Мишель Ричмонд - Год тумана

— Вы шутите.

— Нет. Среднестатистические преступники обычно не блещут умом.

— С ними уже разговаривали?

— Ну, «разговаривали», наверное, не самое правильное слово. Но в любом случае — да. Парочка во всем призналась. Опознание — чистая формальность.

— А как насчет Лизбет? Что-нибудь выяснили?

— Это она заплатила им десять тысяч долларов.

— Не понимаю. И каковы же были их планы? Неужели просто собирались на неопределенное время поселиться здесь вместе с Эммой?

— Похоже, о будущем злоумышленники не задумывались. Лизбет сказала, что всего лишь хотела немного побыть с дочерью. Утверждает, будто Джейк не позволял ей видеться с девочкой и она якобы не смогла найти другого выхода. По ее словам, события просто вышли из-под контроля.

— Не вижу в этом никакого смысла.

— В вещах подобного рода его и не стоит искать. Именно это я имел в виду, когда сказал, что преступники обычно не блещут умом. По большей части им недостает сил на детальную проработку плана. В голове у них один-единственный сценарий — идеальное преступление, в котором все идет гладко и завершается успехом. Но стоит одному винтику разболтаться, как рассыпается весь механизм, а преступники просто не в состоянии пересмотреть план и выработать действенное решение.

Едем по извилистой дороге через Куэпос — мимо школьного двора, где дети играют в футбол, мимо автобусной остановки и зеленной лавки, мимо белых церквей, обшарпанных зданий и гостиниц. Вскоре город сменяется джунглями и джип начинает подпрыгивать на ухабах. Ветви деревьев царапают крышу.

— И давно вы этим занимаетесь? — спрашиваю, затаив дыхание.

— В общем, гоняться за преступниками не основная моя работа. Скорее, я… как бы точнее сказать… поддерживаю мир и порядок.

Он произносит эти слова так, что в них нет ни намека на пацифизм.

А потом внезапно джунгли расступаются, джип круто сворачивает, и мы выезжаем на недавно заасфальтированную дорогу. В жарком воздухе пахнет гудроном. Огромный, нарисованный от руки дорожный знак гласит «BIENVENIDA!»[19]. Слишком шикарно для городка, который представляет собой лишь кучку деревянных домишек, с церковью, фруктовой лавкой и полицейским участком. Машина останавливается перед церковью, где пожилая женщина, сидящая за складным столиком, продает всякую мелочь — три пластмассовые расчески, две бутылки теплой минералки, местные пейзажи, намалеванные на деревянных дощечках.

— Сюда. — Уиггинс кивком указывает направление. — Я, кстати, так и не спросил, где вы познакомились с Ником.

— Я фотограф. Он мой клиент. А вы откуда его знаете?

— Мы с ним когда-то работали вместе в ООН.

— Ник никогда не говорил, что работал в ООН.

— Наверное, он много чего вам не говорил.

Подходим к участку. Ничего особенного — всего-навсего одноэтажный кирпичный домик с некрашеной деревянной дверью и несколькими грязными окнами. Перед домиком разбит сад с буйно цветущими бугенвиллеями.

— Вы готовы? — спрашивает Уиггинс.

— Не очень…

Делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться, и разглядываю свои ноги. Загар на ступнях кончается там, где начинались дешевые шлепанцы, которые я носила с тех пор, как приехала в Коста-Рику. Теперь, в новых кожаных сандалиях, купленных сегодня утром, чувствую себя не в своей тарелке.

Входим. В помещении работает кондиционер, пахнет газетами и дешевым одеколоном. Трое мужчин в форме, сидя за столом в углу, играют в шашки и пьют пиво.

— Hola![20] — говорят они.

Все здесь, видимо, знают Уиггинса. Навстречу нам поднимается самый здоровенный из этой тройки. Страж порядка улыбается, демонстрируя сияющую стальную пластинку на зубах. В течение пары минут Уиггинс обменивается с ним беглыми фразами по-испански, после чего полицейский со стальной пластинкой выводит нас из комнаты.

Шагаем по коридору, в который выходят пустые камеры, по три с каждой стороны. Здесь пахнет пережженным кофе и — слегка — мочой. В животе в тугой комок сплелись гнев, страх, тревога. Полицейский достает массивный ключ и открывает дверь. У меня пересыхает во рту, и я засовываю руки в карманы, чтобы скрыть дрожь. В течение последних одиннадцати месяцев все шло не так, как предполагалось, и мои попытки подготовиться к неожиданностям всякий раз обращались в ничто.

