Ксения Васильева - Девственница

- Нет уж! Чтобы меня обвинили в развращении малолетней? Никаких сигарет!

Марина вытянула сигарету из дрожащих Наташиных пальцев. Пос - мотрела на неё и вдруг сжалилась.

- Ладно, возьму грех на душу, кури. Легче станет - оттягивает. Только ты сразу не вдыхай полным горлом, а так, тоненькой струйкой, потихоньку, медленно...

Наташа взяла сигарету и стала истово учиться курить. Поти - хоньку вроде бы получалось, но голова кружилась.

- Мариш, а ты? Как ты живешь?

Я? - Марина небрежным жестом стряхнула пепел в пепельницу, курила она много. - Я, - не девственница, чему рада. У меня были мужчины... Да ты не багровей, ничего ужасного в этом нет. Мне было хорошо с ними, им со мной. Я им благодарна и, надеюсь, они - мне. Замуж я собираюсь нескоро, - погулять ещё охота, - и она повторила, - главное, чтобы слава худая не шла. Мужики хуже баб, любят трепаться о своих победах, сплетники!

Надо домой, надо срочно домой, думала Наташа. У Марины красиво, но ей хочется в свой дом, к маме... А потом остаться одной и обо всем, что произошло, долго думать. Скорее домой!Но тут раздался телефонный звонок, Марина взяла трубку. И тут же сделала огромные глаза.

- Да, узнаю. Шурик из Дома журналистов. А у вас голос особенный.Как вы на меня вышли? А-а... Да, она была у меня, только что ушла.

... Как? Это САМ Шурик? Разыскивает ее? Вот тебе, Мариша, и "никогда"! А Марина говорила.

- Зачем в кафе? Там довольно противно стало и закрывают рано. А не лучше ли у меня, например? Я живу на Горького, в "Хрустале", знаете? Вы на Академической? Отлично. Перезвонимся в ближайшее... Ну, или вы ей, или мне. Или мы - вам. Записываю... До встречи. Чао.

Марина торжественно положила трубку.

- Позвонил сам! Значит, заинтересовался. Тебе позвонил, мамаша твоя сказала, что ты у меня и дала телефон. Что же это она нарушает свои правила?

Наташа сама была удивлена, что мама дала незнакомому человеку телефон Марины. Но у Шурика такой голос!

А Марина уже строила конкретные планы.

- Позову Хачика с Аленой, они ничего, свои люди, для антуража, а может, ещё кого-нибудь, чтоб не думал, что ради него собираемся. К Шурику твоему присмотрюсь, разберусь, что за птица, я - челоек опытный.

ШУРИК, КАК ОН ЕСТЬ.

Маман уходила в институт на полчаса раньше Шурика - так она считала! Шурик при ней вставал, надевал халат, суетился, мылся, причесывался, давая понять, что вслед за маман он улетит, как быстрокрылый самолетик, на учебу, в ненавистный МИРЭА. И как только за маман закрывалась дверь, он валился на тахту.

Шурик не все наврал Наташе: и нянька была, и маман-профессор, но отношения были другими, чем те, что обрисовал он девчушке.

Няньку Катю он вовсе не боялся, да и обожала она его так, что все ему прощала, покрывала все его грешки, правда, старалась вывести Шурика на путь истинный и праведный, что, конечно, у неё не получалось. Он по-прежнему оставался для Кати "маленьким Сашунечкой", а что с ребенка спросишь? Как и мадам профессор оставалась для неё Лидонькой, как бы старшенькой сестрицей малого братца. Но хоть Лидонька и была женщина положительная но уж больно Лидонька была суха и неласкова. А с Сашунечкой, - ну прямо как железа!

После ухода маман Шурик крикнул Кате, чтобы тащила ему в ком-нату кофе, пирожки, сигареты и пепельницу.

Катя тут же все принесла и встала у порога с горестным видом.

Начинался час воспитания.

- Сашунечка, ты бы пошел в институт, мальчик. Мама-то чегой-то заподозрила, говорит, проследи за ним, чтобы пошел... А ты вон, в коечку да с бутылкой (она заметила около Шуриковой тахты бутылку вина и огорченно покачала головой).

Шурик со вкусом глотнул из бутылки, закурил сигарету и растя - нулся поперек тахты.

- Катя, у меня сегодня свободный день и вообще, я пишу работу дома, очень серьезную, мне надо все обдумать, а вино, так, ерунда, для бодрости духа. Разбудила ты меня когда? В семь? После этого я метался как ошпаренный козел перед маман.

Устал, будто мешки таскал всю ночь. Отдохнуть мне надо? Надо. Все говорят, что я похудел, и бледный, как бумага.

Это был Кате удар прямо в солнечное сплетение: здоровье Шури - ка волновало её с самого детства, вечно он болел ангинами, отитом, простудами, даже корь и краснуху подцепил где-то, хотя никогда не ходил в детский сад.

Катя так убивалась во время болячек Шурика, что её впору саму в постель класть, и потому любое его напоминание о слабости здоровья приводило её в трепет, и она замолкала, переставала Сашунечку воспитывать и покрывала все его проделки.

