Николай Новиков - Разорванный круг, или Двойной супружеский капкан

— Не вздумай. Лева, уже поздно. Она волноваться будет, а делать что-то наспех я не люблю, ты же знаешь.

О да! Он знал это. Она действительно все делала основательно, эта резкая, зеленоглазая блондинка. Молния, а не женщина, пронзала насквозь. Захочешь — никогда такую не забудешь! Разве можно сравнить ее с глупой, вялой женой?! И папа у нее — Григорий Анисимович Лизуткин! За таким папой — как за каменной стеной в любые самые сложные времена. Давно стремится он за эту надежную стену, да все не получается.

— Ты в последнее время совсем охладела ко мне, Мариночка. Не приглашаешь к себе, и вообще…

— Ты же знаешь, Лева, — я думаю. Как придумаю, так сразу же и скажу тебе о своем решении. Может быть, лучше нам пока совсем не встречаться, чтобы потом не жалеть ни о чем.

— Не пугай меня, Мариночка! Ты же знаешь, как я люблю тебя, только о тебе и думаю…

— Мне с тобой тоже хорошо, — торопливо сказала она. — Ну ладно, до завтра, Лева. А то я остановилась на самом интересном месте. Макс тут много чего напридумывал, и кое-что мне знакомо. Любопытно сравнивать свои ощущения с теми, что описаны в книге.

— До завтра, — с огорчением сказал Савин и прервал связь.

Разве можно понять этих женщин? Сплошные загадки! Ведь год назад обещала, что уйдет от мужа, а потом вдруг стала раздумывать, сомневаться, и когда! В то время, когда муж сам ушел от нее, осталось только подать заявление на развод!

Не подает.

Сидит в пустой квартире и читает книгу мужа… Какого, к черту, мужа? Он давно уже должен стать бывшим, а теперь получается — настоящий? А ему, Леве, что делать: разводиться или терпеть, скрывая свою любовь от глупой жены?

Эх, надо было бы рвануть в «Манхэттен-экспресс», выпить, расслабиться, все легче было бы. А теперь ехать лень, а выпить можно и дома.

Савин поднялся с дивана, достал из бара бутылку виски, хрустальный фужер и поплелся на кухню за льдом.

К одиннадцати часам вечера в полутемном зале ресторана все посетители уже говорили в полный голос даже о самых интимных проблемах. На пятачке сцены худая, вульгарно размалеванная певица кричала во весь голос, тщетно надеясь пробиться к сердцам захмелевших посетителей, но голос ее тонул в коктейле крепких мужских басов и баритонов с вишенками женских взвизгов. И только золотые вуалехвосты в огромном аквариуме у окна оставались по-прежнему величавы и элегантны.

В отличие от людей.

— Ну давай, Макс, под лангетики еще раз — за тебя! — пробасил здоровенный детина в поношенном джинсовом костюме.

Курносый, с крупными чертами лица, злыми голубыми глазами и всклокоченной рыжей шевелюрой, он походил на уличного громилу. Хмурый швейцар поначалу даже не хотел пропускать его в ресторан, мол, не так одет. И респектабельные посетители нет-нет да и посматривали в его сторону с нескрываемым удивлением: а этот как сюда попал? Но, сталкиваясь со злым взглядом, поспешно отворачивались. Знали бы, что громила — вовсе не главарь банды рэкетиров, а всего-навсего писатель Юрий Алтухов, наверное, по-другому отнеслись бы к его вызывающему виду. Да кто ж теперь знает писателей в лицо, тем более если за последние три года у него не вышло ни одной книги?

Макс улыбнулся и поднял бокал.

Он-то был полной противоположностью Алтухову: среднего роста, худой, элегантно причесанный, с тонким прямым носом и тонкими губами, с внимательным взглядом умных карих глаз. В добротном сером костюме, белой рубашке с красным шелковым галстуком, заколотым золотой булавкой. Глядя со стороны, можно было подумать, что это «новый русский» пришел в ресторан со своим телохранителем. Но Макс, или Максим Данилов, тоже был писателем. Однако, в отличие от Алтухова, более удачливым — три его книги вышли за последний год, последняя всего две недели назад. Ее-то приятели сегодня и «обмывали».

— За тебя, — повторил Алтухов. — Хотя, честно говоря, мне совсем не нравится, что мы сидим в этом вертепе и обмываем твой халтурный роман.

— Я понимаю тебя, Ал, — улыбнулся Данилов. Больше десяти лет он знал Алтухова и не помнил, чтобы кто-то в узкой компании называл его по имени: Юра. Только — Ал. — Конечно, лучше бы мы сидели в дубовом зале ЦДЛ и обмывали твою книгу. Но это уже было, и не раз.

— Ты мне скажи серьезно — халтурку состряпал? Ведь нельзя за три месяца сочинить серьезный роман! Нель-зя!

