Линда Дэвис - Гадюшник

— А я ведь вчера не шутя говорил. Почему бы тебе не отправиться с нами? Собраться — дело нехитрое, и ведь ты знаешь, как нам обоим хочется, чтобы мы все были вместе.

Встретившись с его серьезным взглядом, Сара улыбнулась:

— Конечно, знаю, и когда-нибудь так оно и будет, но не в этот раз. Если я отправлюсь с вами и надышусь всей этой свободой, то вряд ли уже заставлю себя вернуться к работе.

— Ну и что в этом такого уж страшного?

— Пока я еще не могу себе этого позволить, — просто сказала Сара.

Эдди снова прижал ее к себе и поцеловал. Он знал, что в этом споре ему не победить. Она заговорит о деньгах. Ей просто необходимо поработать еще год-другой, и уж тогда можно будет бросить. Но в глубине души он чувствовал, что дело здесь не только в деньгах. Эдди догадывался, что при всем своем мятежном духе Саре хочется жить, как всем, и находить отдохновение в размеренности да и в тех обязанностях, против которых она так восстает. Скорее всего, думал он, тут сказывается стремление сироты к надежности и правильному порядку жизни. Что ж, если иметь в виду то, что ему было известно о прошлом Сары, мысль разумная, хотя и не исчерпывающая.

Алекс с Эдди ушли в девять. Сара стояла у подъезда, глядя вслед отъезжающему такси. Балласт сброшен. Она вернулась в квартиру и надолго встала под горячий душ.

Легли они накануне только в пять. Заправившись сочным бифштексом и закусив его мороженым, они устроились в гостиной, попивая вино, болтая о том о сем, смеясь и играя между делом в триктрак. Поспать Саре с Эдди удалось, наверное, не более получаса.

Она лениво вышла из-под душа, ощущая во всем теле приятное изнеможение. Вытираясь, Сара посмотрела в зеркало. Глаза усталые, запавшие. Она долго вглядывалась в собственное отражение, затем слабо улыбнулась и вышла из ванной.

Они уехали. Но они вернутся. Надо в это верить. Однако сейчас их нет, и от этого возникает чувство какой-то неопределенности, от которого все переворачивается в животе; от страха места невозможно найти, и в то же время — прямо извращение какое-то — ощущается некая тайная истома. Ибо, хотя неопределенности Сара всячески избегала, она непроизвольно ощущала странную потребность, подсознательное жгучее стремление превозмочь ее. Такая неопределенность выбивала ее из колеи больше, чем что-либо другое, и все равно к ней тянуло как магнитом.

Сара порылась в гардеробе, соображая, что бы надеть. Вспомнив, что ей предстоит деловой обед, она выбрала элегантный, но строгий темный костюм; прямо под настроение, подумалось ей. Она вернулась в ванную и занялась косметикой: немного подкрасила губы, наложила на щеки румяна и тонкий слой тонального крема, чтобы скрыть синяки под глазами. Если выпить побольше крепкого кофе, никто ничего не заметит, подумала она.

Энтони Баррингтон болтал о чем-то с Джоном Картером в одной из столовых, где в «Финли» принимали гостей, когда открылась дверь и вошла Сара Йенсен. Пока она приближалась к ним, Баррингтон успел внимательно оглядеть ее. Рост что-нибудь пять футов девять дюймов, с каблуками все шесть. Походка твердая и уверенная. Она показалась ему прекрасной, хотя и старающейся скрыть свою красоту, амазонкой. Одета скромно, костюм чуть не траурный. Если добавить к этому стянутые в пучок волосы, то вид и вовсе мог показаться унылым настолько, что даже страшно становилось, но в глазах ее было нечто, разрушающее это впечатление.

Пожалуй, решил Баррингтон, все дело тут в лице. Или, точнее, в глазах, губах, линии скул, щеках и бровях: все ее черты прямо дышали какой-то неотразимой чувственностью. А прическа и костюм — всего лишь маскировка. Но когда Сара подошла ближе и остановилась, он с удивлением обнаружил, что вокруг глаз у нее раскинулась сеть морщинок; даже не морщинок, а изящных линий-штрихов, но все равно для ее возраста рановато. Протягивая ему руку, Сара улыбнулась, и от этого черточки как бы поползли вверх. Да, красивое лицо. Звучным грудным голосом Сара проговорила слова приветствия, крепко встряхнула гостю руку; глаза ее при этом осветились, но на какую-то долю секунды красивое лицо словно окаменело, лишившись всякого выражения. Впрочем, краска тут же снова набежала на щеки. Баррингтон ответил на рукопожатие, посмотрел прямо в улыбающиеся глаза и подумал, что никакого интереса у этой молодой особы он не вызывает.

Уголком глаз Баррингтон уловил какой-то странный взгляд Картера. Он быстро повернулся к старому приятелю, который, как выяснилось, уже давно с чем-то обращался к нему. Баррингтон решил, что лучшая политика — это откровенность.

