Дороти Кумсон - Спокойной ночи, крошка

— Такова правда.

— Да? В жопу такую правду!

— Прелестно. — В его голосе звучит отвращение. Презрение.

— Двое суток, Кейт.

Он кивает, глядя на меня свысока. Глядя на меня со своего белого коня, глядя из-под забрала своих сверкающих доспехов. Давая понять, что он оказывает мне честь, вообще разговаривая со мной после того, как я выругалась при сыне. После того, как я сказала такое о столь чистом и фундаментальном понятии, как правда.

— И как они должны будут пережить эти двое суток? Плача, горюя, испытывая бессилие? Или, по-твоему, они преисполнятся надежды? Подумают, что, может, все и обойдется? И как им провести завтрашний день, их последний день вместе с Лео? Сидя вокруг его кровати, плача, перешептываясь? Привнося сюда отчаяние и скорбь? Или играя, читая ему книжку, занимаясь вязанием, как и в любой другой день? По-твоему, я должна допустить, чтобы Лео в последний день его жизни окружало страдание?

Господин Правда ничего не говорит. Он знает, что я права, но скорее оторвет себе соски, чем признает это.

— Никто не попрощается с ним, пока не наступит время. Я хочу, чтобы потом они вспоминали этот последний день, и он был для них исполнен покоя, а не скорби. Я расскажу всем в понедельник. Тогда они попрощаются с Лео.

— И тебе опять придется лгать. Лгать о том, когда ты об этом узнала, — говорит Кейт.

Значит, он понимает, что я права.

Я сверлю его взглядом.

— Знаешь, очень хорошо, что я люблю тебя, потому что иногда я тебя просто ненавижу.

— Иногда я думаю, знаю ли я тебя по-настоящему? Ведь ты многое скрываешь, — говорит Кейт, чтобы последнее слово осталось за ним.

— Что ж, тогда мы квиты, — отвечаю я, чтобы поддеть его, возвращаюсь к кровати Лео и сажусь на его место.

— Знаешь, Лео, — говорит Кейт, опускаясь на мой стул, — у тебя очень глупая мамочка.

Я беру Лео за руку, представляя, как он закатил бы глаза, глядя на наше поведение.

— Ты всегда знал, какой у тебя капризный папа, верно, милый? Сегодня он совсем раскапризничался. Думаю, я запрещу ему играть на приставке.

Кейт поворачивается ко мне с таким ужасом на лице, что я едва могу удержаться от смеха. Сейчас он так похож на Лео в подобные моменты. Кейт тоже начинает смеяться. Мы смеемся, смеемся, не можем остановиться, и я вижу слезы на его лице. Кейт часто дышит, икает, и с его губ слетает то ли смех, то ли рыдания. Потом он встает и выходит из комнаты.

А я все смеюсь. Кейт ушел, ему нужно найти тихий уголок, где он сможет горевать в одиночестве, где он перестанет быть сильным принципиальным мужчиной и сможет поплакать над тем, что его брак разваливается, а сын умирает.

Я все смеюсь. Я не могу остановиться — если я перестану смеяться, то услышу пиканье аппаратуры, отсчитывающей, сколько ударов сердца у Лео еще осталось.

Я могу только ждать.

Курить и ждать.

Мэл принял мои извинения, он не обиделся на то, как я говорила с ним до этого. Сказал, что ему жаль. Сказал, что скучает по мне. Сказал, что позвонит, если появятся какие-то новости.

Теперь мне остается только ждать. И курить. И надеяться, что все будет в порядке.

Сегодня с утра в моей голове звучит песня «Perfect Day»[6]. Я знаю, она немного банальная, но я не могу отделаться от этой мелодии, глядя, как все важные для Лео люди собираются в его палате.

Мама вяжет, стараясь не приставать к Корди с советами по воспитанию Рэндела и Риа. Мама полагает, что дети немного избалованы. Еще бы, ведь это она сама их балует…

Папа разгадывает кроссворд в «Таймс», устав выигрывать у Мэла в карты. Всякий раз, проигрывая, Мэл делает вид, будто поддался папе, но мы все знаем, что это не так.

Тетя Мер, Кейт и я по очереди читаем Лео книжку. Осталась всего пара глав, и мы с мужем знаем, что дочитать их нужно сегодня.

Рэндел и Риа ведут себя удивительно хорошо — слушают книжку и возятся с игрушками, разбросанными на полу. Еще их развлекают Эми и Труди — они приглядывают за детьми целый день.

Корди издевается над Джеком. Она непрерывно посылает его за какими-то, в сущности, ненужными покупками — например, за полосатыми карамельками (ей непременно нужно, чтобы конфеты были именно полосатыми и без надписей). Когда Джек пытается возразить, Корди выразительно смотрит на Мэла, своего старшего брата. И Джек тут же выполняет ее просьбы. Вечером он приносит нам пиццу.

