Жозефина Мутценбахер - Мои 365 любовников

– А почему бы и нет, паренёк, поедем завтра вместе в Сиверинг и подышим свежим воздухом. Это поможет тебе справиться с похмельем!

Он пылко поцеловал мне руку… Так началась история с Густлем!

На следующий день состоялось моё свидание с этим студентом! Мы встретились на конечной станции в Сиверинге и отправились на прогулку. Лицо у него после вчерашней пирушки ещё отливало зеленью. Сегодня он надел обычную фетровую шляпу и выглядел сущим мальчишкой, однако он нравился мне вдвое больше, даже без пёстрого шейного платка и цветастой фуражки. Он шёл рядом со мной с таким счастливым видом и с такой влюблённостью поглядывал на меня сбоку, что многие люди, попадавшиеся нам навстречу, при виде нас улыбались. Мы, должно быть, выглядели как пара совершенно невинных влюблённых. Впрочем «невинность», надо признать, скорее относилась к моему Густлю, что же касается меня… то, увы и ах! У меня в тот день было очень смешливое настроение, хотя в душе я была взволнована и немного робела, я стеснялась, и дать этому какое-то рациональное объяснение не могла. Потом Густль начал рассказывать о себе.

Он был родом из Штирии, отец его служил начальником станции в каком-то небольшом местечке. Мать была славной женщиной, только вот без конца бранилась, что, впрочем, не следовало принимать всерьёз. Она постоянно присылала ему ветчину, яйца и копчёное мясо, и в каждом письме настоятельно просила, чтобы он сытно кушал! Отец был строгим и серьёзным человеком, который всегда хотел учиться, но в своё время был слишком беден для этого. Он, Густль Грубер, был самым младшим среди сестёр и братьев. Сёстры уже вышли замуж, один из братьев работал на железной дороге, другой был фермером, а он, Густль, должен был учиться и стать тем, кем всю жизнь мечтал быть его отец – архитектором. Отцу с неимоверным трудом удавалось выкраивать деньги на его обучение, и потому Густль был очень прилежным. Студенческая жизнь не доставляла ему, собственно говоря, никакого удовольствия, бесконечные попойки и всякого рода проделки тяготили его, и он только потому участвовал во вчерашнем чествовании, что среди его сотоварищей там находилось несколько земляков, и за ним была «приветственная речь». Вообще же Густаву не нравилось их чрезмерное увлечение женщинами лёгкого поведения, как обычно заведено у студентов.

– Знаете ли, уважаемая фрейлейн Жозефина, любовь – это нечто совершенно, совершенно иное… – проговорил он.

От этих слов у меня невольно сжалось сердце, и я, кажется, чуточку покраснела. Сколько душевности было в том, как Густль пригласил меня выпить четвертинку вина и потом гордо расплатился по счёту! Было так трогательно смотреть, как он вынимает из кошелька свои с трудом накопленные кроны! Я с наслаждением расцеловала бы его прямо на глазах у старшего кельнера. И я не могла осрамить его тем, что заплатила бы за себя сама, ибо он так радовался! И всё же я охотно, клянусь, сунула бы незаметно в карман этому бледному мальчику всё, что имела при себе, потому что ему деньги были гораздо нужнее, чем мне!

А потом мало-помалу наступил вечер, мы шли уединённой лесной дорогой, и Густль ничего больше не говорил. Я тоже была тиха и задумчива, я радовалась, можно даже сказать, была счастлива! Оттого, что кто-то однажды увидел во мне нечто совсем иное, чем просто продажную женщину, пусть даже и лучшую.

– Куда вы меня ведёте, господин Густль? Сперва вы напоили меня крепким вином, а теперь уводите в тёмный лес? Господин Густль, а господин Густль, что же вы со мной сделаете? Может, у вас на уме что-то неблаговидное?

