Наталия Рощина - Рыжее счастье

— Обычное, по-моему. Имя как имя, а вот твое я впервые слышу.

— Все правильно. Это папа придумал. Вместо Марфы Мара.

— Он у тебя, наверное, фантазер? — Филипп переминался с ноги на ногу, чувствуя, как жар разливается по лицу. Эта девушка с невероятно красивыми глазами, цвет которых из-за темноты казался темнее, нравилась ему все больше. Он словно видел в ней себя: такая же бедная, такая же смелая и, кажется, такая же одинокая.

— Нет отца давно. Умер. Я, честно говоря, уже и не помню его, совсем не помню. Все, кого я любила, уже на том свете. Только мать жива, но ненавидит меня. Я не нужна ей.

— Извини. Знакомая ситуация. — Филипп искренне сожалел, что затронул больную тему. Кажется, у них больше общего, чем может показаться с первого взгляда. Пытаясь исправить ошибку, он задал вопрос еще более сложный и малоприятный: — А что ты здесь делаешь?

— Иду на вокзал, а сюда зашла проститься, — честно призналась Мара. — Мы здесь часто играли вместе с цыганскими девчонками и мальчишками. Это была наша тайна. Ели печеную картошку и слушали, как они поют на все голоса. У них ведь все поют, совершенно все.

— Ты почему одна идешь на вокзал? Уже поздно.

— Я так решила.

— Кто это мог отпустить тебя в такую даль на ночь глядя? — недоверчиво покосился Филипп.

— Никто меня не отпускал, я сама себе хозяйка.

— Сами себе хозяева только беспризорники, а ты, похоже, не из таких, хотя и не из зажиточных, — философски изрек Филипп, сдвигая шапку на макушку. Он подвязал ее смешно висевшие меховые уши и снова нахмурил черные брови. — Ты что натворила?

— Что ты пристал, честное слово?! Ничего я не натворила! — вскипела Мара. — Сам сидишь тут в темноте, как крыса, выбрался исподтишка, напугал. Я же тебя ни о чем не спрашиваю!

— А ты спроси, мне скрывать нечего!

— Мне тоже, только и говорить об этом лишний раз совсем не хочется. Легко, думаешь, признаваться в том, что никому не нужен, что все рушится и нет надежды? Легко, по-твоему, сказать, что ты по собственной воле бежишь из родного дома? — Мара вздохнула. Ей и в самом деле не хотелось говорить о причинах, по которым она оказалась здесь. Она развела руками, мол, так-то, и увидела, как Филипп понимающе кивнул.

— Ладно, проехали, — буркнул он. — Иди куда шла.

— А ты сам-то как здесь оказался? Лицо твое мне незнакомо. Ты не поселковый.

— Я иду издалека, — уклончиво ответил Филипп. — Кончай вопросы задавать.

— Слушай, а нам случайно не по пути? — не унималась Мара. Она не представляла, как сейчас выйдет из дома, а он снова останется здесь один в наступающей тьме и холоде. Жаль его, а самой — страшновато, как ни крути. Да и ей со спутником было бы веселее.

— Нет, не думаю.

— Тебе ведь тоже в город нужно, правда? — Мара не собиралась так просто сдаваться.

— Кто-то обещал не задавать вопросов.

— Кто-то говорил, что ему скрывать совершенно нечего! — Мара глянула в окно — на улице становилось все темнее. Время не останавливалось, ему не было дела до приключений Мары. Девушка подумала, что так можно и на поезд опоздать. — Ладно. Не буду тебе мешать. Пойду куда шла. Прощай, Филипп. Удачи тебе.

— Спасибо, — тихо ответил он. Мара повернулась и направилась к выходу. — Постой!

— Что еще? — нетерпеливо спросила она.

— Я хочу тебя попросить.

— О чем?

— Сними, пожалуйста, платок.

— Это еще зачем? — удивилась Мара, недоверчиво глядя на Филиппа.

— Пожалуйста, это важно для меня, — снова попросил он, и в его голосе было что-то такое, что пальцы Мары сами собой быстро взялись за кончики платка и развязали его. Чуть запрокинув голову, Мара почувствовала, как две косы, которые она заплела, вырвались из шерстяного плена и, покачиваясь, расположились на спине. В глазах Филиппа застыл восторг. — Я так и думал!

— Ну, что такое?

— Ты очень красивая! — подходя к Маре, сказал Филипп. Он осторожно коснулся ее волос, разглядывая их и словно не веря, что они настоящие. — Невероятно! Разве можно быть такой красивой?!

— Издеваешься? — Мара тут же набросила платок на голову, дрожащими пальцами завязала узел под подбородком.

— И не думал. Я честно говорю, чтобы ты знала об этом! — горячо произнес Филипп.

— Ты первый, кто сказал мне такие слова. — Мара никогда не думала, что ей будет настолько приятно их слышать.

— Врешь ты все, — улыбнулся Филипп.

— Не вру!