— Если работать двадцать четыре часа в сутки, то можно, — уверенно ответил Данилов. — Ты попробуй, сам увидишь. Я же тебе предлагал не раз: напиши, подскажу тему, которая пройдет сейчас на «ура», сведу с издателями, и все будет отлично.

— Как я могу писать то, что пройдет сейчас? Я пишу только то, что душа прикажет! Раньше меня знали и уважали именно за это, а теперь долбаные демократы перевернули все с ног на голову!

— А ты вспомни получше, как ты писал раньше, — настаивал Данилов. — Об этом говорить нельзя, это непременно вычеркнут, а за это могут и посадить. Цензор-то в голове сидел, мешал работать.

— Не мешал, Макс, не мешал, а помогал! Если нельзя, значит, я должен подумать, какой образ найти, чтобы и сказать все, что хочу, и редактора не подставлять. Находил! Если как следует подумать, все можно сказать, абсолютно все! На том и стоит русская литература. Это и есть творчество, образное мышление. А сейчас что? Дерьмо! Что думают, то и брякают борзописцы, радетели народные! А почитаешь — ни образа, ни метафоры. Дерьмо, Макс, и не спорь со мной. Но если тебе нравится гробить свой талант — я не возражаю.

— Нравится, Ал. Ты знаешь, я даже втянулся в такой ритм работы. Три месяца пишу роман, отношу в издательство, еще через три месяца держу в руках книгу. Знаю, что она неплохо расходится, значит, люди покупают, читают, даже и в это непростое время. О чем же еще мечтать писателю?

— О творчестве, Макс! — рявкнул Алтухов.

— Творчеству нужен выход, иначе оно задохнется и протухнет, — заметил Данилов. — Ну что, выпьем еще раз за меня, или ты передумал?

— Почему передумал? Выпьем. — Алтухов решительно опрокинул содержимое своей рюмки, вытер губы бумажной салфеткой и отрезал сочный кусок свинины. Прожевал и махнул рукой. — С другим бы и разговаривать не стал, но тебя, Макс, мне жаль.

— А мне — тебя, — пожал плечами Данилов. — Чем ты занимаешься, Ал? Читаешь лекции в каком-то Гуманитарном университете, мучаешься, денег ни на что не хватает, а писать для читателей не желаешь. Ну и где тут логика?

— Не для читателей, а на потребу толпе.

— Толпа — это и есть читатели. И если у нее нет потребности в твоих книгах, тогда кому они вообще нужны?

— Раньше-то мои книги нужны были, а теперь совсем развратили народ бульварным чтивом! Ну и хрен с ними, с такими читателями! Ты хоть настоящий писатель, Макс, это я знаю, а большинство авторов дерьмовых теперешних романчиков? Щенок начитался Хэммета и сочинил свое: «Я его в челюсть — трах! А к ней под юбку — р-раз!» Орлы, мать их за ногу!

— Они твое место занимают, Ал. И ты сам уступил его. Если настоящие писатели сидят и думают о вечности, кто-то пишет романы. Их издают и читают. Все просто. Нужно сидеть и писать, вроде бы для читателей, на потребу публики, а на самом деле — то, о чем просит душа. Вот тебе и творчество, образность! А заодно и средства к существованию. Это же здорово, когда любимая работа еще тебя и кормит.

— Не пой-дет! — отрезал Алтухов. — Все это дешевка, Макс. Три-четыре тысячи баксов, которые они тебе платят, ничего не решают. И Пукера тебе за твои романы все равно не дадут.

— Премию Букера? Я о ней и не мечтаю. Чтобы ее получить, нужно быть либо писателем с былыми заслугами, либо низко и часто кланяться критикам, которые сейчас больше всего заинтересованы в том, чтобы вывести в люди своего человечка, а потом на весь мир кричать: это я его открыл, я нужный, нужный человек в литературе! Ищите меня, зовите меня, спрашивайте мое мнение, платите за него!.. Ладно, пусть они без меня доказывают свою нужность. Я просто делаю то, что умею лучше многих, честно зарабатываю себе на более-менее нормальную жизнь.

— А что такое — нормальная жизнь? — ухмыльнулся Алтухов. — Шастать по ресторанам, пить «Абсолют», закусывать осетринкой и выписывать шикарных шлюх? А я вот пью «Михайловскую» за шесть двести, закусываю салом с луком — и доволен. Вполне! Соседка по коммуналке бесплатно дает, еще и подкармливает, со стиркой помогает. Нормально! Нет, Макс, если уж продавать свой талант, свою искру Божью, то уж за другую цену. И знаешь что? Я придумал как.

— Поделись своими глубокими соображениями, — из вежливости сказал Данилов. Давно известно, что каждый неудачник отлично знает пути к богатству и славе, да только идти по ним почему-то не может.

Алтухов нагнулся, достал из потертого пластикового «дипломата» газету бесплатных объявлений «Из рук в руки». Данилов молча ждал, когда приятель раскроет секрет быстрого обогащения за счет продажи собственного таланта.