Милена Иванова - Женщина на грани...

У меня была тысяча комплексов, а прыщей еще больше. Друзей не было. Я редко выходила куда-либо. Да и с кем? Все мои знакомые — одноклассницы, которые только и думали, что об очередном парне. Интересно, потеряла ли какая-нибудь из них девственность? — пыталась выяснить я, пристально вглядываясь в их лица. Но как ни старалась, ни у одной из них ничего на лбу не было написано. Я не переваривала этих пустых и стиляжных чувих с мушиными мозгами, которые считали себя чуть ли не самыми супер-пупер. Нельзя сказать, чтобы и они были в восторге от меня. Меня считали пресной и асексуальной, и все потому, что я не носила брендовых тряпок и не глотала таблеток и прочего дерьма в выходные. Да пусть себе думают, что им взбредет в голову! У меня и так отнимала слишком много сил попытка не умереть со скуки, которую внушали мне учеба и родители.

Я была без ума от «Битлз», «Блонди» и «Пинк Флойд». Дни напролет я сидела у себя в комнате и пыталась расшифровать слова их песен, но мне ничего не удавалось понять, кроме I love you. Мне нравилось горланить под музыку, но пела я ужасно. Я тащилась от одной песни «Пинк Флойд», в которой повторялись слова: «Teacher, leave us kids alone» (то есть Училка, оставь в покое детей), и любила читать рассказы, которые прятала под конспектами по математике. От рассказов я балдела. А математика была еще одним занудством в длинном списке занудств.

Незанудных вещей было очень мало. Например, новый сосед с четвертого этажа. Я все время придумывала, как с ним заговорить. Он принес с собой дуновение свежего ветра в наш скучный многоквартирный дом, битком набитый домохозяйками и всяким быдлом. Он учился в университете, носил бородку и ничем не походил на тех придурков, с которыми встречались мои школьные подружки. Но обратит ли он внимание на девочку-подростка, да еще такую пухленькую, как я? Ему наверняка нравились женщины с пышными грудями, а мои в то время были, ну прямо как красный свет на светофоре на проспекте Кастельяна. Иногда я видела его в эротических снах: он ласкал меня и страстно целовал и шептал дрожащим голосом, что любит. И тогда я просыпалась с ощущением странной щекотки во всем теле. А потом, когда мы встречались в подъезде, я краснела и умирала со стыда: как будто он знал о моих снах. Я понимала, что все это ерунда, но ничего не могла с собой поделать.

Я смотрела в зеркало и с трудом узнавала себя. За месяц я похудела на восемь килограммов. Метод периодического засовывания пальцев в горло после еды оказался действенным. Но заболеть булимией мне тоже не хотелось, поэтому я перестала валять дурака и все время повторяла себе: «Ненавижу шоколад, ненавижу хлеб, ненавижу мороженое». Посмотрим, устранит ли такая ненависть желание поесть и вместе с ним запасы жирка на теле. Прыщи постепенно исчезали. Естественно — этим гаденышам больше нечем стало питаться… Не важно, что под глазами у меня появились огромные круги. Так я больше походила на фатальную женщину. Я попыталась придать лицу другое выражение: надела на него маску нежности, выпятила губки наподобие избалованной девочки. Но все это совсем мне не шло. К тому же я не переваривала такой тип женщин. Мне удавался пристальный, немигающий взгляд, полный тоски и огня.

Как и следовало ожидать, родители ничего не замечали. Мать была слишком занята своими домашними трагедиями, а отца было невозможно оттащить от работы.

План соблазнения был почти готов. Оставалось место для импровизации по ходу дела, но в этом-то и заключался весь интерес. Я обожала всякие интриги. Я уже раздобыла его телефон. По-видимому, у него водились деньги, если он снимал один целую квартиру.

Не замедлил представиться и подходящий случай для начала действий. Наступила весна, и нужно было привести в порядок газоны на даче. Таков порядок — я всю жизнь ездила с родителями на дачу, — поэтому уже с четверга начала готовить декорации для инсценировки. Моя посуду после ужина, я сделала такую грустную гримасу, на какую только была способна, и разбила две тарелки. Мать взглянула на меня с отсутствующим видом и воскликнула:

— Что с тобой сегодня, дочка?

— Я себя не очень хорошо чувствую. Я ужасно устала и не могу спать. Да еще в понедельник у меня такие экзамены, что ты и представить себе не можешь. — В изнеможении я села на стул и пустила слезу.

— Послушай, оставайся дома в выходные. Я тебе приготовлю еду на эти дни.

— Да нет, мам. А вообще, да, хорошо. — Спрятав радость за выражением безнадежности и хрупкости, я пустила слезу по другой щеке.

