Кристина Додд - Настоящая леди

На мгновение, к его стыду, волнение так перехватило ему горло, что он не мог говорить. Он закрыл глаза, стараясь вернуть себе свою обычную бесстрастность. Что-то тихонько коснулось его руки. Он ухватился за это, как за неожиданную помощь. В руке его оказалась рука Мэри. Ее пальцы обвились вокруг его пальцев, их ладони соприкоснулись, и в ее прикосновении действительно была поддержка. Он открыл глаза, взглянул на нее и каким-то чудом снова обрел дар речи.

- Это была очень забавная шутка. Из нее мог бы получиться недурной фарс.

Она что-то проговорила тихо, пытаясь возразить.

- Никто не желал одолжить нам денег, боясь навлечь на себя насмешки, угрюмо рассказывал он.

Этот смех по-прежнему звучал у него в ушах. Поэтому его так взбесил намек Лесли на неверность Мэри. Поэтому он пришел в такую ярость при мысли, что Мэри могла предать его.

Но она этого не сделала и не сделает, даже в этой истории с ее деньгами. Когда она все узнает, она поступит так, как хочет он.

- Дяди нарочно подоспели, чтобы не пропустить зрелища. Нас выкинули из дома. Моя мать плакала. Отец стоял в стороне, казалось, что сердце его было разбито навсегда. Так, вероятно, оно и было, потому что неделей позже он кончил самоубийством. Он не вынес этой шутки.

Себастьян гордился собой. Он никогда еще не произносил вслух эти страшные слова - мой отец кончил самоубийством - и ему показалось, что голос его даже не дрогнул.

Мэри крепче сжала его руку. Другой рукой она обняла его, и сама тесно прижалась к нему, как будто он нуждался в утешении.

К своему удивлению, он понял, что и впрямь в нем нуждался.

- Бедный мальчик. - Голос Мэри задрожал. - Как же ты жил? Ты поехал к родным? Твоя мать нашла работу?

- У меня не было родных.

- А леди Валери?

- Леди Валери была дружна с семьей отца. Мать отказалась обращаться к ней за помощью.

Он пылко обнял Мэри, не понимая, как эта малышка могла придать ему такую силу.

- Мать не могла работать. Она... плакала. Плакала чаще и чаще, пока не заболела. Тогда она стала плакать еще больше. Непрерывные потоки слез. Всхлипывания, стенания, вздохи и - ни слова утешения растерянному сыну.

Мучительная боль переполняла его, разъедая его самообладание, но он подавил се привычным усилием воли.

Как будто не замечая, как он спокоен и как прекрасно владеет собой, Мэри продолжала гладить его по спине, издавая какие-то невнятные успокаивающие звуки.

Себастьян презирал утешения и в то же время наслаждался ими. Под нежными прикосновениями ее руки он таял, как масло на горячей булочке.

- Я работал. В доках. Когда мать умерла, я пошел к леди Валери. Она немного пообтесала меня и одолжила денег на покупку торговых судов. Я давно расплатился с ней, и она неплохо на этом нажилась. Я с лихвой возвращал долги.

- Разумеется, - сказала Мэри.

Ее объятья оказывали на него опьяняющее воздействие, расслабляя его, но он решительно заставил свои мускулы вновь напрячься.

- Теперь ты понимаешь, почему ты не должна отдавать свое состояние Фэрчайлдам.

Она отодвинулась от него так быстро, что он покачнулся, словно потеряв опору. Повернувшись к нему спиной, она отошла и стала смотреть вдаль, как это делал он перед ее появлением.

Что она видела там? Неправедное богатство? Или просто первые признаки пышной летней зелени? Он хотел сказать ей, что нужно смотреть глубже, не ограничиваясь только поверхностью вещей, но он почему-то не решился. Он опасался, что, если она присмотрится пристальнее к собственной семье, она станет присматриваться и к нему. Что она увидела бы в его прошлом? Увидела бы парнишку, бродившего по лондонским улицам в поисках работы. Работы он не находил, но находил других ребят, сильнее и грубее его. Они дрались с ним, срывая с него его более приличную одежду, вываливая его в грязи. Она увидела бы, как этот парень очерствел и огрубел с возрастом. Тогда зарождалась его жестокость. Она увидела бы, как он опускался до мелких краж, как его чуть было не ловили на месте преступления, как он плакал, когда, вернувшись домой, он убедился, что все усилия его оказались напрасными, и мать его умерла с горя.

Ветер донес до него ее совершенно невозможные слова:

- Значит, ты женился на мне ради денег.

Его уныние моментально слетело с него.

- Нет! - Себастьян решительно сделал шаг к ней. - Ты можешь их в окно выбросить, если хочешь. Мне это безразлично.

- Нет, не безразлично, - упрямо возразила она. - Ты женился на мне, чтобы состояние Фэрчайлдов никогда не досталось Фэрчайлдам. Это не любовь ко мне, это - ненависть к ним.

