Грейс Тиффани - Кольцо с бирюзой

Тогда она отступила назад и стала внимательно прислушиваться к разговорам, постепенно все понимая.

Она сидела в темной комнате наверху, наблюдая за тем, как Бассанио ди Пьомбо и Грациано Пезаро садятся на корабль, идущий в Венецию, и как потом, часом позже, Порция, переодетая в мужское платье, тащила кого-то за собой — может быть, это была Нерисса? — к пристани. Возможно, Порция хотела догнать своего мужа или следовала какому-то своему безумному плану.

Снизу до Ксанте доносились звуки продолжающегося веселья: смех, музыка, обрывки песен. Она сидела, глядя в ночь, ни о чем не думая.

Когда совсем стемнело, Ксанте увидела, как женщина, закутанная в плащ и с факелом в руке, вышла из дома и пошла в сторону часовни.

Ксанте встала и зажгла тонкую свечку.

Джессика ди Скиммиа, преклонив колена перед образом Марии, молилась, когда Ксанте вошла в маленькую церковь. Факел был укреплен на стене, а голова женщины склонилась между двумя высокими свечами. Ксанте тихо покашляла, и Джессика испуганно вскочила на ноги.

— Кто вы?

Ксанте подняла руки, успокаивая ее.

— Всего лишь служанка, — сказала она. — Не бойтесь меня.

Джессика сложила руки на груди.

— Вы пришли помолиться?

— Нет, я… — Ксанте подошла к ней и села на церковную скамью. — Я пришла поговорить. Я когда-то жила в Толедо.

На лице Джессики мелькнула темная тень, как от крыла птицы.

— Я ничего не знаю о вашей стране, синьора, — сказала она.

— Вы — вылитая ваша мать. Я ее знала.

Джессика глубоко вздохнула, но ничего не ответила.

— Habla usted espanol?[58]

Ответ прозвучал резко:

— Нет.

— Возможно, вы мне не доверяете, — настаивала Ксанте, приветливо улыбаясь. — Что вам известно о вашей матери, синьора?

— Ее отец был идальго, — ответила Джессика с ноткой гордости в голосе. — У нее было христианское имя. Но мой отец звал ее Лией. — Она вздохнула. — Я ее никогда не знала. Она умерла при моих родах.

— Ее убила инквизиция.

Джессика резко вздохнула.

Ксанте склонилась вперед, глаза ее сияли.

— Она была смелая. Ее знали в городе! Она… — Ксанте вдруг остановилась. Джессика сидела совершенно неподвижно, как будто в шоке. «Она не знает об этом, — подумала Ксанте. — Она ничего не знает».

Более мягким тоном она снова начала:

— Ваша мать ничего не боялась. Она могла бы выйти замуж за сына самого богатого идальго, но она полюбила вашего отца и выбрала его. Рассказать вам, какой она была?

Ксанте уловила быстрый жадный взгляд в глазах Джессики, и потом вдруг между ними как будто упал занавес.

— Я не хочу ничего о ней знать, — сказала она. — Возможно, если бы я узнала вас раньше… — Она помолчала, потом покачала головой. — Ее прошлое — теперь не мое.

Ксанте ощутила грусть и смущение. В часовне с толстыми каменными стенами было влажно и холодно, и девушка, казалось, дрожала от холода. Она подобрала скомканный зеленый плащ, валявшийся на полу, и протянула его Джессике.

— Может быть, вам лучше надеть его, синьора. — Джессика не шевельнулась, чтобы взять плащ, и Ксанте неловко забрала его назад. Нашитое на рукаве красное сердце висело на ниточках. — Что это… брошь? — спросила Ксанте. — Я могу ее пришить.

Джессика засмеялась, удивляясь ее невежеству.

— Я пыталась это оторвать, но не смогла, только порвала ткань, — пояснила она. — Вы можете взять его и сжечь. Ну, Бог с вами.

Ксанте подхватила свою свечу и с плащом в руке направилась к выходу. Обернувшись, она увидела, что Джессика снова опустилась на колени, шепча молитвы мраморной Божьей Матери.

Ксанте сидела на дальнем конце пристани, далеко от дома и часовни. Она поставила свечу рядом с собой. Ночь была темная и тихая, и в желудке у нее была такая тяжесть, будто она свинец проглотила.

Плащ Джессики лежал у нее на коленях, и она смотрела на оторвавшееся сердце. И вдруг туманные образы начали двигаться на поверхности красного знака. Она увидела мужчину в гуще толпы, окруженного мужчинами, которые тянули, толкали и били его.

Страх охватил ее, и она закрыла глаза. Но видение не исчезало и за закрытыми веками.

