Габи Шёнтан - Мадам Казанова

Я ничего не сказала в ответ. Но я не могла простить сестре ее слов обо мне.

В тот же самый вечер я твердо заявила Карло:

— Я не хочу оставаться здесь до нашей свадьбы. Я поеду с тобой в Аяччо.

— Но это невозможно, — возразил он. — Как моя невеста, ты не можешь жить со мной в одном доме.

— Я могу жить в семье Бонапартов, — не сдавалась я. — Я хочу уехать отсюда во что бы то ни стало. — Увидев его расстроенное лицо, я тут же добавила: — Невыносимо будет разлучаться сейчас с тобой.

Карло был тронут этим.

— Мне бы тоже хотелось, чтобы ты всегда была рядом, но… остановиться непременно у Бонапартов…

— Ты имеешь что-нибудь против Бонапартов? — спросила я.

— Да нет, собственно. — Он поколебался. — Ведь Джозеф, Наполеон и я были даже когда-то близкими друзьями. Мне тогда казалось, что у нас общие политические представления и цели. Джозеф хотел стать священником, а Наполеон собирался служить королю — так же, как и я. Но после революции они сильно изменились, — продолжал он презрительно. — Сейчас они с легкостью меняют свои убеждения в зависимости от того, куда дует ветер. Теперь, когда генерал Паоли вернулся после своего изгнания и возглавил корсиканское правительство, они ожидали, что он тут же пожалует им должности, осыпет почестями, деньгами. Поскольку их родители были его лучшими друзьями, они полагали, что вправе рассчитывать на все это. Однако генерал предпочел меня, оказав мне честь своим дружеским расположением. Члены семейства Бонапарт не смогли простить мне этого, их отношение ко мне стало постепенно ухудшаться. Они принялись даже готовить тайные заговоры против меня. Я пытался поговорить с ними начистоту и объяснить, что не собирался оттеснять их и не старался захватить что-то принадлежащее им. Но они не захотели поверить в мою искренность, поскольку у них самих честности ни на грош. Я понял, эти люди способны на что угодно. Вот почему я прервал с ними всякие отношения.

— Как, со всей семьей? И с тетей Летицией тоже?

Карло покачал головой.

— Дело в том, что Джозеф и Наполеон находятся сейчас во Франции, — произнес он так, словно вслух размышлял об этом.

— Ну что ж, тем лучше, — прервала я его размышления. — Я уверена, что легко смогу найти общий язык с тетей Летицией и со всеми остальными.

— Найти общий язык с семейством Бонапарт не сможет никто. — Однако затем он начал уступать: — Не хочу отказывать тебе в возможности осуществить свое желание. Тем не менее я чувствую себя обязанным предостеречь тебя. Все члены этой семьи постоянно ведут себя, как актеры на сцене, в них нет ни капли искренности. Поскольку тетя Летиция недавно овдовела, она изображает сегодня достоинство и благородство. Она хочет для своих детей всего только самого лучшего, но они доставят ей много разочарований. У всех у них грандиозные планы, им никогда не хватает того, что они имеют. Им постоянно хочется все большего и большего. Эту страсть они унаследовали от своего отца. Он был неплохим адвокатом, но обладал одной нехорошей привычкой — всегда думал только о собственной выгоде. И такими же стали его дети. Я знаю их с самого юного возраста. И так же хорошо я знаю их хорошие и плохие качества. Должен сказать, что плохое в них преобладает. Вот почему я считаю своим долгом предупредить тебя в отношении семьи Бонапарт.

Что касается тети Летиции, то тут Карло мог бы и не предупреждать меня заранее. Внешний вид тети, ее поведение уже сами по себе оказались достаточно настораживающими. Когда мы встретились с ней у входа в дом, она на одном дыхании приветствовала меня и отослала Карло, даже не дав мне возможности поздороваться. Затем она загородила собой отъезжающую карету Карло и принялась разглядывать меня своими холодными глазами, причем на ее плотно сжатых губах не было даже намека на улыбку. Я тоже, в свою очередь, постаралась ее получше рассмотреть. Сухая костистая фигура в старом коричневом платье, грубые от работы руки, скрещенные на переднике. При ярком солнечном свете она выглядела хмурой и безрадостной.

Когда-то тетя Летиция была, наверное, красавицей, но сейчас две укоризненные морщины избороздили ее высокий лоб и еще две глубокие складки спускались вниз от правильной формы носа к энергичному подбородку.

— Бери свои вещи и заходи, — сказала она. — Я покажу, где ты будешь спать.

Вслед за ней я вошла в дом, прошла через зал и поднялась по лестнице. Верхний этаж дома оказался в весьма запущенном состоянии. Грязные стены покрывали трещины, плитки пола истерлись от времени и стали неровными. Тетя Летиция открыла дверь в маленькую душную каморку.

