Анна Климова - И сердца боль

«Не позволяй ей подсчитывать твои убытки…»

Как же отец был прав!

Разговор попутчиков позади него заставил оторваться от воспоминаний. Андрей с улыбкой прислушался.

— …Не, не кажыце, даражэнькі! Вы гляньце, што у Расеі робіцца! А у нас? — надрывалась пожилая женщина.

Андрей скосил взгляд и увидел беседующих. Женщина была в сером пуховом платке, простой замызганной куртке и держала между ног огромную сумку с продуктами. Рядом с ней сидели два ехидно посмеивавшихся мужичка. Один доверительно нагнулся и сказал:

— Вы посмотрите, какие в России цены и какие зарплаты.

— Не сагласная я з вамі! А што цэны? Затое ім грошы не даюць. А у нас? Палучку даюць? Даюць! Пенcii плацяць? Плацяць!

Андрей снова улыбнулся. В России такого страстного разделения мнений не наблюдалось. Почти все вспоминали ситуацию с Брежневым, но тут же трагично вздыхали: хуже его — сколько угодно, лучше — пока не видно.

— Простите, вы не военный? — услышал Андрей неожиданный вопрос.

Рядом с ним сидела сухонькая старушка и умиленно улыбалась, глядя на него. Странный вопрос позабавил его, и он ответил отрицательно. Старушка, словно боясь потерять в его лице со всех сторон приятного собеседника, быстро заговорила:

— А мой муж был военным. Служил в Мачулищах… Мы как раз проехали… Там такой был большой военный городок! А мне показалось, что вы военный… Я к знакомой еду. Просила альбом с фотографиями привезти. Ну я и везу… А хотите покажу?

И не дожидаясь согласия, стала вытаскивать огромный альбом в бархатном переплете из холщовой сумки. Через несколько мгновений на колени изумленного Андрея легла семейная реликвия, которая обычно не возится в холщовых сумках по электричкам и не показывается первым встречным молодым людям. Странная же старушка видимо имела на этот счет иное мнение и теперь вдохновенно принялась комментировать картинки незнакомой, непонятной и чужой ему жизни.

Андрей просто кожей чувствовал, как окружающие сочувственно заулыбались. Старушка, казалось, даже не видела этих многозначительных улыбок.

— … вот это — сестра моя с мужем. Вот в Сочи… Вот в Ленинграде… А это Ташкент… А это сослуживцы Володи… Вот дочка наша… А вот внучка моя. Ой, ну тут она маленькая! Здесь уже взрослая. Восемнадцать! Бабуля, говорит, такие парни сейчас неинтересные! А сама такая красивая, умница!

Андрей вдруг понял, какую «ловушку» устроила ему хитрая старуха. И от того, что свидетелями ее беззастенчивого сводничества стали все окружающие, стало еще хуже. Чертыхаясь в душе, Андрей все больше и больше краснел от сдерживаемой досады. Через минуту у него не осталось никаких сомнений относительно намерений разговорчивой старухи.

— Все дома сидит! Почти и не выходит. С подружками, да с подружками. А хотите телефон дам? — и опять же, не дожидаясь согласия, «выстрелила» набором цифр. — Запомните? Или давайте запишу, а?

— Я запомню, — неловко улыбаясь, произнес Андрей.

— Нет, забудете. Я лучше напишу на бумажке.

Старуха вытащила из кармана куцего пальто приготовленную ручку, остаток блокнота и быстро написала номер телефона обожаемой внучки.

— Вот! — торжествующе произнесла она, впихивая ему в карман бумажку. — Обязательно позвоните! Лучше прямо сегодня и позвоните! А! Договорились? Вы обещаете?

Андрей, понимая, что избавиться от старухи он не сможет, а дорога еще дальняя, поднялся, достал с полки свою сумку и самым беззастенчивым образом соврал:

— Конечно, позвоню. Но мне пора выходить.

— Так вы позвоните? Только не говорите, откуда телефон! Скажите: Оля, привет, а я вас знаю!

Оля! Андрей вздрогнул.

Все, с него хватит!

— Позвоните обязательно! — старуха буквально вцепилась в него, и Андрею стоило большого труда мягко освободиться.

В тамбуре он просто перешел в другой вагон и, найдя свободное место, сел. Правда, не у окна, но все лучше, чем рядом с ненормальной старушкой. Бумажку он с раздражением выбросил еще в тамбуре.

Разве может быть еще какая-то Оля, кроме его Оли? Разве может быть другая Оля, отличная от той, которую он знал?

Мысль об этом оскорбляла его чувства и его память…

Андрей заставил себя успокоиться. С чего вдруг он так разволновался? Если посмотреть на это с другой стороны, то старушку можно и пожалеть. Живет одна, чувствует свою ненужность, покинутость, хочет чем-то помочь людям, которых любит. Да, чудаковата, да, наивна в своей старческой чудаковатости. Но нельзя осуждать ее за это. Андрей подозревал, что он — не единственная «жертва» странной старушки. Нечаянный разговор, случайно оказавшийся с собой семейный фотоальбом — все это тщательно инсценированные, но наивные уловки. И Андрею стало действительно жалко старуху, раскатывавшую в электричках в тщетной надежде доставить внучке радость, вручая ее телефон молодым парням.

