Кристина Додд - Свеча в окне

Сора притворилась, что обдумывает это предложение, и он шутливо дал ей подзатыльник.

- Забудь об этом.

- Единственный пример, Уильям. - От серьезных размышлений, на лице ее не осталось и следа былого веселья. - Мне хотелось, чтобы ты поверил, когда я сказала, что это был не Чарльз.

- По-моему, мы уже выяснили это,- простонал он.

- Я не собираюсь ворошить прошлое,- настаивала Сора.- Я пытаюсь объяснить тебе, что ты меня обижал и мне казалось, что я менее важна, чем... чем Була. У меня есть один талант. Он невелик, но полезен и никогда не подводит меня. Я умею различать правду в голосах. Ты понимал его ценность, когда был слеп, но когда ты прозрел, то утратил часть своих чувств. Когда я пыталась доказать тебе, что ты не прав, ты не верил мне, потому что я слепа и потому что я женщина. И потому что ты считаешь, что женщины не умеют мыслить логически.

- Ах, Сора, ты бьешь меня моею собственной глупостью.

Он взял ее руки и положил их себе на грудь, а она прильнула к его груди головой.

Сердце его забилось; она почти что ощутила его боль.

- Мне кажется, это главное. Больно ощущать такое полное пренебрежение. Я не дура. Ты женился на наследнице, но ты так богат, что мои деньги тебе не нужны. Ты обошелся бы и без них.

- От денег никогда так просто не откажешься.

- Ты же сам мне говорил, что женился на мне не из-за денег,- со сдержанной дотошностью напомнила Сора.

- Черт побери. Ты платишь мне той же монетой,- запротестовал Уильям, нетерпеливо взбрыкнув ногами.

- Да, и ты всегда мог найти другую женщину. Ты такой большой, сильный и красивый.

- Это по-твоему,- заметил Уильям.

- О, на нашей свадьбе я слышала жеманные раз говоры женщин, когда ты подошел к ним поближе. Для этого вовсе не требуется, чтобы мне на голову свалился кирпич.

Она скорчила мину отвращения.

- Эти женщины ясно дали понять, что я тебе в посте ли не нужна и что любая из них с радостью заменит меня.

Она понимала, что ей следовало бы наплевать на то, что думают другие, но она не могла перебороть себя.

Уильяму не было наплевать на то, что думают другие; ему не было наплевать и на то, что думает она, и грудь его вздыбилась от возмущения.

- Неужели ты думаешь, что я воспользовался бы кем-нибудь из них, чтобы заменить тебя?

- Нет!

От разговоров горло ее саднило. Грудь у нее болела от слез, которые хотели вырваться наружу.

- Нет, дело вовсе не в этом. А просто в том, что, если я завтра умру, ты переживешь это.

- Что ж.

Он подвинулся, и она почувствовала, как он стал разглаживать свою бороду.

- Да, переживу. Я долго буду несчастлив и никогда не найду женщину, которая могла бы сравняться с тобой. И все же я буду жить и процветать, учить сына, помогать отцу. Но скажи мне одну вещь. Если бы меня там убили, ты думала о том, чтобы броситься с этих камней?

Сора застыла.

- Ах... нет.

- Думала ли ты о том, чтобы постричься в монахини и никогда не искать больше света?

- Не думала.

- И ты бы выжила, если бы я погиб сегодня?

Ей не хотелось думать о жизни без Уильяма, но она заставила себя. Если бы он умер, вернулась бы она тогда к состоянию скрытной, уравновешенной женщины, которой она была раньше? Или же она по-прежнему кричала бы в злости, танцевала бы до упаду и громко смеялась шуткам? Она затрепетала от боли, которую несла в себе правда, но продолжала с титанической выдержкой:

- Выжила. Я выстою и без тебя.

- И вода будет уходить с отливом без моих усилий. Весной будет по-прежнему таять снег без моего горячего дыхания. Ты - человек, сама по себе, с надеждами и мыслями и мечтами, которые совершенно не зависят от меня. Неужели ты думаешь, что мне нужна женщина, которая бы полностью зависела от меня? Нет, милая, мне нужна только ты, такая цельная, самостоятельная и нежная, какая ты есть. Мне надо знать, что если завтра я умру, то ты сможешь поддержать моего отца в горе и воспитать из моего сына мужчину.

Она не призналась, что он прав, однако под его рукой натянутость ее спала, и Уильям, слегка улыбнувшись, потерся щекой о волосы Соры.

- Это совсем другое,- пожаловалась она.- Тебе не нужны наследники от меня, у тебя есть сын.

- И правда, мне не нужен от тебя ребенок, чтобы наследовать мои земли. Однако и чувства мои не имеют никакого отношения к нужде. Мне необходимо взять на руки твое дитя. Мне хочется, чтобы его детские ручонки обнимали меня за шею.

Сора издала звук, Запоминающий зевок, и Уильям принялся покачивать ее вперед и назад.

