Мари-Бернадетт Дюпюи - Сиротка. Расплата за прошлое

— Фауст? — удивился Тошан. — Бог мой, кто мог так назвать кота?

— Чем дальше, тем интереснее! — с порога усмехнулся Овид, из чистой бравады.

— Нечего ухмыляться! — разозлился Жослин. — Нам может помочь любая деталь, даже самая незначительная. Если мой зять рассчитывал на ваши мыслительные способности, он явно ошибся адресом. «Фауст» — это первая опера, в которой сыграла наша дочь. У нее была главная роль, роль Маргариты. Значит, мы остаемся в области оперного искусства. Просто так называть кота Фаустом никто не станет. Тошан, я тоже хочу поехать с вами в Квебек. Лора, к черту твою экономию, мы должны найти Эрмин.

— А как же твое больное сердце? — встревожилась та. — Врачи сказали, что тебе нужно меньше волноваться и напрягаться.

— Плевать я хотел на врачей! Я прекрасно себя чувствую. Мне не удалось вырвать Луи из лап этого мерзавца Трамбле в начале войны. Это сделал за меня Тошан. Без него мы лишились бы нашего сына. Позволь мне теперь хоть что-нибудь сделать для нашей дочери. Я не брошу ее во второй раз.

Киона с интересом следила за разговором. Луи принес ей ожерелье с амулетами, а также медальон на цепочке. Она отрицательно покачала головой.

— Спасибо тебе, но сейчас я их надевать не буду. Убери их пока в ящик буфета.

Девочка очаровательно улыбнулась и стала еще красивее. У ее сводного брата сжалось сердце. Он так давно и так сильно ее любил! «Ну почему она моя сестра? — подумал он. — Я не хочу никаких других девочек, кроме нее. Но мой приятель Альбер из коллежа говорит, что брат и сестра не могут быть возлюбленными…»

Представляя себе самое мрачное будущее, Луи вышел из кухни. Киона пообещала себе утешить его, когда у нее будет на это время. Она жалела его. «Луи будет очень несчастен. Однако ему придется жениться на другой девушке, даже если я вовсе не его сестра. Но этого я ему никогда, никогда не скажу».

Пока взрослые обсуждали предстоящую поездку в Квебек, близняшки выскользнули в гостиную, погруженную в полумрак. Теперь это была комната Мирей. В прохладном воздухе пахло одеколоном и рисовой пудрой Знаком они позвали Киону с собой.

— Что ты сказала папе на ухо? — спросила Лоранс. — Если это касается мамы, мы имеем право знать.

— Только не ври нам, — сухо добавила ее сестра.

— Я буду делать, что захочу! Вы ведете себя глупо со вчерашнего дня. Я думала, что мы сестры, что вы всегда будете на моей стороне, но нет! Зря ты сорвала с меня ожерелье, Лоранс. Посмотри на мою шею! Она до сих пор красная. Вы притворяетесь, что любите меня, когда я нужна вам, но на самом деле вы немного презираете меня, потому что я незаконнорожденная. Так? К тому же колдунья!

— Не говори глупостей, — возразила Мари-Нутта. — Но ты часто ведешь себя вызывающе и странно, особенно когда отказываешься от своего дара ясновидения. Тебе так повезло, что у тебя есть этот дар!

— Мы просто очень испугались за маму, — продолжила Лоранс. — Прости меня, Киона. Конечно, ты наша сестра. Не сердись!

— На самом деле я не сержусь, но я была очень расстроена этой ночью, из-за вас обеих и из-за Эрмин.

— Мы тоже переживали, — призналась Мари-Нутта. — Мы говорили себе, что мама бросила папу ради другого мужчины. Ты тоже так думала, Киона?

— Да! Но теперь я знаю, что ошибалась. Мин по-прежнему любит вашего отца и обязательно вернется. Я сказала это Тошану.

Близняшки обменялись торжествующими взглядами. Они так боялись, что их маленький безмятежный мир рухнет, что их родители расстанутся.

— Ладно, я вас прощаю, — сказала Киона. — Я так хорошо себя чувствую без своих амулетов и медальона Альетты Шарден! Какой же я была глупой, когда хотела стать обычной девочкой! Ни к чему бороться с судьбой. Я чувствую столько невидимых вещей!

Она замолчала с выражением восторга на своем прелестном личике. По ее телу пробегали таинственные волны, перед ней открылась целая вселенная, ей просто нужно было научиться управлять своим даром, чтобы выборочно улавливать прошлое и будущее, чувства тех или иных людей. Конечно, что-то могло ее напугать, но также и дать утешение, как это произошло только что при контакте с ее любимой сводной сестрой. «Там, где она находится, много страданий и слез, но ей ничто не угрожает, — думала Киона. — Кот ее охраняет. Что это за кот? Фауст…»

— Девочки, за стол! — крикнула Лора из соседней комнаты. — Что вы там опять замышляете? Месье Лафлер уезжает, он хочет с вами попрощаться.