- Мне это и в голову не приходило.

Он заставил ее повернуться к себе лицом.

- Бога ради, с чего ты это взяла? Я никогда бы не подумал, что у тебя появится такая дурацкая мысль.

Она не отвечала. Она, стало быть, уже забыла о только что рассказанной им истории. Истории, которая так ясно давала понять, почему она не могла отдать состояние своей семье ни при каких обстоятельствах.

Он залечил раны прошлого. Его не трогали больше страдания его родителей. Он был сильным, стойким, выносливым - пока Мэри не вошла в его жизнь. Сейчас ему было нужно что-то, чего он и сам не понимал. Но он отчетливо сознавал, что она могла дать ему это. И вот, вместо того, чтобы проявить справедливое сочувствие к нему, она захныкала о своем семействе. И неожиданно, необдуманно - глупо, наконец - он предъявил ей ультиматум:

- Выбирай! Они или я!

Где-то в глубине души он отчаянно надеялся, что она тут же заключит его в объятья, доставляющие ему такое неизъяснимое наслаждение. И все решится к их общему ликованию. Когда она просто уставилась на него с отсутствующим выражением лица, он почувствовал, как внутри у него похолодело. Его эмоции стремительно прошли все стадии: от мучительной боли к осуждению, от обиды к гневу - кипящему, безудержному гневу. Это он сумеет дать ей почувствовать.

- Прекрасно! - Это слово прозвучало как плевок. - Я тебе не нужен. Оставайся с твоими драгоценными Фэрчайлдами, хотя хотел бы я увидеть, как они поведут себя, когда тебя повесят за убийство.

Краска исчезла у нее с лица, глаза ее округлились, и в них появилось безумное выражение.

- В чем дело? - издевательски спросил он. - Я же рассказал тебе свои тайны. А ты отчего не хочешь поделиться со мной твоими?

- Это не моя тайна, - вырвалось у нее. Она вздрогнула и, стиснув руки, с мольбой воздела их к нему.

- Я тебя умоляю! - Голос ее дрожал. Он не получил ожидаемого удовольствия. На самом деле его жестокость была ему даже несколько противна.

Мэри порылась в кармане и поспешно протянула ему маленькую черную книжечку.

- Вот. Возьми. Только не выдавай меня.

- Ты пойдешь на все, чтобы спастись. - "Не ее тайна", сказала она. Конечно, это была не только ее тайна. Ему это было хорошо известно.

Она взяла его руку. Она так сильно дрожала, что с трудом могла сомкнуть его пальцы вокруг книжечки.

- Если ты так думаешь, пожалуйста, думай. Но прошу тебя...

Он взглянул на дневник. Этот проклятый дурацкий дневник был причиной всех их бед. Дневник и это проклятое богатство Фэрчайлдов. Ему было плевать на то и на другое.

- Возьми, - она опустилась перед ним на колени. - Но обещай мне...

- Черт! - он сунул ей дневник. - Бери. Отдай твои деньги Фэрчайлдам. Делай, что хочешь! Мне все равно.

Отступив, он осознал, что хочет бежать. Бежать... от чего? Он взглянул на распростертую перед ним женщину.

От нее? Какая нелепость! Что он делает?! Что он говорит?! Ведь это непоправимо!

Он резко ткнул в ее сторону указательным пальцем.

- Только держись теперь от меня подальше.

И с этими словами он бросился прочь.

Глава 23.

"Убийца.

Приходи одна к фонтану в саду и приноси сотню фунтов, или я расскажу все и получу обещанное вознаграждение".

Убийство. Йен вздрогнул. Хэдден не сообщил ему никаких подробностей. Йен, впрочем, и не спрашивал, потому что на самом деле они не имели значения. Он в любом случае помог бы своим кузенам.

Йен постучал в дверь спальни Вильды и обольстительно улыбнулся открывшей ему горничной.

- Я хотел бы поговорить с твоей хозяйкой.

Горничная привычно присела в реверансе.

- Она отдыхает, сэр, и не принимает никого.

- Ничего, меня она примет.

Не слушая возражений, он протиснулся в дверь.

Вильда лежала на кровати, закрыв лицо подушкой.

- Вильда, ты нужна мне, - проворковал он, склонившись над кроватью и приподнимая подушку.

Лицо девушки опухло от слез. Щеки были в пятнах, глаза покраснели, она выглядела совершенно несчастной. Йен вздохнул. Бедняжка все еще оплакивает измену молодого человека, который соблазнил и покинул ее. Кому-то нужно заняться ею.

- Что тебе, Йен? - Голос у нее был сдавленный, и подбородок дрожал.

Он отпрянул. Кажется, она опять собирается плакать. О Боже, она сейчас снова заплачет. Надо быстро что-нибудь предпринять.