... Институт не убежит, думала она, попозже закончит, а здоровье нигде не возьмешь, никакой институт тебе его не подарит.

Катя жила много лет в этой семье, ещё Лидоньку девчушку обихаживала, теперь вот Сашунечку... Ни мужа, ни детей у неё никогда не было, да она их и не хотела, приговаривая, если спрашивали: Катя, почему ты замуж не выходишь? - Замуж вытти - не напасть, как бы замужом не пропасть.

На одном всегда возникали небольшие стычки: Катя не любила, когда Сашунечка прикладывался к бутылке, - а это он делал чаще и чаще.

И теперь Катя не ушла, а, стоя у двери, начала нудить, чего

Шурик терпеть не мог, кому охота слушать, как ругают самое приятное твое времяпрепровождение. Прямо врезать хочется по чайнику, даже любимой Кате.

А Катя гудела.

- Сашунечка, что ж это ты с самого утра зелье пьешь, как алкоголик какой! Вот не думала, не гадала, когда маленький был, что так пить зачнешь. Ведь зелье это богопротивное. У нас в деревне всех, кто пил, не уважали, да с чего уважать? Пропивали все до нитки, дети по миру ходили, а енти алкаши на справных мужиков, как напьются, так с кольем идут. Сами-то ни хрена не могут, так чтобы и у другого не было. По-ихнему надо, чтобы миром пили, миром все пропивали, а там трава не расти... Ты такой красивенький, умненький, такой справный, девки вон звонят кажный день, а пьешь. Подумай, куда твоя красота через это денется. Захочешь какой подмигнуть, а она и нос отворотит...

Шурик разозлился. Не нравилось ему, когда Катя начинала гово - рить о пропащей красоте, это пугало Шурика, но ненадолго. Ерунда! Он всегда будет таким! Только бы не говорила, что денег давать не будет, надо её успокоить.

- Кать, ты вот говоришь, а ничего не знаешь! Я, Кать, с девицей познакомился, лет шестнадцать, не больше, - красавица! Одета, как модель, а ноги - от шеи растут.

- Как это? - Поразилась Катя. - От шеи-то? Ведь не бывает, или больная какая?

Шурик зашелся от хохота, интересно бывает побеседовать с Катей.

- Так говорят. Ноги у неё длинные, вот и все! Дурочка ты, Катя!

- А-а, - успокоилась Катя, - так ты так и скажи, а то "от шеи". Тьфу! - Но тут же Катя снова заволновалась, - а ей, говоришь,шестнадцать? Мало, миленький Сашунечка, тебе-то вон уже двадцать один, куда тебе такая молоденькая! Не дай Бог что, не оберешься забот да хлопот.

Шурик снова отглотнул от бутылки, успокоив Катю.

- Я немножко, горло прочистить, что-то першит. Молоденькая? Знаешь, какие теперь эти молоденькие? Рожают в четырнадцать! Потом, я ничего не собираюсь такого, погуляем, потанцуем, в кафе сходим.

Шурик закурил, мечтательно глядя в потолок.

- Я сегодня с этой девушкой в театр иду, так ты мне денежек подкинь: на пирожное, мороженое, билеты, такси, может... Я со стиендии отдам, у меня она на той неделе (конечно, никогда и ни на какой неделе Шурик не отдавал вечные долги Кате. Она и не ждала, но ритуал был: отдам со стипендии).

Катя без звука вынула откуда-то из-под фартука, деньги и дала

Шурику. Он небрежно сунул их под подушку и нарочито лениво, позевывая, протянул.

- Пожалуй, посплю, пить больше не буду, в театр надо идти (так он выразил благодарность Кате).

Та ушла, довольная, что Шурик больше не выпьет сегодня, пото - му что идет в театр.

ВОТ ТАКАЯ КВАРТИРА.

ПРОДОЛЖЕНИЕ.

Марина с Наташей забегались. Надо было быстро купить что-то на стол.

- Не голимую водку дуть, - сказала Марина, - надо, чтобы было все тип-топ.

Наташа соглашалась, и они бегали по магазинам и по рынкам в поисках чего-нибудь "этакого" и, не говоря об этом, делали это ля Шурика.

Чтобы поразить его воображение, уронить, как говорится, на как могла. Денег колени перед изысканностью Марининого приема. Наташа же думала,что так Маринка старается для нее, и старалась помочь Марине,денег у неё было всего пять рублей. Мамина такса на все гулянья дочери. Она считала, что потакать деньгами нельзя:во-первых, сама разбалуется, во-вторых, что может быть более страшно, деньги привлекут какую-нибудь шушеру. Шушера, как всякая шушера, - бойка и любопытна без меры, когда дело касается чужого имущества и богатства, - сумеет прознать про её, Наташиной мамы, заработки и тогда что произойдет, - уму непостижимо.

Поэтому пять рублей - как раз тот минимум, который ничего ни - кому не даст, а все же не без копейки.

Наташа же стыдилась этих пяти рублей, - всегда только пяти.

Теперь Наташа бормотала Марине насчет того, что стипендия у неё кончилась, а родителей не было дома и вот только пять рублей...