Лоранс бросилась на кухню. Ее тревоги по поводу матери улеглись, и теперь она вновь могла предаться мечтам об обаятельном учителе.

— Вы же собирались поужинать с нами, месье Овид! — с сожалением сказала она.

— В конечном итоге я возвращаюсь домой, барышни. Месье Шарден, ваш любимый дедушка, едет вместо меня. Так что у меня нет никаких причин оставаться здесь. Как говорится, снова в путь!

У девочки был такой разочарованный вид, что он захотел погладить ее по щеке в знак утешения. Но этот жест выглядел бы неуместным. Овид отметил красоту Лоранс, а главное, ее невероятное сходство с Эрмин.

— Мы обязательно увидимся, — тихо сказал он. — Держите меня в курсе. Договорились, Тошан? — громко добавил он. — Сообщите мне новости телеграммой или позвоните в бакалею Сент-Эдвижа.

— Обещаю. Хорошо вам добраться!

Метис был раздражен. Он предпочел бы компании Жослина общество Лафлера, тем более что продолжал теряться в догадках по поводу таинственного исчезновения своей жены. Она могла уехать по своей воле, судя по видениям Кионы, или же тело было в чем-то другом. Но в чем? Вконец измученный, он цеплялся за слова, которые тихо сказала ему девочка. Эрмин по-прежнему его любит. Ему было бы легче поговорить об этом со своим сверстником, чем с тестем. Но Жослин решил по-другому, и, поскольку расходы на поезд и отель оплачивала Лора, Тошан был вынужден смириться.

Мирей приготовила салат из картофеля и сельди, одно из любимых блюд Лоры. Экономка положила каждому по порции, приговаривая: «Боже милосердный!» Усевшись наконец за стол, она сказала:

— Пришлите телеграмму, месье, или вы, Тошан, чтобы сообщить, когда вы привезете нашу Мимин, потому что я хочу испечь для нее пирог с патокой, ее любимый десерт.

Как ни странно, это успокоило всех, будто слова их славной Мирей были добрым знаком и совсем скоро Эрмин переступит порог Маленького рая.

После того как увидела в зеркале Киону, Эрмин бросилась на кровать и разрыдалась. Она считала себя достаточно сильной, чтобы преодолеть все испытания, но мимолетное видение ослабило ее, поразило в самое сердце. Киона была сродни ветру, поднимавшему волны на озере Сен-Жан, свежему дыханию лесов, дикому пению Уиатшуана. Для Эрмин она была неразрывно связана с Тошаном, Талой-волчицей, олицетворяла всю ее семью, потерянное счастье.

Ей было бы сложно объяснить кому-нибудь силу чувств, которые объединяли ее с этой необычной девочкой, такой дорогой ее сердцу. Она питала к ней особую любовь. «Моя сестренка, моя любимая младшая сестренка! — повторяла она в слезах. — Ты нашла меня, Киона. Спасибо! Я думала, что уже не нужна тебе…

Эрмин даже доводилось испытывать чувство вины по отношению к собственным детям, словно они занимали в ее душе второе место после Кионы, что было неправдой. Она их тоже очень любила, но более умеренно, не так пылко.

Появление девочки все перевернуло. Эрмин больше не собиралась уговаривать Родольфа Метцнера. Его поведение вызывало у нее тревогу. Страсть, которую он к ней питал, рано или поздно должна была подтолкнуть его к насилию. Теперь ей хотелось только одного: бежать. В середине ночи, когда слезы ее иссякли, она отправилась обследовать театр, гостиную, кухню, осматривая каждое окно, каждую позолоченную решетку, каждый замок. Дом был оснащен самым современным электрическим оборудованием. Она включала по очереди великолепные люстры, огни рампы, ночники из цветного стекла. Босоногая и бесшумная, она даже отважилась подняться на второй этаж, но все двери были закрыты на ключ, включая те, что вели на чердак. Подол ее платья шелестел при каждом шаге, словно чье-то тихое дыхание у ее ног.

«Золотая клетка для соловья!» — то и дело повторяла она про себя.

Утомившись, окончательно упав духом, Эрмин снова легла в постель, без малейшего сожаления сняв с себя роскошный наряд. На следующее утро ее разбудило чувство голода. «Я не ужинала вчера, — вспомнила она. — Господи, сегодня уже суббота! Я здесь целую неделю».

Родольф забрал ее паспорт, но оставил нетронутым остальное содержимое ее сумочки, включая косметичку, фотографии детей и маленький ежедневник. По утрам, до прихода Анни, приносившей поднос с завтраком, Эрмин ставила крестик напротив очередной даты. Но в эту субботу женщина сильно задерживалась.