Мы находимся в крошечной комнате. Дверь защелкивается у нас за спиной. Часть комнаты отделена решеткой, позади нее стоят десятка полтора мужчин и женщин, все усталые и потные. Здесь нет кондиционера; только два вентилятора, гоняющие воздух внутрь клетки.

Полицейский поигрывает ключами. Вентиляторы слабо пощелкивают.

— Ну? — говорит Уиггинс.

Мне не нужно пристально разглядывать лица, не нужно думать. Вот эти люди, сидят на скамейке у самой стены. Волосы женщины собраны на затылке в хвост, точь-в-точь как я помню. Мужчина слегка поправился, лицо округлилось, но все-таки это он. С удивлением отмечаю, что они не кажутся испуганными. Эти двое не похожи на преступников. Ищу какое-то семейное сходство между Тедди и Лизбет, но тщетно. Тедди и Джейн сидят бок о бок, сгорбившись и держась за руки, как те парочки, которые я видела в церкви, будучи ребенком, — парочки, не верящие в Бога, но все-таки пришедшие на службу в обмен на бесплатную рождественскую индейку или пакет с ношеной одеждой.

Смотрят в пол. Тедди грызет ногти. Он совершенно не похож на человека с Ошен-Бич — невозмутимого и спокойного, уверенного в собственной неотразимости. Два дня назад, увидев, насколько исхудала Эмма, мне хотелось его убить. А сейчас вместо слепой ярости ощущаю легкую тошноту.

— Вон они, — кивком указываю в сторону скамейки.

— Которые?

— Сидят у стены. Светловолосые.

Женщина поднимает голову, как будто услышала свое имя. Пытаюсь разгадать выражение ее лица. Сожаление? Страх? Гнев? Ничего подобного. Лицо равнодушное, глаза тусклые. Я пристально смотрю на нее, бросаю ей вызов, но Джейн торопливо отводит взгляд.

— Вы уверены? — спрашивает Уиггинс.

— На сто процентов.

Мысленно я проходила через это миллион раз. Представляла себе, как нужным тоном произношу некую значительную фразу, которая заставит похитителей осознать всю бесчеловечность содеянного. В мечтах неизменно клеймила их жестокими, но справедливыми словами. А теперь у меня сдавливает горло и пересыхает во рту.

Выходим в коридор, идем обратно, в комнату с кондиционером, где громко урчит древний холодильник.

— Что теперь?

— Отвезу вас обратно в мотель, — отвечает Уиггинс. — Можете собирать вещи и возвращаться в Калифорнию.

— А они? Тедди и Джейн?

— Против них будет выдвинуто обвинение, после чего обоих экстрадируют. Я позвоню вам и сообщу подробности.

На улице идет мелкий дождь. Слышу, как он шлепает по листьям деревьев, по асфальту. Мы на краю света. Несколько акров цивилизации в самом сердце джунглей, неуклонно сжимающих кольцо. В отдалении видны горы, нежно-коричневые на фоне белого неба.

Уиггинс распахивает передо мной дверцу джипа, потом забирается сам.

— «Дельта-687», — говорит он, заводя мотор.

Это похоже на некий секретный код, я воображаю полдесятка правительственных агентов, которые внимательно прислушиваются к словам Уиггинса и принимают какие-то важные решения. Интриги международного масштаба с участием Уиггинса и, судя по всему, Ника страшно далеки от моей жизни. Настолько же далеким несколько месяцев назад казался мир серфинга, и я снова задумываюсь над тем, что один-единственный момент на Ошен-Бич изменил и непоправимо перевернул мою жизнь.

— Что вы сказали?

— «Дельта-687». Самый удобный рейс. Завтра утром, в десять.

— О! А я думала, вы…

Уиггинс трогается с места и смотрит на меня.

— Что?

— Ничего.

Смотрю на быстро меняющийся пейзаж за окном — горы, буйная зелень, крошечные домики, грязные проселочные дороги. Мне кажется, я буду скучать по всему этого. Буду скучать по Коста-Рике.

Завтра двадцать второе июня. Завтра поеду домой.

Прохладный день на побережье в преддверии шторма. Всего три часа, но уже темно, как вечером. Надвигается ураган «Берта», и мама отправила нас с Аннабель в магазин. Тележка наполнена бутылками с питьевой водой, жестянками с супом и консервированным тунцом. Плюс два новых фонарика и десяток батареек. С полок сметено все, подходы к кассе забиты перепуганными покупателями. Очередь тянется через весь магазин. Парень впереди, чья тележка нагружена упаковками лапши, пивом, несколькими роликами скотча и коробкой свечей, оборачивается и улыбается мне. У него короткие темные волосы. Футболка с эмблемой Университета Аризоны.

— Волнуешься? — спрашивает он.

— Почему?

— Из-за урагана.