Ты теперь моя (СИ) - Тодорова Елена

Мой маленький любимый сын в руках моего единственного любимого мужчины. Крупные татуированные ладони Саульского держат его очень бережно. И смотрит он так, как никогда и ни на кого не смотрел. Он его любит. Безоговорочно.

Волнение и радость волнами захлестывают меня. Я начинаю говорить только для того, чтобы сохранить хоть какой-то контроль:

— Можешь походить с ним по комнате, ему так нравится. Придерживай под спинкой и ягодицами, как сейчас. Только осторожно, без резких движений, — поймав вспышку паники в обычно невозмутимом взгляде, нервно смеюсь. — Да не бойся ты так. Просто будь готов, что Богдан может срыгнуть. Да, так бывает, когда малыш переест или хватанет воздух. Ничего страшного. Хуже, если будет болеть животик.

В ванной ненарочно задерживаюсь. Вымыв волосы, наношу новый кондиционер. Он оказывается каким-то неприятно-жирным, и я повторно мою голову. Использую проверенный кондиционер. Моюсь уже впопыхах, но быстро все равно не получается.

Наскоро обтершись полотенцем, надеваю пижаму и, только поймав отражение в зеркале, понимаю, что выгляжу немного провокационно. Если бы я подумала захватить халат, ничего критичного бы не было. А я, по привычке, ничего не взяла, решив, что сам по себе комплект выглядит прилично.

Хвала Богу, Саульский хоть и оглядывает меня с ног до головы, никак не комментирует мою ночную одежду.

— Бодя уснул?

— Да.

— Ты можешь положить его в кроватку.

Кажется, ему не хочется выпускать его из рук. Мне хорошо знакомо это ощущение, поэтому я понимающе улыбаюсь.

— Ты же говорила, что он спит рядом с тобой.

— Да… Но это потом. Уже ночью, если плачет, забираю к себе.

Уложив малыша, мы накрываем его тоненьким одеяльцем и ненадолго замираем над кроваткой.

— Он все же срыгнул? — указываю на большое мокрое пятно на плече Саульского.

— Да.

— Давай… Хм… Давай я застираю, пока ты здесь… Можешь снять рубашку… — почему-то я крайне сильно смущаюсь от своего предложения.

А уж когда Саульский расстегивает пуговицы и выдергивает полы из брюк, у меня кожа загорается. Мазнув взглядом по его обнаженному рельефному телу, стремительно отворачиваюсь к окну и жду.

— Готово.

Не глядя, принимаю протянутую Ромой рубашку. И буквально сбегаю с ней в ванную.

Я не стану как маньячка нюхать ее. Нет! Это ненормально!

Быстро подношу к лицу и вдыхаю, ощущая, как по телу проносится суматошное племя мурашек-переселенцев. Они снова вернулись, сволочи!

Господи… Ну что за идиотизм?

Я точно схожу с ума!

Взяв себя в руки, аккуратно застирываю пятно. Стараюсь не мочить слишком большой участок ткани, однако вода, конечно, расползается.

Тщательно отжав, накидываю рубашку на плечики и оставляю на змеевике.

— Пока подсохнет, можем попить чай.

Половина двенадцатого ночи. Предложение — нелепее не придумаешь. Но я никак не могу избавиться от волнения. Даже на кухне все из рук валиться.

— Ты какой будешь? Чай…

— Давай кофе.

— Так поздно?

— Раньше мы пили. Так поздно.

Зачем он это вспомнил??? Я уже и так едва сознание от волнения не теряю. Сильнее смутиться попросту невозможно!

— Хм… да. Но сейчас мне нельзя кофе. Только утром немного себе позволяю. Иначе уснуть не могу.

— Я так и так нескоро спать пойду.

— Куда-то едешь еще?

Да, меня это волнует. Очень волнует! Сейчас смотрю на Саульского, не скрывая своего интереса.

— Нет. Сразу домой. Просто проблемы со сном.

Прижимаю к груди ладонь, отмечая, как там горячо и тесно становится.

— Ясно.

— Расскажи… Как ты жила в Японии?

— Очень просто. Мама, хм, положила на мой счет огромные деньги, но я не хотела светиться. Поэтому мы жили в скромной квартирке. Когда я говорю «скромной», это значит, гораздо скромнее этой, — поясняю, пока ставлю на стол чашки. — Ходили на рынок за продуктами. Передвигались по городу в автобусе. Было… необычно и интересно.

Когда я заканчиваю свой короткий рассказ, между нами повисает пауза. Чувствую его взгляд на себе будто физически и снова начинаю смущаться.

— А ты? Как жил? — пытаюсь заполнить тишину.

— Так же, как и всегда.

— Макар говорит, что ты один сейчас живешь.

— Один.

— Почему? Это ведь небезопасно.

— Мне все равно.

А вот это меня пугает. Я же теперь спать спокойно не смогу, буду переживать. Хотя я и без того, с тех пор как мы встретились, покой потеряла.

— А если мы с Богданом переедем к тебе?

Саульский резко вскидывает взгляд.

— Тогда охрана вернется, — твердым тоном сообщает он. — Сейчас в принципе тихо. Порядок навели. Но лучше не рисковать.

— Понятно.

— Ты просто так спросила?

По глазам вижу, он ждет того самого знака. Но я еще не готова.

— Рома… — скрывая безумное желание прикоснуться к его горячей груди и крепким рукам, тепло и силу которых я, кажется, чувствую сейчас физически, отвожу взгляд в сторону. — Вообще-то я хотела тебя попросить…

— О чем?

— Не знаю, как Тоне на глаза показаться. Макар раздобыл адрес. Но боюсь, что у нее сердце не выдержит. Не хочу ехать одна. Может, у тебя бы получилось поехать со мной. Выбери день, в который тебе удобно…

— Конечно. На выходных я полностью свободен. Можем съездить.

— Супер, — выдыхаю и улыбаюсь. — Если Момо к тому времени не поправится, попрошу кого-то из девчонок присмотреть за Богданчиком.

Юля

Договариваемся с Саульским, что он первым наведается к Антонине и морально подготовит ее к встрече. Все-таки новость действительно тяжелая. Не каждый день узнаешь, что человек, которого ты похоронил, воскрес из мертвых. Да, это не фильм ужасов, это моя жизнь. А у няни возраст, и сердце слабое.

Рома звонит в субботу ближе к обеду.

— Все сделал. Антонина в курсе. Хочет немедленно с тобой увидеться.

— Прям сию секунду я не могу, — начинаю волноваться. — Бодя спит. Нужно дождаться, пока проснется, чтобы покормить. Да и Рита за это время как раз успеет добраться.

— Хорошо, — сипловато протягивает Саульский. — Во сколько за тобой заехать?

— Давай через полтора часа.

— Договорились.

Сборы проходят в спешке и суете. К назначенному времени я приближаюсь к крайней степени нервного возбуждения. И это, конечно же, не только из-за желания увидеть Тоню. Впервые мы с Саульским окажемся наедине. В замкнутом пространстве автомобильного салона. Богдан или Момо, как правило, смягчают между нами напряжение. И то потрескивает, будь здоров! Не могу не беспокоиться, как пройдет примерно получасовая поездка до дома Тони.

Роме приходится меня немного подождать. Прошу его не подниматься, утверждая, что буду через пять минут. Правда, спускаюсь только через двадцать пять.

— Прости, — шепчу вместо приветствия. — Богдан как чувствовал, что ухожу, долго висел… В смысле, долго ел.

— Все нормально, — говорит он, помогая мне забраться в салон здоровенного Мерса.

Платье во время подъема нещадно задирается, обнажая бедра гораздо выше, чем мне бы хотелось. Зато Саульского явно впечатляет.

Под его откровенно плотоядным взглядом у меня в груди и животе тягуче-медленно растекается горячий, как лава, трепет. Я нервно одергиваю ткань юбки и судорожно сжимаю ноги.

— Кхм… Где ремень?

— Там же, где обычно, Юля.

Я не буду вслушиваться в приглушенные нотки его охрипшего голоса…

Черт возьми!

Мурашки безумными толпами несутся по моим обнаженным плечам. И он это видит.

— Да… — мы одновременно тянемся к ремню.

Едва наши пальцы соприкасаются, я резко отпускаю ленту. Рома удерживает. И, не разрывая зрительный контакт, скользнув ладонью по моим бедрам, вставляет защелку в замок.

— Нормально?

— Да… Супер!