Лариса Шкатула - Вкус ранней клубники

Только вот стала бы я встречаться с двенадцатилетним мальчиком?.. Старая пошлячка!

Молодой гаишник со вздохом вернул мне документы, забыв даже высказать замечание за быструю езду.

Теперь я ехала аккуратно, как на экзамене. Переодеваться только ради того, чтобы соответствовать фотографии на документах мне не хотелось. Не могу отказать себе в удовольствии разыграть собственного мужа.

Недавно я прочла статью одного ученого, который описывал невероятные случаи излечения людей от самых серьезных болезней при помощи смеха и хорошего настроения. Пусть и Артем посмеется!

Я полна уверенности, что теперь между нами все будет хорошо и больше не останется никаких недомолвок. А насчет того, что он мне изменял... Лилии он говорил, что этого не было. А мне - полностью противоположное. Что ж, придется принять это мое знание как наказание за недостойные мысли и попытку измены...

Дело не в моей боязни одиночества или того, что я сама не сумею воспитать наших детей. Дело в том, что я вдруг поняла: уйдет Артем, и другого такого мужчины у меня больше не будет. Моего мужчины. Любимого. Единственного.

Но чего вдруг я стала настраиваться на разлуку. Надо бороться за свое счастье!

Глава шестнадцатая

В приемном отделении меня встретила та же Шура. По её отстраненно-холодному взгляду я поняла: она меня не узнала!

Можно было бы вообще так и играть до конца эту роль роковой юной блондинки - ведь местные врачи не поняли бы жену, которая бросила истекающего кровью мужа и уехала.

- Девушка, вам кого?

- Я приехала к раненому Решетняку.

- Мы пропускаем только близких родственников.

Елки зеленые! Ну и порядки пошли в сельских больницах! Уж если и здесь ввели пропускную систему!.. Еще не хватало, чтобы Шура потребовала у меня документы.

- Ни фига себе! - "юным" голосом капризно проговорила я. - Звонят, я еду в такую даль, а теперь меня ещё и не пускают.

- Вы - сестра больного?

- Я - его жена.

Отчего-то мое известие так ошеломило Шуру, что у меня появилась надежда: документы показывать не придется. Она быстро ушла куда-то, бросив мне на ходу:

- Минуточку!

Интересно, какой она представляла себе жену Артема? Хуже? Лучше? Старше?

Шура вернулась и почти скороговоркой проговорила:

- Всеволод Илларионович - лечащий врач вашего мужа и главврач больницы - попросил вас прежде пройти к нему. Его кабинет - налево по коридору.

У кабинета главврача меня неожиданно охватила робость. Вдруг операция Артема прошла вовсе не так успешно, как мне рассказывали? И сейчас врач скажет мне что-нибудь страшное... Иначе, зачем ещё я ему понадобилась?!

Определенно, в последнее время со мной происходит что-то неладное. То в самую трудную минуту я становлюсь спокойной как слон, то ни с того, ни с сего начинаю трястись, как в лихорадке. Чего мне бояться какого-то главврача?!

Сжав зубы, я заставила себя поднять руку и решительно постучать.

- Входите!

При виде меня Всеволод Илларионович - наверное, он здесь один такой: значительный, импозантный - поднялся и вышел из-за стола. Это был тот самый врач, который воспринял меня как любовницу Артема. По крайней мере, я его отношение к себе так поняла.

Он подошел поближе, оглядел, едва сдерживаясь, чтобы не улыбнуться и довольно покивал головой.

- Значит, это все-таки вы!

Пришлось согласиться, что я - это я. И снять темные очки, чего при Шуре я не стала делать.

- Я хотела бы объясниться, - робко начала я.

- Не надо, - сказал он.

- Но вы можете подумать, что я бросила истекающего кровью мужа на чужих людей...

- Для настоящей медицины нет чужих и своих, все больные - просто пациенты.

- В идеале.

- Пусть будет, в идеале, - согласился он. - Но а сейчас-то переодевание зачем?

- Хочу мужа порадовать.

- Что ж, это ему не помешает. Кажется, он заскучал, не успев прийти в себя. И я его понимаю.

- Зато я не понимаю, - не выдержала я, - что вы можете понимать, не зная, что с нами случилось.

Вот это я накрутила! Но меня возмутила самоуверенность врача. Он не захотел даже выслушать моих объяснений.

- Почему же, не знаю. Лев Гаврилович мой хороший приятель. Вообще-то свои служебные тайны он со мной не обсуждает, но если случается что-то неординарное и в чем нет большого секрета, рассказывает. И временами он даже позволяет мне пофантазировать, выдвигать свои версии того или иного происшествия. Вы ведь знаете, о ком я говорю?

- О Могильном, - кивнула я.

