долго, что я тысячу раз успела повторить про себя, как заклинание: «Вернись ко мне, вернись, прошу…»

Намного быстрее прошло время до этой желанной встречи. Казалось, я уснула, когда узнала, что Ренат пропал, и вот — очнулась с надеждой его увидеть, обнять, прижаться к груди.

С нами за компанию поехал Аверин. Мол, на всякий случай, вдруг я рожать соберусь, ведь уже большой срок.

Я рычала на врача и зло поглядывала, но позволила все-таки негодяю сесть в машину — только взгляд метнула, чтобы не притрагивался ко мне — предатель!

Егор вел быстро, настолько насколько позволяли дороги, ухабистые и грунтовые, а к полудню небо набухло тучами и разродилось ливнем, и мы плелись, как улитки.

Я смотрела в окно и шевелила губами:

— Ты только не сотвори глупость, Ренат. Умоляю.

Через час, может, больше, от усталости и нервного истощения я уже не могла точно определить время, дождь закончился, выглянуло полыхающее алым вечернее солнце. Мы подъехали к большому ставку, скользнули через небольшой мостик и нырнули под тень густых и высоченных тополей.

Впереди сверкали золотые купола церквушки. Я дернулась попросить остановить около нее, чтобы выдохнуть полной грудью и в который раз склонить голову перед образами, надеясь на чудо, но Егор сам замедлил ход, и машина затихла возле больших открытых ворот.

Я потерла усталые глаза и вслух прочитала табличку на здании:

— Мужской монастырь…

Егор и Давид вышли на улицу, помогли мне выбраться, после чего повели к высоким дверям церкви.

Меня колотило. Так сильно, что не получалось сдерживать дрожь.

— Есения, ты в порядке? — уточнил Аверин, я лишь отмахнулась и скрипнула зубами. На что мужчина рассмеялся: — Маленький упертый слоник. Ну идем тогда, недолго осталось, — и протянул мне косынку, дождался, пока я криво нацеплю ее на голову, и подал мне локоть. Ноги были очень вялыми и ради ребенка я согласилась на его помощь.

В храме шла вечерняя служба. Людей не много, но пройти в центр не получилось, придется обходить. Я перекрестилась и, поклонившись, задержала взгляд на высоком крепком мужчине с волосами, собранными в небольшой хвост, покрытыми черной шапочкой. Он был в черной рясе и стоял в первых рядах прихожан. Что-то показалось в его силуэте знакомое. В широком развороте плеч, легкой сутулости, в блеске густых темно-русых прядей. Я выпрямилась и, преодолевая жуткую боль в пояснице, медленно пошла через толпу, все еще держась за руку Давида. Взгляд вцепился в спину мужчины впереди, будто за жизненную нить, а я не дышала. Не дышала так долго, что стало дурно.

Когда покачнулась от слабости, меня тут же подхватил Давид, потянул вверх, подставил плечо, а в тихой молящейся толпе возникла неловкая пауза, лица повернулись ко мне. И тот, мужчина в рясе в высокой монашеской шапочке, тоже. Медленно, неспешно. Скользнул холодным безразличным взглядом цвета стали по моему лицу и отвернулся.

А я чуть не закричала, вовремя накрыла губы влажной ладонью. Ренат. Мой Ренат…

С густой бородой и в церковном облачении с открытым молитвословом в крепких пальцах.

Вцепившись в руку Давида до белых косточек, я прошептала ему на ухо:

— Мне нужно на воздух, пожалуйста…

Врач кивнул и потянул меня за собой на улицу. Снаружи я оттолкнула его от себя и отбежала подальше от храма, позволяя длинному сарафану путать ноги. Пошатываясь, вышла за территорию и побрела куда глаза глядят.

Я не понимала, что происходит. Он не узнал? Почему в рясе?

Пыталась дышать, но воздух не входил в легкие, сжимался в горле, причинял боль.

— Есения? — тихий низкий и родной голос ударился в спину.

Я замотала головой. Не хочу, не хочу смотреть на него и думать, что он больше не мой. Я не могу! Это жестоко.

Побрела дальше, хватаясь за кованый забор, царапая пальцы о свежий хмель.

Слезы ползли по щекам, спину тянуло до жуткой боли, но я шла дальше. Бежала от него и правды, способной убить.

— Есения, постой, — мягкое прикосновение, и теплые объятия закрыли от палящего солнца. — Это, правда, ты? Боже, зачем ты ее сюда привел? — муж вскинул голову и посмотрел в небо, а я позволила себе на него взглянуть. Жадно, будто путник в пустыне прильнул к источнику, впитывала его светлый лик, светящиеся светом глаза, линию тяжелого подбородка.

Я сжала кулачки и, глядя сквозь слезы, попыталась что-то выговорить, но слова не шли, застревали в глотке острыми колючками.

Ренат вдруг дрогнул, отодвинул меня от себя и с ужасом посмотрел на мой огромный живот.

— Как? Как, я не понимаю… — огладил его ладонями, не прикасаясь, плача и смеясь, опускаясь передо мной на колени прямо в лужу. — Я должен был быть рядом… Столько времени прошло. Боже… Но я не мог, Есения, — поднял заплаканные глаза и проговорил слабо: — Не мог, понимаешь? Я не хотел делать тебе больно… — муж потянулся к животу губами, чтобы коснуться легким, нежным поцелуем, а я зарыдала, кусая кулак, не справляясь с эмоциями. Я столько ждала эту встречу, а теперь боялась пошевелиться, боялась, что мы все испортили, потому что просто банально не поговорили, не признались друг другу в обидах и страхах. Да я бы поняла его и боролась бы с ним, в болезни и здравии! Как он не понимает?

— Ренат… — смогла выдохнуть его имя. Живот стянуло схваткой, а между ног полилась горячая влага. Отступив на шаг, я по-дурацки всхлипнула: — Я… рожаю… Кажется…

— Сеня, — муж поднялся, взял меня на руки и куда-то понес. — Зря ты приехала… Мы не можем быть вместе.

И я, между частыми схватками, смогла прошептать:

— Ты не болен. Ты здоров. Аверин и дед обманули тебя. Вернись домой, вернись ко мне, умоляю… Не говори, что не можешь. Что поздно. Что нельзя. Я без тебя жить не могу… — схватка не дала договорить, я сцепила зубы и завыла, уткнувшись в темную ткань, пахнущую ладаном и воском.

Над головой мелькали густые деревья, в стороне залаяла собака, а затем мы оказались в темном и сухом доме.

— Марь Ванна, вы здесь?! — прокричал куда-то Ренат.

Никто не ответил.

— Наверное, на вызове, — сказал Ренат, оглядываясь.

— Клади ее на кушетку, — послышался издали голос Давида. — Вода горячая есть?

— Да, поищи, там есть все необходимое, — показав головой направление, ответил Ренат и осторожно опустил меня, помог разуться, а потом ласково поцеловал мой взмокший лоб и горько заулыбался. — Я сейчас вернусь.

— Стой! — я дернула его за ворот. — Скажи, что будешь со мной всегда. Пообещай! — тело свернуло новой схваткой, но я смогла сквозь боль прорычать: — Если ты не скажешь, я не буду рожать!