«Смейся, — сказала ей Нерисса. — Смейся!» Но Ксанте не могла смеяться. Все скорби мира отягощали ее спину, плечи и грудь. Мысленно она закричала, что не может этого вынести, она — всего лишь женщина. Она жарко молилась Христу, и Марии, и Сан Хосе, и Святому Духу, кому-то еще. Потом обратилась к Всевышнему: «Боже мой. Боже мой, приди ко мне, помоги мне, я так одинока! Пожалуйста, пожалуйста!» И внезапно Ксанте почувствовала прикосновение рук дьявола, ползущих по ее телу, и кожа у нее покрылась мурашками. Она закричала и вскочила на ноги.

Из складок плаща Джессики выскочила маленькая лягушка и села, мигая от света.

Ксанте перестала кричать и встала на колени, чтобы подобрать ее. Лягушка, длиной не менее полудюйма, ничего не весила. Ее маленькое горлышко нервно пульсировало. Она спокойно уставилась на девушку, а потом ускакала в прибрежную траву.

Ксанте рассмеялась.

— И когда она засмеялась, черные призраки стали подниматься в воздух, таять и рассыпаться, как пепел или пудра, затем они упали и растворились в мутном речном потоке. Она смотрела, пока они не исчезли, потом подняла взор к затянутому облаками небу Всевышнего.

Ксанте почти подошла к дому, когда на балконе запел мужчина. Он пел старинную французскую любовную балладу, и звуки поднимались вверх, как жаворонки на заре. Захваченная красотой звуков, она остановилась, прижав к груди скомканный плащ Джессики.

Такой чистый, и богатый, и сладкий был этот голос! Она никогда не догадалась бы, что издает его горло пьяного и развратного мужа Джессики Лоренцо ди Скиммиа.

Порция и Нерисса вернулись из Венеции через день, усталые и в плохом настроении. Нерисса немедленно отправилась спать. Порция осталась внизу, чтобы рассказать свою историю супругам ди Скиммиа, легковесным хозяевам ее дома в прошлый день.

— Я победила, — сказала Порция, но в ее голосе не было радости, только суровость и вызов. — Я освободила Антонио от тюрьмы и получила деньги вам обоим на жизнь и вернула свои собственные. Ценой тому — разорение вашего отца.

Джессика застыла на месте, лицо ее побледнело. Ничего не замечая, Лоренцо схватил ее и закружил в воздухе. Он чуть не споткнулся о Ксанте, которая, стоя на коленях на черно-белом мраморном полу, собирала листья, опавшие с растений в кадках.

Поднявшись на ноги, Ксанте высыпала листья в свой фартук и вышла на крыльцо.

За спиной у нее послышались шаги.

— Ксанте.

Она удивленно оглянулась и сделала реверанс. Порция вышла вслед за ней.

— Я… кое-что должна тебе. — Порция казалась смущенной и с трудом подбирала слова.

Ксанте с холодным интересом смотрела на нее.

— Думаю, я не была добра к тебе. Возможно, я не была добра… ко многим. — Она глотнула. — Надеюсь, ты простишь меня.

Ксанте промолчала.

Порция прочистила горло.

— Нерисса рассказала мне о твоем состоянии. Конечно, я помогу тебе. Мы выдадим тебя замуж, если захочешь.

— Благодарю вас, синьора Порция, — ответила Ксанте. — Но мне помощь не нужна.

— Думаю, все нуждаются в помощи. Включая меня, хоть я и победила того еврея. — Она поправилась. — Шайлоха, еврея.

— Шейлок Бен Гоцан.

— Да, его. Я побила его, и я побила Антонио, и я выиграла то, что было моим с самого начала. Но Нерисса говорит мне, что, победи я хоть весь свет, мне еще нужно многому учиться.

— Не вам, синьора Порция! — воскликнула Ксанте.

Это было сказано таким тоном, что Порция нахмурилась, но потом расправила брови и рассмеялась.

— Можешь смеяться надо мной, Ксанте. Я слишком утомилась, чтобы возражать. И за пять часов пути уже наслушалась проповедей от нашей святой Нериссы. Слава богу, она отправилась спать! В любом случае, я надеюсь, ты останешься с нами. — К удивлению Ксанте, Порция наклонилась и схватила ее за руку. — Мне бы хотелось дать тебе что-нибудь.

Ксанте неожиданно почувствовала к ней жалость. Она походила на пугало или на клоуна: высокая костлявая фигура, а волосы короче, чем у мужчины. Какое одиночество ей суждено?

Ксанте слабо улыбнулась:

— Спасибо вам, синьора Порция. Со мной хорошо обращались в «Бельмонте». Большинство. Но мне ничего не нужно, что мне не принадлежит.

Порция кивнула и сжала ее ладонь. При взгляде на их руки, она, кажется, что-то вспомнила. Она стянула одну бледно-желтую перчатку, и с ее пальца соскользнул перстень с бирюзой. Камень с прожилками казался почти черным в свете догорающего факела.

Ксанте совсем затихла.

— Я хочу отдать тебе этот перстень, Ксанте, когда покончу со всем этим, — сказала Порция. — Это то, что осталось после нашей эскапады. Кольцо красивое и стоит денег.