Жозеф Кессель - Дневная Красавица

Она уходила в соседнюю комнату, только чтобы почитать газеты. Они изобиловали подробностями о ней, где в разных дозах присутствовали фантазии и правда. Все остальное было известно, а вот загадка Дневной Красавицы вызывала всеобщий интерес. Репортеры расспрашивали госпожу Анаис и обитательниц ее пансиона. Наконец один журналист появился и у Серизи.

Северина подумала было, что она уже разоблачена, но молодой человек пришел всего лишь справиться о самочувствии раненого. Этот визит заставил Северину обратить внимание на то, что состояние Пьера не улучшается. А вечером профессор Анри сказал ей непривычным для него мягким тоном:

— В целом Серизи останется теперь таким на всю жизнь. Умственные его способности сохранятся в полном объеме. Возможно некоторое улучшение речи, движений шеи, рук. Но от таза и ниже его тело мертво.

— Спасибо, доктор, — сказала Северина.

У нее появилось желание смеяться, смеяться без конца, до конвульсий. Вот куда она завела Пьера…

Днем позже он попросил газеты — профессор разрешил ему читать.

Его руки долго блуждали, пока им удавалось взять то, что ему хотелось; Северине приходилось переворачивать ему страницы газет. Поскольку там только и говорилось что о Дневной Красавице, Пьер заинтересовался этой женщиной, из-за которой его совершенно беспричинно ударили ножом. Он не мог много говорить, но его выразительный взгляд, обращенный к Северине всякий раз, когда он читал это имя, невыносимо ее терзал. Скоро вот эти же глаза, больше чем когда-либо наполненные мыслью о ней, увидят ее фотографию под знаменитым прозвищем. Отсрочка приближалась к своему концу. Она уже знала, когда наступит час расплаты. Во вторник утром судебному следователю станет известно все. А была уже пятница.

В воскресенье горничная вошла в комнату и сказала Северине, что ее просят к телефону.

— Это какой-то господин Ипполит, — сказал она с отвращением. — У него тоже странный голос.

Северина не сразу взяла трубку. Что еще предстоит ей услышать? И насколько еще сократится отпущенная ей передышка? Но она побоялась дать толчок новой катастрофе. Ипполит потребовал, чтобы она немедленно пришла на причал озера в Булонском лесу.

Он тяжелым взглядом провожал бежавшую по воде мелкую рябь. Плечи его слегка сутулились, что две недели назад показалось бы Северине совершенно невероятным, а щеки были цвета мышьяка. Когда Северина приблизилась к нему, огромное тело его слегка вздрогнуло, уголки губ тронула уничтожающая гримаса. Однако это длилось лишь одно мгновение, а потом лицо его снова приняло прежнее выражение.

— Садись, — сказал он безжизненным голосом, показывая на взятую напрокат лодку.

Северина решила, что он собирается ее убить, и великий покой снизошел на нее. Ипполит сделал несколько гребков. Он не прилагал никаких усилий, но его мощь даже в состоянии покоя была такова, что они быстро оказались на середине озера. Он снял руки с весел и сказал усталым тоном:

— Здесь можно говорить. В баре нас бы продали. А здесь…

Их лодка затерялась среди остальных лодок.

— Марсель дал мне знать, чтобы я увидел тебя, — продолжал Ипполит, — и чтобы тебе передал, что ты можешь не беспокоиться. Он тебя не выдаст. Это он так решил. Я скажу тебе — я бы сразу тебя выдал. У него хороший адвокат, это я ему выбрал. С Дневной Красавицей, сидящей на скамье подсудимых, он мог бы в ус не дуть. Ничего преднамеренного — драма ревности, и больше ничего. Это выглядело бы красиво. Да я даже не посмотрел бы на него — выдал бы тебя. Но он велел передать мне, что тогда расскажет о тех двух парнях, которых он убил. Он так бы и сделал.

Ипполит сжал челюсти.

— Можно сказать, тебе повезло. Альбер избавил тебя от неприятностей, молчу и я. Марсель через меня велел тебе передать, чтобы ты его ждала. Он сбежит с каторги; он вернется — ему помогут. Он хочет, чтобы ты осталась его женщиной. Ты меня слышишь?

Северина простонала:

— К чему все это? Послезавтра Жюльетта пойдет к судебному следователю и меня арестуют.

— Какая еще Жюльетта?

— Моя горничная. Она видела Марселя у меня.