- Кимбалл тебя обожает.

- А я обожаю Кимбалла. Однако по возрасту ему пора идти в воспитанники. Ты должен признать, что я ему не нужна.

- Кимбалл так уверен в себе, что даже я ему не нужен,- заметил Уильям.Когда у нас появятся дети, он будет так рад за нас. Он будет добрым братом и никогда вообще не станет им завидовать из-за твоих земель.

- Я знаю. Он славный мальчик. Кимбалл мне нравится.

- Итак, скажи мне, что за великое откровение заставило тебя признать свою любовь, признать по-настоящему, а не выдавить из себя признание как нечто такое, чего, по-твоему, мне хотелось бы услышать.

Сора не ответила, и Уильям стал настаивать, как Священник, требующий исповеди.

- Скажи мне, что же заставило тебя наконец до вериться мне?

- Тебе это придется не по душе,- предупредила она.

- Мне весь этот разговор не по душе,- заявил Уильям.- Тем не менее, высказаться необходимо. Мы договорились, что я тебя не ударю, да и не рассыплюсь в пыль, поэтому, прошу тебя, скажи.

Улыбка ее сочилась медом удовольствия от сладостного, приятного воспоминания.

- До сегодняшнего дня я не думала, что нужна тебе, но оказалась нужна.

- И что же послужило поводом к такому великому открытию, миледи?

- Я была нужна тебе в темнице.

Она почувствовала, как огонь пробежал под ее рукой по его груди.

- В темнице? В темнице я рыдал как дитя, у которого отняли грудь. Я дрожал, я трепетал, я льнул к тебе.

- Да.

- Я надеялся, что ты забыла о том, что случилось в темнице.

- Не забуду никогда. Я никому не расскажу, но, Уильям,- она взяла его лицо обеими руками,- за те слезы и за те страхи я люблю тебя еще больше.

- Женщина!

Ему хотелось закричать на нее, однако его раздражение испарилось под солнцем ее улыбки.

- Женщина, мне бы хотелось, чтобы ты забыла об этом.

- Не забуду никогда.

Улыбка ее погасла, а комок в груди внезапно образовался вновь. Взлеты и падения, смерть и радость оказались слишком непосильным грузом, и слезы ее неожиданно полились на его грудь. Она судорожно цеплялась за него, как будто он уплывал куда-то прочь, а он обнимал ее и говорил какие-то успокаивающие слова. Покой был выше ее сил; рыдания ее нарастали до тех пор, пока она не затряслась от муки.

Поглаживая ее с нежностью отчаявшегося человека, он молил:

- Пожалуйста, не надо плакать.

Она кивала и вспыхивала.

- Пожалуйста, прекрати.

Он гладил по ее лицу своими большими ладонями, стирая слезы прежде, чем они успевали скатиться.

- Мне невыносимо это, Сора.

Она кивнула и задержала дыхание, всем сердцем желая остановить этот поток. Ее сотрясали конвульсии, она глотала воздух, терла глаза кулаками.

- Если тебе больно прекратить,- гневно произнес Уильям,- то давай, плачь дальше.

Она засмеялась короткими, всхлипывающими смешками.

- Никогда не пойму я женщин,- пробурчал он с явным облегчением от того, что тучи разошлись.- Я умоляю тебя остановиться, а ты плачешь сильнее, я прошу тебя плакать, а ты смеешься.

Устроившись у Уильяма на руках, Сора вновь ощутила тепло его объятий. Когда она смогла заговорить, то сказала:

- Вот как было всегда. Всегда казалось, что, когда мне было страшно и ты был со мною, страхи мои рассеиваются в твоей уверенности. А теперь я знаю, что и я умею поглощать твои беды, превращать их в силу. Ты вцепился в меня, я качала тебя на руках, я была нужна тебе. В тот момент я поняла истину твоих слов. Мы -две части одного целого. Мы подходим друг другу. Никому нас никогда не удастся разъединить.

- Глупая, дурацкая женщина.

В его устах это прозвучало как сдержанная похвала.

- Неужели тебе потребовалось столько времени, чтобы усвоить эту истину?

Горло Соры сдавило, сердце ее забилось в унисон с его сердцем, и она подняла свои губы, чтобы они встретились с его губами. Они целовались так, как будто были первыми людьми, которые открыли радость поцелуя; они целовались так, будто делали это целое тысячелетие. Они целовались и отодвигались друг от друга и целовались вновь, напряженно прижимаясь друг к другу в непреодолимом устремлении. Она повернулась на его коленях и обвила его своими ногами, неистовствуя в своей любви, гордости и радости. Он притянул ее ближе к себе, накрытый могучей волной желания. Он одержал свои победы; победу над злом, которое угрожало им, победу над страхами Соры. Ему хотелось рассказать ей обо всем, что было в его сердце, но прилив ее тела к его телу отвлекал, а мысли разбегались под призывным дыханием.