— Извините, старина, я совсем загляделся на мисс Йенсен. Знаете, надо же предупреждать.

Картер искоса посмотрел на Сару. Такое уже случается не впервые.

— Каюсь, виноват, — улыбнулся он, поворачиваясь к Саре. — Вполне могу вас понять.

Сара, в свою очередь, улыбнулась, как улыбаются знакомой шутке.

— Выпьете что-нибудь? — обратился к ней Картер.

— «Кровавую Мэри», — слегка улыбнулась она. Картер кивнул и вопросительно посмотрел на Баррингтона. Тот присоединился к «Мэри». Картер принялся смешивать коктейли. Суббота. Утро. «Кровавая Мэри». Как давно это было. Для себя и Баррингтона Картер смешал водку с соком в обычной пропорции, Саре добавил немного «табаско»; креольская выдумка, как видно, глотки у них луженые. Про себя Картер рассмеялся, но до сотрапезников донес только беглую улыбку. Баррингтон не сводил с Сары глаз. Она не отхлебывала, скорее просто пила. Сара стояла поодаль от него, глядя в окно, за которым расстилалось целое море крыш. Столовая была на верхнем этаже здания банка «Финли», представлявшего собой массивную башню в современном стиле, так что другие дома, возрастом постарше, включая и Английский банк, располагались много ниже.

— Чудесный вид, — заметил Баррингтон. — Наверное, в Сити лучше и не найдешь.

— По-моему, тоже. — Сара повернулась к нему. — Я люблю просто постоять здесь. Дома отсюда кажутся такими разными и такими хрупкими, незащищенными. Никакой суеты, охраны не видно — только крыши да крыши. — Сара неожиданно усмехнулась: — Если бы мне пришло в голову ограбить банк, непременно начала бы с крыши.

Мужчины расхохотались.

— На вашем месте я бы так не веселился, господин президент, — сказал Картер. — Сару вам ни за что не поймать.

Мужчины снова рассмеялись. Сара, не отходя от окна, улыбнулась им и закурила сигарету.

В этот момент на пороге показался лакей и незаметно кивнул Картеру: можно садиться за стол.

— Спасибо, Фред. Пошли. — Он жестом пригласил Баррингтона и Сару занять свои места, а сам сел во главе стола. Баррингтон устроился справа, Сара слева. Фред принес подогретый салат из куриной печени.

— Стало быть, Кембридж заканчивали, — сказал Баррингтон, отправляя в рот полную ложку.

Сара кивнула и, ощущая знакомый прилив скуки, механически добавила:

— Поступила в тысяча девятьсот восемьдесят пятом, окончила в восемьдесят восьмом. Математика. Колледж Тринити.

— Первая на курсе, — вставил Картер.

— Не нам чета, — рассмеялся Баррингтон.

Сара вежливо улыбнулась.

— Математика и все? — продолжал Баррингтон.

— Главным образом. Еще немного занималась философией.

— Странное сочетание.

— Отчего же? С одной стороны, сердце, с другой — ум.

— А теперь, стало быть, в Сити работаете? — Баррингтон, приподняв бровь, перегнулся через стол.

— Да. Не очень-то сходится, верно? — Никто не откликнулся, ожидая продолжения. — Разве вам так не кажется?

Баррингтон слегка замялся.

— Пожалуй, — кашлянул он, — но ведь, наверное, деньги имеют значение? Или что-нибудь еще? Вам по душе маклерское дело?

Сара засмеялась, но тут же, не желая показаться невежливой, оборвала смех.

— С вашего разрешения, я бы сказала иначе. По душе мне взбираться на горы, кататься на лыжах, читать. А играть на бирже мне нравится, ибо, хоть это и может показаться странным, рынок тоже сочетание ума и сердца, логики и чувства. В черную среду или в день, когда убрали Горбачева, эмоции играли ничуть не меньшую роль, чем строгий разум. Борьба чувств, психология, попытки перехитрить рынок или по меньшей мере других маклеров. Все это захватывает. Похоже на большую игру.

Баррингтон немного помолчал. От Картера не ускользнуло, как изучающе он смотрит на Сару. Баррингтон вернулся к разговору:

— Игра? У такой игры бывают серьезные последствия.

— Ну кто же спорит? Да, делаются и теряются состояния, на кону сотни миллионов, миллиарды, вся экономическая политика правительства может рухнуть в один момент, кончаются политические карьеры…

— Вы говорите так, словно вас это совершенно не касается, — с легким раздражением заметил Баррингтон.

— Так оно и есть, — парировала Сара. — Или по крайней мере это не касается меня как маклера. Мое дело — зарабатывать деньги для тех, кто меня нанял. Четко и ясно. Разумеется, чисто по-человечески, мне не безразлична экономическая политика, да и людей жалко, если у них все прахом идет. Но в нашем деле такие вещи случаются. И со мной может случиться. Если я ошибусь несколько раз подряд и банк потеряет миллион фунтов, Джон безо всяких колебаний выгонит меня и будет прав.