Бель Жур - Офисный дневник девушки по вызову

Несколько платьев; серебряное джерси с вырезами, которое собирало комплименты почти целое десятилетие. Я примериваю его – все еще сексуальное. Несколько костюмов, немного слишком зауженных и со слишком глубокими вырезами, чтобы надевать их в офис. Гигантский шопинг-пакет, набитый ворохом подвязок почти невообразимых расцветок. Я на мгновение задумываюсь, можно ли подсчитать, сколько я потратила за прошедшие годы на все это – какова стоимость всего пакета? А потом решаю, что не желаю тратить свое время на такие размышления. Еще так много предстоит сделать…

– Ты чудесная, замечательная девочка! Я просто поверить не могу!

– Э-э… мам, ты что, позвонила не той дочери?

Взрыв хохота.

– Ах ты, глупышка! Твоя сестра – вот кто мне все рассказал! Я так ошарашена, честное слово, это слишком, слишком много!

– Мы с ней вложились пополам, как она наверняка упомянула. И это, если уж говорить честно, была ее идея, – как она наверняка упомянула. Неоднократно.

– Да, но это в первый раз… Знаешь, детка, я знала, что твой папа всегда прикрывал тебя в мой день рождения.

– В свою защиту могу сказать, что я всегда отдавала предпочтение дате вашей годовщины свадьбы… – которую я знала лишь потому, кстати говоря, что она была выгравирована на серебряной лопатке для торта в уэльском буфете.

– В конце концов, ты – папина дочка. Но что бы ты ни говорила, я знаю твою тайну…

– Это неважно. Ах да, и Арти пока ничего не знает, так что давай не будем ему говорить.

– Да уж, конечно, учитывая, что я то и дело названиваю ему, чтобы поболтать! Арти – это же тот самый парень, который вытеснил любовь к моему отцу из сердца моей матери. Давай-ка присядем и перетрем за жизнь, парень!

– Шути-шути, если иначе никак не можешь, – сказала мама строго, хотя все равно в ее голосе сквозили восторг и теплота. – В конце концов, ты – папина дочка. Но что бы ты ни говорила, я знаю твою тайну…

Неужели, неужели вправду знает?! Тогда какую?

– Под всей этой напускной резкостью ты по-настоящему любишь.

– Что-нибудь случилось? – спрашивает Джайлс.

– А?.. – Я не заметила, что он стоит рядом, просто стояла, уставившись на пятидесятипенсовую монетку в руке. Помнишь, как бросок монеты мог принимать за тебя решения? И это значило, что либо ты была настолько суеверна, чтобы верить в то, что неодушевленный предмет воплощает в себе судьбу, либо решения были настолько несущественными, что на самом деле было совершенно не важно, какое из них выбирать.

– На самом деле совершенно не важно, – вслух повторила я.

– Что?!

– Извини… я, э-э, Джайлс, что ты сказал?

Его брови дернулись.

– Ничего, ты явно о чем-то задумалась. Я зайду к тебе после переговоров с японцами, ладно?

Переговоров?! Я напрочь забыла. Он упоминал о них на прошлой неделе или…

– Ах да, конечно… после переговоров. Извини, я просто пытаюсь составить план, как все это пойдет.

Он дважды стукнул по дверному косяку и улыбнулся:

– Хорошая девочка!

Порой мне кажется, будто я встречаюсь с этим мужчиной целую вечность, но на самом деле – всего-то пару недель. Мои подготовительные мероприятия сродни хорошо рассчитанному по времени искусству: на бритье уходит меньше 10 минут, на подщипывание бровей и прочего – меньше пяти; последний волос в прическе уложен на место задолго до прибытия такси. Макияж по-прежнему отнимает немало времени, но теперь, когда глаз у меня уже наметан, получается надежный результат. Поскольку мы проводим вместе лишь несколько ночей в месяц и редко выходим в люди вдвоем, основной гардероб уже хорошо устоялся. Это не полностью избавляет от расходов: последние туфли, которые я купила, были парой от Лубутена, идентичной той, которую я в прошлом году вписала в графу «деловые расходы».

Половина седьмого – и стук в дверь. Конечно, у него есть ключ, это же его квартира. Я сохранила свой дом, но теперь ищу постояльца. Да и в любом случае будет чудесно иметь собственное пристанище, куда можно сбежать, когда мне потребуется побыть одной. А поскольку ЧЛ так нравятся кошки в доме, кот тоже будет жить здесь.

Я широко улыбаюсь, когда распахивается дверь.

– Милый, – говорю я, снимая с его плеч плащ. – Вина? – Оно уже разлито по бокалам. Как часто я входила в комнату гостьей! Теперь я – хозяйка. Это расслабляет.

Однако момент расслабленности длится совсем недолго, потому что ЧЛ – настоящий демон в постели. Правда-правда, я еще не встречала мужчины, столь увлеченного всем тем, что он делает со мной. А что именно он делает? Абсолютно все. Наверное, наверстывает упущенное. Готовясь к сегодняшнему вечеру, я оставила в ванной иглы рядом со спиртом и влажными салфетками. Он любит дразнилки, напряженность ощущений, острое чувство чего-то запретного, когда я гоняю его от болезненных завываний до экстаза и обратно. Иглы – это всего лишь предложение, а не обязательное требование: он был достаточно впечатлен демонстрацией моего аутофистинга, чтобы всерьез увлечься вводом разных предметов в свой задний проход. В данный момент мы вплотную приблизились к четырем пальцам, и всякий раз, отсасывая его до оргазма, я чувствую дрожь мышц, подготавливающих себя к принятию еще большего… так что, кто знает, может быть, именно сегодня мы пройдем весь путь. Учитывая, как разные части его тела будут выглядеть утром, наверное, это и к лучшему, что жена больше не видит его обнаженным.

Интересно, долго ли продержится этот наш маленький мыльный пузырь? Джайлс уже намекал, что я, кажется, стала в последнее время все раньше и раньше уходить с работы, а ЧЛ упомянул, что, если Юэн выберет университет в Лондоне, будет только разумно, если он займет эту квартиру. Но пока по большей части здесь только я, он, и все время в мире, принадлежащее нам, и его примечательная склонность к анальным играм.

Интересно, долго ли продержится этот наш маленький мыльный пузырь?

Как насчет моих поисков идеального мужчины и идеальной работы? Они в настоящее время официально законсервированы.

Строчка из песни American Dreamgirl («Американская девушка мечты») группы Joydrop.

Лондонцы называют «трубой» (The Tube) свое метро.

Буккакэ – форма группового секса.

Моллюски и ракообразные водные обитатели считаются некошерной пищей, и верующие евреи их не едят.