Чего только в жизни не бывает! И снова слова отца…

— Чего в жизни не бывает, сын! Есть у меня один знакомый. Давно его знаю. Вроде как и не друзья, но и связи друг с другом не теряем. Точно он ждал твоего случая. Он большой милицейский чин. Я думаю, он не откажется помочь найти твою незнакомку, а? — и отец тихо засмеялся, снова потрепав его шевелюру. — Завтра же поговорю с ним.

Отец сдержал свое обещание. На следующий день, вечером, к телефону его позвала удивленная мать.

— Возьми трубку — тебя. Мужчина какой-то.

И сама стала рядом, давая понять, что не намерена терпеть никаких тайн от своего сына.

Андрей подхватил телефон с полки и демонстративно скрылся в своей комнате.

— Да, слушаю.

— Андрей Сергеевич Коротков? — серьезно поинтересовался мужской голос.

— Да.

Неожиданно в трубке рассмеялись:

— Здорово, Андрей Сергеевич! Наслышан, наслышан! Был у меня разговор с твоим отцом. Хо-о-роший он у тебя мужик! Чекнарев Борис Иванович мое имя. Запомнил?

— Запомнил.

— Ну и ладненько! Что ж, друг ситный, приходи, поговорим, как решить твою задачку. Завтра к пяти можешь подъехать?

— Смогу. А куда?

Чекнарев назвал адрес здания МВД, и Андрей чуть не свистнул вслух.

— Я закажу пропуск, и у поста тебя будет ждать мой помощник, — рокотал Борис Иванович. — Ну, все, бывай, Ромео!

В трубке зазвучали гудки.

Мать перешла в «атаку» сразу, стоило лишь ему выйти из комнаты:

— Кто это? Я тебя спрашиваю!

— Я должен дать отчет устно или в письменной форме? — равнодушно спросил Андрей, вынося телефон в прихожую.

— Хамство никогда и никого не украшало, мой дорогой.

— Склонность к слежке — тоже, — парировал он.

— Я мать, и имею право знать, что происходит с моим сыном.

— А что происходит с твоим сыном? Он начал мутировать, как оборотень? — Андрей лениво направился на кухню, открыл холодильник, налил в стакан минеральную воду.

— Сядь! — потребовала Маргарита Львовна. — Я должна с тобой серьезно поговорить.

Андрей послушно сел на табурет.

— Слушаю.

Мать налила минералку и себе, тяжело опустилась рядом. В ее голове вертелись тяжелые, неуместные, казенные фразы, годившиеся для совещаний на работе и совершенно непригодные для разговора с девятнадцатилетним сыном. Наступила неловкая пауза.

— Я слушаю, — повторил он, отхлебнув из стакана.

— Не торопи меня! — воскликнула мать. — Это не так просто! Я… я долго откладывала, но, видимо, необходимость такого разговора уже назрела… Мне звонили из университета. Я хочу знать, что происходит, Андрей! Ты совсем не думаешь об учебе! Больше того, ходят слухи (хотя я и не верю в их достоверность), что все это из-за какой-то девочки!

— А почему ты думаешь, что это не так? — спросил Андрей, не теряя хладнокровия, но внутренне напрягся.

— Что? — лицо матери сморщилось, как у старухи, которая глуховата на одно ухо. — Ты серьезно хочешь мне сказать, что какая-то девица, которая поговорила с тобой пять минут и которую ты совершенно не знаешь, явилась причиной всех этих твоих… метаний?

Андрей вздрогнул, но не подал вида. У матери были очень хорошие источники.

— Мне просто интересно, почему ты исключаешь такую возможность?

— Потому что это чушь несусветная! — мать вскочила и заходила по кухне, как, вероятно, привыкла это делать перед своими подчиненными в кабинете. — Бред разгоряченных гормонов! Воспаленное воображение юнца, еще ничего не смыслящего в этой жизни! Выбрось это из головы и подумай об учебе! Сейчас только это должно занимать тебя! Все остальное — чушь и блажь! Именно сейчас ты закладываешь основу фундамента всей своей дальнейшей жизни…

(«Не позволяй ей подсчитывать твои убытки…»)

— … все мы были молодыми. Много чувств, много желаний, много соблазнов, но мы находили в себе силы не размениваться на мелочи. Мы шли к цели…

— Какой цели, мама? — остановил поток ее казенно-канцелярских слов Андрей. — Это твоя цель? — Он обвел руками пространство. — Вы с папой — как чужие. Не потому ли, что ты шла к своей «цели», считая все остальное «мелочью». И вообще, я сомневаюсь, что у тебя были когда-то какие-то чувства и соблазны. В программу твоей жизни они не вписывались, мама. Они были лишними.