В каком-то смысле это действительно идеальный день. Да, мы все набились в небольшую больничную палату. Да, врачи и медсестры смотрят на нас неодобрительно. Да, Лео, ради которого мы все собрались здесь, крепко спит. Но этот день близок к идеальному.

Когда мои родные будут вспоминать этот день, я надеюсь, они сочтут его счастливым. И я хочу, чтобы Лео слышал, что все вокруг такие же, как и всегда.

Песня все еще звучит в моей голове, когда они расходятся, собираясь вернуться сюда завтра.

Песня все еще звучит в моей голове, когда я поворачиваюсь к Кейту, оставшись с ним наедине.

— Ты не против посидеть здесь? Я уйду на пару часов.

Он откладывает книгу.

— Сегодня был хороший день. — Кейт улыбается точно так же, как и в тот день, когда я пришла наниматься на работу в бар в Оксфорде.

«Я понял, что ты станешь моей, в тот самый момент, когда ты заговорила со мной, — сказал он в своей свадебной речи. — И я улыбнулся, думая о том, что это неизбежно».

— Да, — улыбаюсь я в ответ.

«Хороший день. Идеальный день».

— Ты была права. Мы все заслужили это. Это то, что нам было нужно.

— Ты только что сказал, что я была права? Дай-ка мне телефон, я позвоню в ад и предупрежу, что их ожидают заморозки.

— Не волнуйся, ад не замерзнет, пока ты сама не скажешь, что прав был я. Хоть в чем-нибудь, — смеется он. — Ты спать?

— Что?

— Ты идешь спать?

— Нет. Хочу принести из дома кое-что для Лео. Погулять. Развеяться. Я вернусь чуть позже, и ты сможешь пойти домой, чтобы выспаться. Я сегодня останусь тут на ночь.

— Хорошо, как скажешь.

Я надеваю ветровку, беру сумку и подхожу к Кейту. Сажусь ему на колени и обнимаю руками его за шею.

Кейт немного удивленно смотрит на меня. Я любуюсь им — его огромными темно-карими глазами, широким носом, полными губами, гладкой красновато-коричневой кожей, идеальным овалом лица.

В промежутках между короткими мгновениями, когда я злюсь на Кейта, тянутся дни, когда я испытываю глубокое чувство любви к нему. Вот почему я могу сердиться на него — я знаю, что всегда буду любить его.

Я закрываю глаза и жду его поцелуя. Его губы касаются моих уст, и я словно проваливаюсь в пучины времени. Я всегда чувствовала это, когда целовала его. Будто я вне времени. И вне пространства. Его язык ласкает мои губы, и я знаю, что сейчас он тоже закрыл глаза, наслаждаясь поцелуем.

Раньше мы могли целоваться по нескольку часов кряду. Просто целоваться. Лежать на диванчике в моей квартире в Лондоне, целоваться и наслаждаться этим.

Хотелось бы мне поступить так и сейчас. Провести следующие несколько часов, целуя его. Но мы не можем этого сделать. Тогда мы могли. Это сближало нас. Теперь же чем дольше мы целуемся, тем больше отдаляемся друг от друга, когда поцелуй прекращается.

Открыв мне дверь, он понимает. Мэл понимает, зачем я пришла к нему. Понимает, что это значит.

Он знал об этом еще с утра. Мэл перехватил мой взгляд на Лео, а потом отвернулся и старался не смотреть на меня целый день.

Никто не догадался, только он.

Мне нужно забыть.

Мэл предложил мне способ забыться, и теперь мне это нужно.

Он пропускает меня внутрь, на мгновение хватаясь за дверной косяк и закрывая глаза, словно вот-вот потеряет сознание.

Комната очень большая, больше, чем я ожидала.

Двуспальная кровать аккуратно застелена. Мэл, очевидно, сидел в кресле и смотрел телевизор (только звук был выключен и внизу экрана ползли субтитры). Его мобильный и смартфон лежат на столе, экраны мигают, сообщая о непрочитанных сообщениях.

Когда дверь закрывается, я поворачиваюсь к Мэлу, обхватив себя руками за плечи. Сумка сбилась на спину, волосы, наверное, взъерошены от ветра.

Мне не нужно быть сильной, как с Лео. Как с Кейтом. Как с моей семьей. Как с врачами и медсестрами. Поэтому сейчас я не притворяюсь сильной.

Мэл раздет до пояса. Он не потрудился набросить свитер, прежде чем открыть дверь. Думаю, он ждал меня. Подозревал, что я приду, и надеялся, что этого не случится. Но я пришла, и Мэл стоит передо мной. Стоит в серых спортивных штанах и с голым торсом.

Я вижу страх в его глазах, на его лице. Страх и боль. И понимание.

Но он отбрасывает эти чувства, чтобы сделать то, что должно. Его грудь вздымается.

Мэл подходит, и хотя ему всегда удавалось хорошо скрывать свои чувства, его руки дрожат, когда он расстегивает на мне блузку с белыми и красными цветами. Эту блузку выбрал для меня Лео, когда мы с ним в последний раз ходили в магазин.