Шахразада - Ревнивая лампа Аладдина

Девушка попыталась оттолкнуть его. Она знала, что ему нужно, и уже не хотела позволить ему это сделать. Если сейчас она была ему невыразимо желанна, то утром он будет ее презирать. А вызвать презрение царевна вовсе не стремилась. И все же она не хотела, чтобы такой красивый умелый мальчик выскользнул из ее сетей.

Когда Никифор оторвался от ее губ, чтобы отдышаться, Будур попыталась воспользоваться этой возможностью и заговорила:

– О толмач, ты ведь не хочешь убить меня своей страстью? Остановись…

И царевна посмотрела на грека почти с испугом. Но губы ее тронула такая призывная улыбка, что желание захлестнуло толмача с головой.

– Хочу, хочу. Очень хочу, – он сделал глубокий вдох. – Ты пахнешь цветами. Пусть за это падет на меня вечное проклятье, прекрасная царевна, но я больше не могу лишь смотреть на тебя, лишь вожделеть тебя. Теперь мне нужно соединиться с тобой, иначе… О Аллах милосердный, иначе сама жизнь станет мне не нужна!

Его слова сломили сопротивление царевны, в какой-то мере поддельное. Она ведь желала его и потому обольстила. Она… О Аллах, да она и в самом деле желала этого мальчишку! Сейчас ее захлестывали острейшие ощущения – его тело было так близко к ней, грудь прижата к ее груди, а запах его кожи…

Теперь царевну – о великое чудо! – мучили незнакомые ощущения. Никифор медленно потянул к себе тончайшее газовое покрывало, обнажая божественно-прекрасное тело. Хриплый звук сорвался с ее губ, когда он жестом хозяина положил руки на ее бедра и раздвинул ей ноги.

Царевна удивилась огню, который пронзил все ее существо, когда пальцы толмача открыли самую уязвимую часть ее тела. Медленно-медленно он наклонил голову, и, прежде чем девушка поняла, что он собирается делать, она почувствовала его горячее дыхание, дразнящее ее нежную плоть.

– Мальчишка, что…

В то мгновение, когда его губы коснулись ее тела, Будур вскрикнула. От захлестнувших ее ощущений она не могла сдвинуться с места, и его ласки заставили ее выгнуться от невероятного наслаждения. Ее тело горело от вожделения, которого она не знала раньше. Когда толмач провел языком, поднимаясь к сосуду страсти, она застонала. Тогда грек чуть сильнее нажал руками на ее бедра, чтобы остановить царевну. Его язык весьма умело ласкал самые интимные изгибы ее девственно-белого тела.

Наконец волна страсти накрыла царевну с головой, и она начала метаться на подушке, хватаясь руками за его плечи. Она пыталась увернуться из этих удивительно умелых и жестких рук, надеясь прекратить невероятное мучение. Ей казалось, что она, дрожа, стоит на краю пропасти, охваченная наслаждением, от которого прерывалось дыхание.

Неожиданно для самой себя Будур провалилась в темную бездну страсти. Она закричала, не в силах совладать с собой, а ее руки прижали к себе голову юноши. А затем ее тело обмякло, и лишь прерывистое дыхание нарушало сгустившуюся тишину.

– О Аллах! – вымолвила она, когда вновь смогла дышать. – Мальчишка, где ты научился этим ласкам?

– Моя царевна, это только начало. Ты разбудила во мне желания, что спали, быть может, долгие годы. Твое тело так прекрасно и так желанно… Нет силы, что могла бы сейчас оторвать меня от тебя.

Царевна была смущена. О да, она вполне сознательно соблазнила мальчишку. Но сейчас перед ней был искушенный в любовной игре мужчина. И она уже не рада была, что ей пришла в голову идея свести грека с ума. Но не могла же Будур показать, что она боится своего возлюбленного! И потому царевна смело посмотрела Никифору в глаза.

Тот усмехнулся чуть свысока и проговорил:

– Это было только начало, божественно-прекрасная… И помни, ночь тоже только началась…

Он поднялся и одним движением сбросил на пол шелковую рубаху и просторные шаровары.

Будур, как завороженная, смотрела на него. Отлично сложенный – широкие плечи, узкие бедра, сильные ноги и уверенные руки… «Да ему надо только в таком виде и показываться – ни одна женщина не сможет устоять, настолько он красив!» Она смерила грека взглядом с головы до ног. Изумительное зрелище возбужденного прекрасного молодого мужчины вновь зажгло в царевне огонь.

Под взглядом Будур толмач возбудился еще сильнее. Огонь желания пронзал все его существо – от пяток, которые остужали драгоценные каменные плиты, до самых кончиков черных курчавых волос. Он пытался держаться от нее подальше, понимая, какие беды может принести гибельная страсть. Но, увы, вожделение, казавшееся обоюдным, было куда сильнее доводов разума. И вот теперь он, грек-толмач, стал хозяином в опочивальне самой царевны Будур. И он не собирался уходить отсюда, не познав это совершенное тело!

– Никифор…

Он взглянул на нее. Глаза Будур вызывающе горели. Необыкновенно красивое тело призывно распростерлось перед ним, и он понял, что мечтает лишь об одном – войти в нее… и стать властелином.

Никифор провел рукой по бедрам и вновь наклонился к ее ногам. Прошелся ладонью от колен вверх, чуть задержавшись на шелковистой коже живота. Вновь спустился вниз, теперь куда более чувственно исследуя нежные горячие изгибы. Он начал ласкать ее пальцами и почувствовал, как она напряглась. Царевна чуть приподнялась на ложе, но он, опустившись рядом, заставил ее лечь. Затем склонил голову и начал посасывать нежный сосок ее груди, покусывая его, щекоча языком, и при этом не прекращая ласкать ее руками. Она тихонько застонала.

Толмач поднял голову и взглянул на царевну, закрывшую глаза от еле сдерживаемой страсти. Она была так красива, что грек не мог найти слов, чтобы описать эту совершенную красоту. И сейчас она принадлежала ему так, как только может женщина принадлежать мужчине. Он слегка придвинулся к ней и прижался к ее бедрам, продолжая целовать груди.

– О царевна! – хрипло прошептал он, чуть приподнялся и наконец медленно соединился с ней.

Он услышал, как она охнула, и подался назад, но ненадолго. Его тело требовало удовлетворения. Он вошел немного глубже. Лишь стиснутые зубы выдавали, насколько тяжело ему сдерживаться и не вести себя, словно дикий зверь. Но когда он почувствовал, как она подалась ему навстречу, то полностью утратил над собой контроль.

Он резко вошел в нее, приостановился и начал двигаться, каждый раз входя все глубже и глубже. Глаза Будур распахнулись. Она готова была бесконечно отдаваться этому удивительному мужчине – властному и нежному одновременно. Пусть это продлится лишь одну ночь, но новые, неземные ощущения запомнятся ей надолго!

Царевна начала двигаться, стараясь приспособиться к его движениям, сначала немного неуклюже, а потом все более уверенно. И вскоре они слились в гармоничном ритме. Эти движения возбуждали их обоих, наполняли пульсирующей страстью. Наслаждение сводило ее с ума, и она дико извивалась под ним, просящая, требующая, вожделеющая.