— Это комната моей дочери Марианны, ты пока будешь ее занимать. Марианна сейчас во Франции, она учится там в одной хорошей школе, — пояснила она с гордостью. — А мои сыновья — Джозеф, Наполеон и Лучано — тоже во Франции. — Она важно добавила: — Чтобы расширить свой кругозор и получить там достойное образование.

Достойное образование! Я окинула глазами комнату. Старая кровать в углу, стол, стул, несколько крючков на стене вместо шкафа для одежды. В нашем доме таких жилых помещений не было даже у служанок.

— У тебя есть с собой деньги, чтобы заплатить за комнату и за стол? — спросила тетя Летиция как бы невзначай.

Я молча протянула ей свой кошелек.

Она пересчитала монеты, так и сяк переворачивая каждую своими грубыми пальцами, словно надеялась, что таким образом их станет больше. Затем сунула их в карман и вздохнула — видимо, монет не прибавилось.

С угрюмым видом она показала мне остальную часть дома. В обшарпанном зале со скудной мебелью один лишь камин из желтого мрамора свидетельствовал о прежнем благополучии семьи. Темная, закопченная кухонька и убогая кладовая дали понять, что для меня наступают голодные дни. Тетя Летиция принялась разглагольствовать об ушедших счастливых временах, отметив, что ее дорогой супруг был замечательным добытчиком и кормильцем. Она вздохнула.

— А теперь у меня на руках восемь детей. И им никто не оставил наследства, как Поццо ди Борго. Вот почему я должна быть экономной… — Она резко повернулась ко мне и холодно продолжала: — У тебя будут кое-какие обязанности по дому. Там, во дворе, большой хлев. Ты будешь кормить и доить коз. И ухаживать за цыплятами и ослом. И еще будешь помогать мне на кухне — вместе с Паолиной. Мыть посуду, подметать и везде прибираться. В конце концов, мы ведь живем не ради удовольствия.

Я удержалась от непочтительного ответа. Лично я собиралась жить именно ради удовольствия. Глядя на тетю Летицию и ее поведение, можно было подумать, что она никогда не была молодой, никогда не любила и вообще не смеялась. У меня не было ни малейшего желания следовать ее примеру.

Между тем в зале появились мои кузены и кузины. Пока я знакомилась с ними по очереди, мне то и дело приходилось делать усилия, чтобы не рассмеяться. Дело в том, что по дороге в Аяччо Карло настолько точно описал каждого из них, что теперь мне казалось, будто я знаю их всех уже много лет. Луиджи — толстый, неуклюжий мальчик с вялыми, прикрытыми тяжелыми веками глазами — упорно грыз сухарь. Паолина со своими быстрыми и лукавыми глазками вела себя не по годам свободно. Двое младших — Мария-Антуанетта и Джироламо — были сильно перепачканными и очень шумными; они постоянно кричали друг на друга пронзительными голосами и дрались, катаясь по грязному полу.

Тетя Летиция отправила меня на кухню. Там она принялась раскладывать по тарелкам строго отмеренные и довольно скудные порции пищи к ужину: овечий сыр, яйца и хлеб; молоко и вино были разлиты в пузатые кувшины, при этом вино настолько щедро разбавлено водой, что приобрело бледно-розовый цвет и, соответственно, утратило всякий вкус и крепость.

Паолина помогла мне накрыть на стол. За ужином рядом со мной оказался Луиджи, который с такой скоростью накладывал себе пищу, что вскоре опустошил все тарелки вокруг. Спать я отправилась голодной.

Жизнь в доме семейства Бонапарт была мне не по душе. Здесь ложились спать одновременно с цыплятами и одновременно с ними просыпались по утрам. Раньше мне никогда не приходилось работать, а здесь я целый день скребла и стирала, готовила и подметала, кормила коз с цыплятами и чистила осла. И еще мне все время приходилось бороться с Луиджи, который постоянно торчал возле кухни и кладовой для провизии. При его ненасытном аппетите он таскал все, что только можно было съесть. Ежедневная борьба за пищу в этом доме напоминала какую-то тихую затяжную войну. Скромные порции еды с каждым днем не только не увеличивались, но даже еще больше сократились, когда в доме появился сводный брат тети Летиции — священник Джузеппе Феш. Впрочем, его ряса была, пожалуй, единственным, что делало его хоть сколько-нибудь похожим на настоящего священника. На лице у этого человека застыла хитрая, похотливая улыбка. При первой нашей встрече он взял обе мои руки в свои и, с явно мирским интересом глядя на лиф моего платья, сказал: