Мануэль Пуиг - Любовь в Буэнос-Айресе

Долгожданная встреча состоялась в конце пятой недели — и в первый раз им не пришлось пить чай после занятий в одиночестве. Однако в следующие выходные те вновь не появились. Клара Эвелия с Гладис, проходя между столиков, заметили группу, которой их в прошлый раз представили, — но приглашения присоединиться не последовало, так что они, как и прежде, заняли маленький столик и заказали себе два чая с гренками. Прошел еще месяц, а вопрос о покупке теннисных принадлежностей все еще не был решен.

В холодные зимние месяцы по выходным часто лил дождь, и Клара решила, что до лета не стоит посещать клуб, а к тому времени вновь будет открыт бассейн, и им не придется искать компанию, чтобы приятно провести время.

Между тем, в отличие от спортклуба, в художественной школе Гладис добилась быстрого и неоспоримого прогресса. Особенно привлекли к себе внимание ее фигуры, вылепленные из глины. Ее ночные бдения над книгой существенно сократились, и выпады Фанни уже не были для нее столь чувствительны. С наступлением лета Гладис не захотела прерывать своих художественных штудий, но параллельно записалась в секцию плавания в спортклубе, где подбирали группы по росту, и на удивление быстро сблизилась с подругами по своей группе. Ее часто приглашали за большой стол, за которым вместе лакомились младшие отпрыски посещавших клуб семейств. Мать же теперь предпочитала оставаться дома. Многие годы спустя Гладис будет вспоминать этот период — лето 1948 года — как самое счастливое время своей жизни.

В конце марта у нее начались месячные, болезненные и нерегулярные. В апреле начался учебный год в Институте имени Леонардо да Винчи, и с первого занятия Гладис не могла отвести глаз от нового ученика, появившегося в классе рисования. Ему было восемнадцать лет, и он с мужской дерзостью носил непривычно длинные волосы. Черты лица его были правильными и чувственными. Особенно выделялись небесно-голубые, широко распахнутые глаза. С первого же дня Гладис с рвением взялась за дело, стремясь привлечь внимание юноши, однако это ей никак не удавалось, покуда они не оказались и в одной и той же группе ваяния. Там он уже просто не мог обойти ее вниманием: слишком часто на ее долю выпадали похвалы преподавателя. В конце учебного года решено было выставить лучшие работы учеников на приближавшейся Осенней художественной выставке. Юноша принес на просмотр гигантского Икара, тогда как Гладис — вылепленную головку ребенка в натуральную величину. Она от всей души желала, чтобы премия досталась ему, и в то же время мечтала получить ее сама — чтобы заслужить его восхищение. Осмотрев все выставленные в Салоне работы, она решила, что ее труд скорее всею останется незамеченным, и стала ожидать успеха, который, по ее расчетам, должен был выпасть на долю Икара. Так она и сказала юноше. Тот пригласил ее в бар выпить чего-нибудь тонизирующего, и она уже почти уверилась, что с течением лет ей удастся завоевать любовь своего героя.

Присуждение премии состоялось в марте 1949 года, и Гладис стала самым молодым лауреатом в истории конкурса: ей было всего четырнадцать лет. Мать обнимала дочь и плакала, и слезы, черные от туши, стекали по ее щекам — как тогда, когда Гладис видела ее плачущей в первый раз. Гладис поискала взглядом среди присутствующих другие глаза — широко распахнутые, небесно-голубые и без подводки — и нашла их. Но юноша лишь скользнул по ней взором, полным презрения, и, не поздравив, отвернулся.

Первые танцы

Самой старшей из одноклассниц по лицею исполнилось пятнадцать. По этому поводу у нее дома устроен был праздник, куда пригласили и Гладис, однако присутствовавшие мальчики сочли ее слишком малолетней для танцев. Тем не менее некоторым утешением для нее послужила занимательная беседа со старшим братом именинницы и его девушкой. Разговор шел о романе «Контрапункт» Олдоса Хаксли и «Обмененных головах» Томаса Манна. Когда же эта пара откланялась, Гладис осталась сидеть в одиночестве на своем стуле и вынуждена была томиться еще целый час, покуда отец не заехал за ней.

В течение этого и следующего учебного года Гладис наблюдала, как растет число юных ухажеров, поджидавших ее одноклассниц у выхода из школы. Ей казалось, что они почкуются сами собой, точно грибы или сорняки, появляющиеся внезапно на тропинке, где еще вчера было чисто. Гладис же сохраняла внешность ученицы начальной школы. Впрочем, она действительно была на год-два младше одноклассниц — не говоря уже о том, что мать носила ее семь месяцев вместо девяти.

В сексуальном отношении за время ее затянувшегося отрочества Гладис запомнилось лишь три эпизода. Первый — в Институте имени Леонардо да Винчи, когда однажды, с наступлением нового учебного года прежнюю натурщицу заменил мужчина-натурщик. На первое занятие Гладис пришла разбираемая любопытством, заняла свое привычное место и едва начала раскладывать свои рабочие принадлежности, как натурщик вошел в студию и стал разоблачаться. Гладис опустила взгляд. Пол был выложен паркетом, имевшим вид сухой и бесцветный, зато свежеподметенный. Натурщик оказался молодым крепышом невысокого роста, с развитой мускулатурой и половым органом выдающихся размеров. Когда Гладис вновь подняла взор, тот уже находился на тумбе и принимал нужную позу, следуя указаниям преподавателя. Последний принес ученикам извинения за неопытность натурщика: речь шла о новичке, вынужденном пойти на эту работу из-за болезни жены и необходимости обеспечить ребенка нескольких месяцев от роду. До того момента Гладис полагала, что у всех мужчин пенис такой же небольшой, какие она видела у греческих статуй. Ее пронизал ужас, смешанный с непонятным возбуждением, все ее железы, казалось, начали выделять ферменты с небывалой быстротой. Она представила, какую боль должна испытывать женщина, когда ею овладевает мужчина.

Второе сексуальное переживание выпало ей на следующий год, после одного разговора с Фанни. Той было уже шестнадцать, и как-то раз, когда учитель поставил ей ноль за невыученный урок, она разрыдалась, чем удивила Гладис, знавшую, что Фанни никогда не придавала значения отметкам. На перемене Гладис поинтересовалась, что с тою происходит, и подруга поведала, что ее домашние противятся ее помолвке с юношей-католиком, а она уже не может расстаться с ним, потому что весь минувший год каждую субботу отдавалась ему после кино. Гладис почудилось, будто плиты школьного двора у них под ногами превращаются в паркет студии Института Леонардо да Винчи, накреняются, затем совсем исчезают, и они обе летят куда-то в черную бездну. Гладис представилась глубокая рана на теле Фанни — единственное, что различалось в этой беспроглядной тьме, была бледно-розовая, поросячьего оттенка рана, и где-то далеко внизу, неразличимая глазу, шумела река — вероятно, кровь. Когда Гладис затем, в свой черед, исполнилось шестнадцать, она заключила, что теперь ее девственность тоже в опасности, так как именно в этом возрасте ее лишилась Фанни, и боялась возвращаться домой одна по темным улицам, которые ей приходилось пересекать по дороге из Института.