Робер Гайяр - Мари Антильская. Книга вторая

Она с такой силой сжала его руку, что ногти вонзились в плоть ладони. В тот же момент Мари почувствовала, как к глазам подступили слезы. Она была слишком взволнованна, слишком растроганна, чтобы ответить на его слова. Она лишь еще раз убедилась, насколько эти простые, суровые люди, этакие с виду неотесанные мужланы вроде Лефора и Байарделя, в глубине души преданы и верны им с генералом.

Потом, немного помолчав, проговорила:

— Прошу вас, капитан, когда эти люди уйдут, задержитесь ненадолго.

— К вашим услугам, мадам, — только и ответил он.

Она отошла, чтобы поблагодарить лично каждого офицера, которые сопровождали раненого генерала. И сказала им, как счастлива, что может рассчитывать на их поддержку. Проводив их до дверей, она вернулась к Байарделю и проговорила:

— Я пойду отнесу генералу горячий пунш, потом вернусь. Подождите меня здесь.

В этот момент с лестницы спустились двое офицеров, что относили наверх носилки с раненым. Они сообщили, что Жак пришел в сознание. Потом раскланялись с Мари и Байарделем и тоже ушли.

Молодая женщина взяла из рук Сефизы миску с горячим пуншем и поднялась наверх. Капитан принялся терпеливо ждать ее возвращения.

Ее не было больше получаса, а когда вернулась, то едва слышно, будто один звук ее голоса способен потревожить больного, сообщила:

— Он заснул. Пусть отдыхает. Благодарю вас, капитан, что вы остались. И прошу простить, что попросила вас об этом, когда, возможно, у вас сейчас есть другие дела… Служба есть служба…

— Нет, мадам, — ответил он. — У меня нет другой службы, кроме службы генералу, а стало быть, и вам…

— Благодарю вас, — снова проговорила она.

Потом присела рядом с ним. Она явно нервничала и рвала острыми ноготками тонкий батистовый платочек.

— Мне нравятся люди, которые говорят откровенно и начистоту, — заметила она, — как вы. Вы правильно сделали, без обиняков сказав мне все, что думаете о Мерри Руле. К несчастью, генерал никогда не хотел верить в двуличие этого человека, и тот мог совершенно безнаказанно подрывать его авторитет на острове. Более всего я боюсь тех связей и знакомств, какие смог он приобрести, пользуясь своей должностью. Если генерала не станет, он может сделаться очень опасен! И конечно, сделает все, что в его власти, чтобы разорить и лишить наследства меня и моих детей!

— Мадам, — согласился Байардель, — я тоже уверен, что Мерри Рул не остановится ни перед чем, чтобы, как вы верно сказали, разорить вас и лишить всего. Но ведь теперь остров — собственность генерала. И он не должен отчитываться в своих действиях ни перед кем, кроме короля Людовика XIV, которому принадлежит привилегия назначать губернатора Мартиники. А этот остров достанется в наследство вашим детям. Думаю, было бы вполне справедливо, если бы до их совершеннолетия место генерала заняли вы. Вот в каком свете видятся события мне, и нисколько не сомневаюсь, что таково же будет и мнение Суверенного совета — во всяком случае, если с генералом и вправду что-нибудь случится, во что я отказываюсь верить… Но конечно, что и говорить, тогда майор станет вашим самым заклятым врагом. И всегда будет стоять на вашем пути…

Она на минуту о чем-то задумалась, потом проговорила:

— Вы говорили, капитан, что я могу на вас положиться!

— На всю жизнь, мадам, и до самой смерти!

Вконец растрогавшись, от избытка чувств она протянула ему руку. Он схватил ее и, тут же опустившись на колени, поцеловал с величайшим почтением и с выражением глубочайшей печали на лице. И Мари этого было достаточно, чтобы угадать, о чем он подумал в тот момент, — теперь у нее уже не оставалось никаких надежд, она знала: генералу не пережить этого нового удара.

Она снова тяжело вздохнула, взгляд ее был устремлен куда-то вдаль, она размышляла. Оправившись от этого минутного оцепенения, она вдруг с каким-то неподдельным, искренним сожалением проговорила:

— Как жаль, что с нами больше нет Лефора! Как жаль, что он нас покинул! Ах, если бы только он был здесь! Да с вами двоими рядом мне было бы нечего страшиться будущего!

Байардель отпустил ее руку, поднялся с колен и сделал шаг в сторону.