- Несмотря на свою зловещую фамилию, Лев - очень оптимистичный человек... Минуточку, а то я забуду!

Всеволод Илларионович вернулся к своему столу, открыл ящик и достал из него пачку денег.

- Вот, возьмите, - сказал он. - Я заплатил из них медсестре, чтобы она просидела ночь у постели вашего мужа. У нас как-то принято, чтобы это делали близкие родственники... Нет в штате сиделок! Есть две ночные медсестры, но им некогда сидеть всю ночь возле кого-то одного!

Главврач почему-то разозлился, и я, чтобы его отвлечь, вернула разговор в прежнее русло.

- А чья версия, что я - жена шофера?

- Моя! - сказал он гордо. - Теперь могу признаться: на вас я заработал ящик коньяка!.. Уверен, Лев будет возмущаться, что я использовал свои кое-какие профессиональные знания. Но этот пункт мы не оговаривали...

- А какие именно знания?

- Я утверждал, что последние сорок-пятьдесят минут водитель Решетняк не мог вести машину, так как пребывал в бессознательном состоянии.

- Ну и что же? Разве не могла его подменить просто попутчица?

- Попутчица вряд ли повела бы себя так самоотверженно. Она если бы просто не сбежала, разве что позвонила бы в милицию. А если бы не захотела, чтобы её допрашивали как свидетеля, вообще могла не позвонить. И не сбежала бы после того, как доставила пострадавшего в больницу... Я получил удовольствие, выстраивая эту логическую цепочку!

Всеволод Илларионович потер руки, а я подумала, что он по натуре романтик, и скучает в селе, где происходит так мало волнующих душу событий. Конечно, как говорила медсестра Шура, преступность могла добраться и сюда, но вряд ли к нему на хирургический стол так уж часто попадали мужчины с огнестрельными ранениями...

- Извините, а не могла бы я повидать своего мужа?

Как ни хотелось мне прерывать разговорчивого врача, но сжигавшее меня нетерпение оказалось сильнее.

- Простите, - спохватился главврач и совсем по-мальчишески покраснел. - Действительно, растоковался! Но утереть нос профессионалу - что может быть слаще!.. Пойдемте, я провожу вас... Реанимационного отделения у нас пока нет, но свежеоперированные больные имеют отдельную палату.

Он открыл дверь палаты и сказал, точно мяч бросил в нее:

- Решетняк, к вам приехала жена!

Мой муж лежал на какой-то странно кровати с рычагами, которые, видимо, не только регулировали её по высоте, но и давали возможность перемещать больного с минимумом неудобств для него.

Поскольку мне не приходилось быть в больнице лет десять, я приятно удивилась тому, как может оснащаться сельская медицина.

Не то, чтобы я думала только о такой вот ерунде, глядя на бледного, заросшего щетиной мужа - он всегда брился до синевы - просто такие мысли промелькнули у меня в голове, наверное, для того, чтобы смягчить шок, который я испытала при виде любимого мужа.

Правда, я отчего-то представляла себе его опутанным всевозможными проводами, как в американских фильмах, но к его раненой руке вел лишь тонкий проводок стоящей у кровати капельницы.

- Но это вовсе не моя.., - удивленно пробормотал Артем.

Я обернулась на дверь как раз в тот момент, когда её с обратной стороны закрывал ухмыляющийся главврач.

- И совсем не обязательно сообщать об этом всему свету! - строго сказала я своим обычным голосом.

- О, боже! - вырвалось у моего бедного мужа.

- Анекдот по случаю, - весело продолжала я. - Налогового инспектора спросили, как к нему обращаться. "Не знаю, - пожал он плечами, - но когда я куда-то прихожу, все говорят: "О, боже!" Выходит, и обо мне тоже... Здравствую, дорогой!

Я поцеловала мужа в колючую щеку. Сердце мое от волнения опять зачастило: господи, как же сильно я его люблю!

- Где ты так долго пропадала? - сварливо поинтересовался Артем. - И что за молодежные тряпки на тебе надеты?

- На современном языке это называется не тряпки, а прикид. Я решила все время носить его, потому что теперь ко мне пристают двадцатилетние мальчики.

- Тебе же двадцать девять лет!

- Стыдно напоминать женщине о её возрасте! - капризно протянула я своим уже освоенным "юным" голосом". - Ей столько лет, на сколько она выглядит... Ладно, Отелло, уже нахохлился, не понимаешь, что это масхалат! Не обращай внимания... Как ты себя чувствуешь, любимый?

- Что значит, не обращай внимания?! Ты же похожа на девочку-студентку, а не на мать двоих детей!.. Кстати, я уже и забыл, что у тебя такие потрясающие ноги!

- Понятное дело, - я не удержалась, чтобы его не кольнуть. - Небось, у Зины ноги - с моими не сравнить!