Подействовало. Мать, которая обычно никогда не входила ко мне в комнату, принесла стакан горячего молока с медом. Я ненавидела молоко с медом, но пришлось пойти на самопожертвование и выпить все до последней капли.

— Не беспокойся, дочка. И смотри не заболей сейчас, у меня и так полно проблем. Если бы ты знала, как трудно вести хозяйство. То за продуктами, то уборка. Создай для вас уютную обстановку, все приготовь. Ты даже не представляешь, как страдают женщины! И почему ты не родилась мальчишкой? Как бы тебе было легко тогда. Немного подучиться, завести свое дельце, а потом жениться на такой дуре, как я, и жить себе припеваючи, по-царски. — Во время этой тирады она повысила голос, чтобы услышал отец.

Мать обожала прикидываться святой мученицей. Ну конечно, она совсем забыла, что продукты ей присылали по заказу из супермаркета «Корте Инглес», что приходила прислуга и делала уборку, а ели мы благодаря тому человеку, который изобрел полуфабрикаты. Отец что-то пробубнил в гостиной, что осталось непонятным ни одной из нас. Он просто хотел, чтобы его оставили в покое.

Наконец наступила суббота. Родичи испарились, а я валялась в постели до десяти. За окном разыгрался клевый день, и солнце проникло в мою комнату. Я приготовила себе очень крепкий и горький кофе. Я у тетки научилась пить такой кофе, и мне он казался сказочно вкусным. Пока он остывал, я пошла принимать душ. Стоя под струей воды, я критически осматривала свое тело. Ну что же, ничего особенного, но не так уж и плохо. Грудью я не вышла, но надеялась, что она еще подрастет. Одна школьная подружка мне сказала, что она растет, если есть арахис. Попробую — может, получится. А сейчас мне опять нужно было побриться. Я проделала это за пару минут с помощью папиного станка для бритья. А все потому, что он не обращал на меня никакого внимания. Как будто я мебель какая-нибудь, а не его собственная дочь, блин! Я погладила кисти своих рук. Они были очень красивые — маленькие и тонкие, не какие-нибудь лошадиные копыта. Я не знала, все ли в порядке у меня на «нижнем этаже». Я это так называла: клитер, влагалище и все остальное. Вряд ли они могли иметь какое-то значение для мужчин с эстетической стороны. Самое главное, что они были на месте. А ноги мои были хороши. Ну, нельзя сказать, что они росли от ушей, но зато были прямыми, а щиколотки выглядели суперсексуально. Я где-то читала, что мужиков вставляют сексуальные щиколотки. Губы могли бы быть попухлей, ну да все равно. В конечном счете нельзя же быть красивой во всем. Я очистила лицо скрабом и нанесла мамину маску от морщин. Она была совершенно не нужна, но сама мысль о том, что я у нее что-то стащила, подняла мне настроение.

Выйдя из ванной, я села в свое любимое кресло у окна и полностью расслабилась. Я принялась отпивать маленькими глотками кофе, как моя тетка, и смаковать его, полоща во рту горькую жидкость. Наверняка так занимаются оральным сексом. Как-то раз я видела фрагмент из порнографического фильма, который родители забыли вынуть из видеоплеера. Там показывали, как это делается, и на меня это произвело большое впечатление. Должно быть, это нечто сверхвозбуждающее или сверхотвратительное. Завязав узлом розовое полотенце, окутавшее мое тело, я взяла сигарету из отцовой пачки и прикурила. Зажав ее кончиками пальцев, я бросила взгляд в зеркало. А мне идет вот так, с сигаретой в руках. Некоторые зажимают ее в руках, как каменотесы, без всякого изящества. Козлы! (Вообще-то, м…) Что, не видят, как они отвратительно выглядят, когда глотают дым, как пылесосы? Я начала кашлять и погасила сигарету. От курева меня ужас как воротило! Я этим занималась, скорее, чтобы выглядеть элегантно.

Подняв телефонную трубку, я сделала глубокий вдох. Черт, пан или пропал. «Нет» у меня уже было наготове, так что пора было приниматься за дело. Набрав номер, который был спрятан у меня в тетрадке по математике, я услышала гудок. Кажется, ожидание, когда снимут трубку, длилось целую вечность.

— Да, слушаю.

У него оказался теплый голос, какой-то бархатистый, немного заспанный и неясный.

— Привет! — сказала я сладеньким и чуть испуганным голоском, рассматривая свои ногти.

— Привет! Кто это?

— Ты меня знаешь и не знаешь. Я — Белоснежка, — ответила я, по-прежнему стараясь поддерживать баланс между робостью и нежностью.