— Тогда ты жила среди слепых, — сделал заключение Филипп. — Только незрячий не увидит, какая ты красивая. Ты необыкновенная. И зачем я тебя встретил…

— Случайность.

— Я не верю в случай. Ты такая красивая, что я чувствую себя Квазимодо рядом с тобой.

— Ладно, верю, — усмехнулась Мара, отметив, что парень, может, и понаслышке, но знаком с Гюго. Среди книг, которые она брала читать в местной библиотеке, были и его романы.

— Будь осторожна. С твоей внешностью в городе можно попасть в нехорошие истории, всегда сто раз подумай, прежде чем сделать следующий шаг.

— Поехали вместе. Вместе всегда легче, — предложила Мара, поняв, что не хочет расставаться с этим черноглазым чудаком. Он вызывал у нее симпатию и не только потому, что неожиданно назвал ее красивой. От него исходила уверенность, сила, он был открыт, искренен. Хотелось отвечать ему тем же. Мара подыскивала теплые слова, но пока не находила их. Филипп явно не был красавцем, и ростом — едва выше ее самой, ношеная-переношенная одежда и щетина на небритом лице явно не способствовали возникновению у Мары дежурных комплиментов. Однако она быстро решила, что внешность здесь не главное, и потому произнесла, сама себе удивившись, что осмелилась выпалить это: — В тебе тоже есть что-то притягательное, магнетическое. Внутренняя сила, что-то, что заставляет тебе доверять.

— Спасибо, — растрогался Филипп. Но через мгновение он вдруг подумал, что Мара наверняка не говорила бы о нем с таким восторгом, а считала бы монстром, узнав о событиях, происшедших в его доме накануне. Ему и самому становилось не по себе, когда он вспоминал отчима, корчившегося от боли, просившего пощады. Тогда в его сердце не было жалости, а сейчас он уже сожалел о том, что не сдержался. Нужно было просто уйти.

— С тобой не нужно притворяться, — добавила Мара. — Мне сейчас кажется, что я знаю тебя очень давно. Ты настоящий!

— Для мужчины эти слова дорогого стоят.

— Все, мы подбодрили друг друга. — Мара поправила платок, съехавший слишком низко на лоб, взяла узелок, который лежал у ее ног. Пожалуй, она сказала даже больше, чем нужно, но говорила от души. — Я должна идти. Прощай. Мне жаль, что ты не хочешь пойти со мной. Наверное, у тебя другие планы.

— У меня они еще не сложились, — честно признался Филипп. — Осталось еще немного подумать, и я решу, что делать. Мне нужна тишина и одиночество, чтобы разобраться со своей чертовой жизнью. Потому я здесь. Еще одна ночь накануне новой жизни.

— Она у нас только начинается, — заметила Мара. — Но, честно говоря, очень хочется хоть немного хорошего. Его почему-то было так мало.

— Согласен.

— Мы должны все изменить сами. Если никому нет до нас дела, то только сами, понимаешь? — взволнованно произнесла Мара.

— Да.

— Прощай, скоро станет совсем темно, а мне еще далеко идти.

И вдруг Филипп взял ее за руки и крепко сжал их.

— Не уходи, останься до утра. А до завтрашнего утра мы вдвоем что-нибудь придумаем. — Он говорил взволнованно, сбивчиво. Мара ощущала его горячее дыхание. Оно не было приятным — от Филиппа разило дешевыми сигаретами. — Останься.

— Нет, — решительно ответила Мара, отступая. — Я тебе не советчица. Ты должен сам разобраться со своей жизнью, а я — со своей.

— Пожалуйста. — Вкрадчивый голос Филиппа стал его последней надеждой, но Мара покачала головой. — Не бойся, останься.

— Нет. Я сейчас пойду. — Мара решительно высвободила руки. — Прощай, я буду рада, если у тебя все сложится так, как ты мечтаешь.

— Взаимно. Может, встретимся еще когда-нибудь, — отворачиваясь, ответил Филипп. Он больше не мог видеть ее. Не понимая, почему так разволновался, он злился на себя, стараясь найти успокоение в спасительной сигарете. Сейчас эта рыжеволосая красотка уйдет, и он с наслаждением закурит, глубоко втягивая едкий дым. Пусть же уходит скорее, ему тягостно ее присутствие. Да что же с ним? Филипп, не оборачиваясь, буркнул: — Иди с богом.

Мара удивленно пожала плечами и быстро пошла к выходу. На улице стемнело, ей нужно было спешить. Мара шла очень стремительно, словно не стало на дороге вязкой грязи. Каждый шаг отдавался в ушах громким звуком, неприятным чавканьем. Она подгоняла себя, говоря, что идти осталось немного, что возврата назад нет. В отличие от Филиппа, она точно знала, что должна поскорее уехать отсюда, чем дальше, тем лучше. А потом… Мара не хотела задумываться над тем, что будет потом. Она всецело полагалась на свою судьбу.