Ипполит погрузился в глубокое раздумье. Если он не вмешается, непредвиденное свидетельское показание поможет раскрыть, кто такая Дневная Красавица. Честь и интересы Марселя были бы спасены. Но вот только согласится ли он на нейтралитет Ипполита? И не отомстит ли он? В течение долгих минут Ипполит взвешивал эти противоречивые шансы, а также свой долг друга; Северина даже и не догадывалась, что в эти минуты решалась ее судьба.

— Она может пойти к следователю, — сказал наконец Ипполит, — но это ничего не изменит, если, конечно, я захочу, чтобы что-нибудь изменилось. Анаис и ее женщины у меня в руках. Тебе надо будет только все отрицать, и тебе поверят скорее, чем твоей служанке. Но она не пойдет, так будет лучше.

— Вы собираетесь?.. — прошептала Северина.

— Не бойся. Я бью редко, и только когда это нужно. Я с ней поговорю. Этого хватит. Как я бы поговорил с другим, с тем, которого Марсель упустил.

Перед тем как причалить, он спросил:

— Ты не хочешь ничего передать Марселю?

Северина посмотрела Ипполиту прямо в лицо.

— Пусть он знает, что после моего мужа нет на свете мужчины, которого бы я любила больше него.

Ипполит покачал головой и сказал:

— Я читал, что твой муж наполовину погиб. А я-то говорил, что ты везучая. Все пошло наперекосяк. Ладно, а по поводу Жюльетты можешь не беспокоиться. Иди спокойно к своему больному, бедная девочка.

Возвратившись домой, Северина увидела профессора Анри, сидящего возле Пьера.

— Я воспользовался воскресеньем, чтобы побыть немного с Серизи, — сказал врач. — Я объяснил ему, как обстоят его дела. Недели через две вам нужно будет отвезти его на юг. Солнце — друг мышц.

— Ты доволен? — спросила Северина.

Она постаралась говорить как можно веселее, но то, что она только что пережила, обесцветило ее голос. Странная вещь, она даже не почувствовала облегчения. Между тем она верила слову Ипполита (Жюльетта и в самом деле на следующий же день покинула ее, не согласившись принять никаких денег), но эта безопасность, в возможность обретения которой она уже перестала верить, вместо того чтобы наполнить ее сердце радостью, создавала внутри у нее какую-то бесформенную, не имеющую названия пустоту.

— Ты доволен, правда же? — повторила Северина.

Поскольку Пьер не отвечал, она обратила внимание на то, что уже сгустились сумерки, которые мешали ей увидеть реакцию лица, плохо справляющегося со своими мышцами. Она зажгла свет, села у безжизненных ног и, как обычно, стала смотреть в глаза мужа.

И тут Северина испытала более жестокое страдание, чем все те, которые одно за другим терзали ее несчастное сердце. Смущение… хуже, стыд — вот что Северина обнаружила в дрожащем, детском и преданном взгляде, стыд Пьера за свое разрушенное тело, стыд за то, что ей теперь всю жизнь придется ухаживать за ним.

— Пьер, я счастлива с тобой, — пролепетала она.

Он попытался кивнуть головой и прошептал непослушными губами:

— Бедная… бедная… юг… коляска… прости.

— Замолчи, пожалей меня, замолчи.

Это он-то просит у нее прощения, он, который теперь всю жизнь будет считать себя обузой и желать себе смерти — она знала его, — чтобы избавить ее от себя.

— Нет, нет, не смотри на меня так, — закричала вдруг Северина. — Я не могу…

Она прислонилась лбом к груди, когда-то такой горячей, такой сильной; как вся эта борьба и благополучное ее завершение оборачиваются против Пьера! Чем более чистой будет она выглядеть в его глазах, тем больше он будет страдать от ее забот, ее… ее… которая…

Пытаясь собраться с мыслями, она все сильнее прижималась к Пьеру и вдруг почувствовала, как он непослушными руками пытается гладить ее волосы. И эти невыносимо доверчивые руки инвалида заставили Северину принять решение. Она была в состоянии вынести все. Но только не это. И она рассказала все.

Чем объяснить такой поступок? Одним только нежеланием являть собой подкрашенную добродетель тому, кого она любила бесконечной любовью? Потребностью — менее благородной — в исповеди? Подспудной надеждой получить прощение и жить затем без груза страшной тайны? Кому под силу сосчитать все импульсы, которые после ужасных злоключений приходят в движение, сплавляются воедино в сердце и заставляют его выплескивать истину на дрожащие губы?

Прошло три года. Северина и Пьер живут на берегу моря, в уютном, тихом местечке. Но после того как Северина призналась ему, она больше ни разу не слышала звука его голоса.

Давос, 20 февраля 1928 года

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.