— Ах, мадам! — как-то вдруг громко и даже торжественно воскликнул он. — Видно, плохо вы знаете моего старого дружка Лефора! Да я уверен, что этот человек, куда бы сейчас ни закинула его судьба, на расстоянии чувствует любое, даже самое мимолетное ваше желание. Стоит вам только подумать о нем, произнести вслух его имя, как он тут же все поймет! Помолитесь Богу! И увидите, он не замедлит появиться здесь вместе со своим фрегатом! Такой человек этот старина Лефор! И вы, мадам, еще сомневаетесь! Да полно, второго такого здесь не сыщешь, а уж мне ли его не знать! И если вам будет угодно, только скажите, и, клянусь честью, я все Карибское море переверну вверх тормашками, по капельке просею, но отыщу его и доставлю вам сюда в целости и сохранности! Мне достаточно будет просто произнести ваше имя, и Лефор сразу бросится в море и доберется до острова хоть вплавь! Да если он узнает, что вы желаете его видеть, пусть бы даже только для того, чтобы поздороваться, и часа не пройдет, и он уже будет у ваших ног!

— Подумать только, как вы его любите! — заметила она.

— А как же иначе, мадам! Ведь Лефор мне как брат, я бы даже сказал, ближе, чем брат, сколько раз у нас находились резоны перерезать друг другу глотки, а выходило, что мы ни разу друг друга и пальцем не тронули, разве что когда чокались, опрокидывая вместе чарку-другую доброго рома! Все дело в том, мадам, что в наших жилах течет одна и та же кровь, и я знаю, как сильно он вас любит… почти так же сильно, как я…

Мари снова тяжело вздохнула.

— Ах Боже мой, ведь и я тоже очень люблю Лефора и вас тоже, капитан. Но что вы сможете сделать против майора, если он открыто объявит мне войну? Ведь в его руках вооруженные солдаты…

— Полно, мадам, не забывайте, что у Лефора фрегат с шестьюдесятью четырьмя пушками, «Атлант». И сотня-другая флибустьеров на борту. Неужто вы и вправду думаете, будто этого недостаточно, чтобы захватить остров со всеми его солдатами, ополченцами и прочим вооруженным людом? Тысяча чертей, мадам, вы уж извините, но позвольте вам напомнить, сколько мы с ним вдвоем дел наворотили, когда нужно было освободить генерала.

— Да, это правда! — с волнением в голосе проговорила она. — Это сущая правда! Горе сделало меня неблагодарной. Вы уж не сердитесь, капитан… Я знаю, что вы друг мне. Не забывайте же, что и у вас в этом замке есть два верных друга — генерал и я. Никогда мы не сможем по достоинству отблагодарить вас за все, что вы для нас сделали!

Отец Фейе спустился в гостиную и застал Мари, которая, так и не раздеваясь, прилегла на банкетке. Он шел крадучись, тихо, как мышь, глубоко засунув руки в широкие рукава своей сутаны.

Шаги его были так легки и неслышны, что Мари, хотя и не спала, вздрогнула от неожиданности, когда тот вдруг появился рядом. Он оторвал ее от грустных размышлений. Генерал не захотел, чтобы она сама за ним ухаживала, и по признакам, какими не обмануть любящего сердца, она догадывалась, что спутник ее жизни вскорости покинет ее, ей придется отныне в одиночку бороться с жестокими испытаниями судьбы.

Встрепенувшись, молодая женщина обернулась и вскочила с банкетки. Настоятель доминиканцев склонился, приветствуя хозяйку дома.

Глаза у него покраснели от бессонной ночи, проведенной у изголовья генерала. Он был очень бледен, и ей показалось, будто его бородку сотрясала едва заметная дрожь. Вся во власти тревоги и дурных предчувствий, она спросила:

— Ну что, как генерал?

— Сейчас он заснул, дитя мое, — ответил доминиканец. — Я пришел сюда, чтобы поговорить с вами о нем… Я не покину вашего дома…

Он будто намеренно прервал фразу таким манером, чтобы дать понять собеседнице, что отъезд его полностью зависит от состояния больного и он не покинет его до последнего вздоха.

Она глубоко вздохнула и как-то зябко поежилась — несмотря на то, что в комнате было довольно жарко, ведь караибское солнце вот уже час как появилось в небе.

— Дитя мое, — проговорил он, — вам потребуется очень много мужества. Подумайте, это ведь свершается воля Господа. А нам ли судить помыслы Божьи, какие бы муки они нам ни несли! Если Господь решил призвать к себе такого человека, как наш генерал, стало быть, Богу угодно, чтобы он завершил свои дела, какие предначертано было совершить ему на этой земле. Зато он оставляет здесь людей, а нас многие-многие тысячи, кто знает, что он с честью исполнил миссию, выпавшую на его долю, помышляя единственно о нашем благе и в величайшем небрежении к своей собственной корысти…

Она перебила его:

— Скажите мне правду, святой отец… Он скончался?