К счастью уже почти совершенно стемнело, в противном случае стало бы видно, как он покраснел! Я сжала его ладонь, и он, запинаясь, спросил, может ли он взять меня под руку? Теперь мы шли, тесно прижавшись друг к другу, тыльная сторона кисти его руки касалась моей груди, и я чувствовала, как она дрожит! И потом начался лиственный лес, я опустилась на землю, к тому времени стало совсем темно! Настроение у меня было точно в минуту первого свидания, и я плюнула на то, что моё красивое летнее платье изомнётся и испачкается о траву. Я увлекла дрожащего Густля за собой вниз, прижала его голову к своей груди и ласково погладила по мягким, негустым волосам. Я прекрасно слышала, как колотится его сердце, а потом его робкая, неуверенная рука на ощупь отыскала пуговицы моей блузки. Он был таким неловким, этот мальчик, и я помогала ему и ещё делала при этом вид, будто совершенно не замечаю, как обнажается моя грудь. И тогда он коснулся губами моих грудей, снова и снова целовал их, и иногда останавливался, тяжело дыша, а потом я вдруг почувствовала на шее несколько горячих капель. Мой Густль плакал! Такого со мной ещё никогда не случалось! И тогда я привлекла его ухо к своим устам и спросила:

– Хочешь меня? Всю? И плохого ничего не подумаешь? Ты действительно неравнодушен ко мне, а? Ты мне тоже мил! Иди, мой мальчик, иди же ко мне, иди…

Я откинулась на спину и потянула его за собой, он был таким неловким. Я подобрала юбку и стянула бельё, Густль положил мне свои молодые руки на плечи и проник в меня, и я почти не ощущала его, мальчик лежал на мне невесомым пёрышком! И он осыпал градом поцелуев мои глаза, лоб, щёки, рот, всё время с закрытыми глазами, он вздыхал и лепетал:

– Любимая… любимая… любимая моя… как же хорошо… как хорошо… ох, как же изумительно хорошо…

Тот час в лесу я никогда не забуду. Мне пришлось многому в искусстве любви научить юного паренька, он даже целоваться не умел толком, делал это с открытым ртом точно ребёнок, горячо и влажно! Таким он был невинным, разбитным студентам почти не удалось испортить его! И я была для него практически первой, несколько случайных женщин до меня только напугали его! У меня был возлюбленный! Славный, бедный, юный, неиспорченный мальчик, который едва решался наносить удары в полную силу, потому что опасался сделать мне больно. А потом я ощутила его семя, смотрела в небо и была счастлива! Сколько раз я уже чувствовала подобное, но сегодня это было нечто совершенно другое, клянусь богом, всё было как в первый раз! Но мне пришлось дожить почти до тридцати лет, чтобы такое со мной случилось! У некоторых первый возлюбленный появляется в семнадцать или в девятнадцать лет, и я почувствовала теперь, как много мужчин, с которыми я «тачалась» ещё совсем молоденькой, меня обкрадывали! Но нынче я ни на кого не держала зла, я была просто до безумия счастлива и хотела, чтобы Густав оставался лежать на мне целую вечность! Сегодня я знаю, что в тот вечер впервые в жизни отдавалась по любви!

А потом я понесла ребенка от Густава. Через несколько дней после нашей прогулки я должна была почувствовать обычное женское недомогание, у меня как раз подоспело время, однако ничего не произошло. Я приняла горячую ванну, испробовала другие средства, и только когда всё это не дало никаких результатов, сообразила: я в положении. Меня точно обухом по голове ударили, перед глазами всё кружилось. При всём желании я не смогла б описать, что я тогда передумала и перечувствовала. Я стыдилась и радовалась, леденела от страха за свою судьбу и всё же очень хотела, чтобы у меня появился ребёнок! Я вспомнила свою мать, у которой был целый выводок детей, и которая всегда хорошо относилась к нам! А потом я подумала, что ребёнка распутной женщины не ждёт, собственно говоря, ничего хорошего. Особенно в том случае, если будет девочка.