Олег Руднев - Долгая дорога в дюнах

— Вы, вероятно, по делу?

— Да вот… костюм купил, — смущенно пробормотал он.

Бирута вытерла о передник руки, подошла к нему, взяла обновку:

— Скажи, пожалуйста. Ты не жениться ли собрался? На ком из нас?

Артур совсем смутился, но Илга поспешила на помощь:

— Вам, наверное, его погладить нужно?

— В общем, не помешало бы. Но главное, это пуговицы. Покупал — было вроде бы ничего. Принес домой — тесноват. — Он обернулся к Бируте. — Вот хотел тебя попросить… Перешей пуговицы.

— Меня? — как-то хитро усмехнулась Бирута. — Вон кто у нас мастерица. Ее проси. А у меня тесто на кухне. Пироги будем печь.

Лукаво улыбнувшись, она исчезла из комнаты. Илга освободила стол, пододвинула к себе железную банку с ножницами, иголками, нитками, крикнула подруге:

— Бирута, поставь, утюг.

Банга неловко уселся на стул и стал смотреть, как руки девушки сноровисто отпарывают пуговицы.

— Тоже к Первомаю готовитесь? — спросила Илга.

— М-да, — неохотно ответил он. В общем, в Москву собираюсь.

— Ой, правда? — воскликнула девушка. — Бирута, ты слышишь? Артур едет в Москву.

Подруга с измазанными в тесте руками вбежала в комнату:

— Что же ты молчишь? Вызывают?

— Да нет, я сам… — Он не мог заставить себя взглянуть на учительницу.

— Что, опять? — удивленно протянула Бирута.

— Понимаешь… — хрипло заговорил он. — В Латвии ее нет. Это точно. Я дважды делал запрос, Калниньш по своей линии тоже. На обе фамилии.

— А, может, у нее уже третья? — не удержалась Илга — ее лицо покрылось пунцовыми пятнами.

Артур ничего не ответил, хотя сердце пронзила острая боль.

— Вот поеду теперь в Москву… Может, там чего-нибудь добьюсь.

Илга расправила пиджак, подошла к Банге:

— Ну-ка давайте примерим, — она почти силой напялила на него пиджак, энергично одернула борта. Поглядите, какой красавец, а? — С жесткой улыбкой, будто он был манекеном, завертела опешившего Артура. — Другие бегали бы за таким красавцем, а она прячется. Да так ловко… Ну, что ж, ищите свою принцессу. — И засмеялась звонким, наигранным смехом.

Заполненный людьми эскалатор московского метро поднимался вверх. Стиснутый со всех сторон, на ступеньке стоял Банга в своем новом костюме.

Потом он сидел в просторном, светлом кабинете напротив пожилого полковника, к которому пришел на прием.

— Словом, теперь надежда только на вас, товарищ полковник, — просительно подытожил Артур.

Полковник невесело посмотрел на него.

— Да-а… Не знаю, что вам и сказать. Трудная это история, товарищ… — он заглянул в регистрационную карточку… — товарищ Банга. Вы кто по профессии?

— Рыбак.

Полковник с нескрываемым интересом посмотрел на посетителя, сочувственно повторил:

— Сложная история. — Помолчал, подумал. — Вы сами ездили в Сибирь?

— Да.

— И неужели никаких концов?

— Старики, у которых она жила, перебрались к сыну на Украину. Куда, никто не знает. Марта вроде бы собиралась домой, в Латвию. Но в самый последний день за ней заехал какой-то мужчина. Кто, откуда, тоже никто не знает. Я и в органах справлялся, и у властей… Как в воду канула.

— Мужчина, говорите? — нахмурился полковник. Какая-то догадка промелькнула в его глазах. — Тут ведь в чем загвоздка… Женщина. А давайте на минуточку предположим, что она сменила фамилию…

Артур насупился, полковник понимающе усмехнулся:

— Конечно, вам эта мысль неприятна, но, согласитесь, логична. Жизнь есть жизнь. А если женщина вышла замуж, найти ее…

— У меня одно не укладывается в голове, — хмуро перебил Артур. — Неужели у себя в государстве нельзя найти человека? Что же это получается?

— Почему нельзя? Если мобилизовать целую систему и заняться только этим делом… К сожалению, сейчас таких судеб — миллионы. И бомбежки, и переформирования, неразбериха всякая… Я уж не говорю о без вести пропавших, об угнанных в Германию, о тех, кто по концлагерям маялся. Это, рыбак, проблема и, ох, какая еще проблема. После этой войны люди, наверное, еще и через десять, и через двадцать лет будут искать друг друга. Сколько горемык война раскидала. Детей без родителей… Многие не то что родни, фамилий своих не знают. Тут милиция одна никак не управится.

Артур обескураженно спросил:

— То есть вы хотите сказать, что вряд ли сможете мне помочь?

— Во всяком случае, попусту обнадеживать не хочу. Сочувствую, но… — полковник беспомощно развел руками.

Понятно, — разочарованно протянул Банга. — Стоит ли жечь порох из-за одного, когда всем плохо.

Хозяин кабинета укоризненно посмотрел на него:

— Тут как в больнице, рыбак. Сначала помогают самым тяжелым, а уж потом остальным. Ты прости за откровенность, — он неожиданно перешел на «ты», — но у тебя не смертельный случай. Больной, но не смертельный. Чему усмехаешься?

— Да так, вспомнилось. Это у нас на фронте… Хирург. Привезут к нему раненых, а он без долгих раздумий — раз, раз… Кому руку, кому ногу, а кому и то, и другое. Ему главное — спасти. А как жить будет — калекой, не калекой, это уже не важно. — Банга рывком поднялся. — Ладно, извините за беспокойство. — Взял свое заявление, хотел было двинуться к выходу, но полковник остановил его.

— Погоди, рыбак, не горячись. Ты был в Верховном Совете?

— Был, конечно.

— Ну и что?

— Ничего. Дело рассмотрели, приняли решение, дали ответ по существу… Ну и все. А где она сейчас, там не знают.

— Пожалуй, это верно. Ну а этого парня… Ну, которого она спасла, не пытался разыскать?

— Пытался. Он умер в сорок пятом.

Полковник тяжело поднялся, неуклюже выбрался из-за стола — только сейчас Артур заметил, что у него вместо обеих ног протезы. Он почувствовал обжигающий стыд за свою выходку.

— Извините, товарищ полковник, — заливаясь краской, виновато сказал он, — я не знал…

— А-а, чего там. Все мы из одного госпиталя, рыбак. Просто у нас в отряде — там, за линией фронта, не было хирурга. Пришлось ножовкой пилить. Ты свое заявление оставь на всякий случай. Обещать не обещаю, но займусь.

И снова Артур стоял на эскалаторе метро — только теперь уже ползущего не вверх, а вниз. Пассажиров в этот поздний час почти не было, и одинокая фигура Банги как бы подчеркивала наполнявшее его ощущение безнадежности и грусти.

Нога отбивала на педали барабана ритм веселого вальса, и в такт ей стучала в барабан колотушка. Еще повизгивала скрипка, сипела флейта, и аккордеонист перебирал пальцами по сверкающей клавиатуре. Этот веселый деревенский оркестр играл прямо на лужайке возле дома Марциса. Несколько пар празднично принаряженных рыбаков и девушек танцевали под музыку.

В середине веселого круговорота выделялись жених и невеста — она вся в белом, он в строго черном костюме и белоснежной сорочке. Это был Генрих, непривычно торжественный и растерянно-смущенный. Он стеснялся не то что обнять невесту покрепче, но даже в глаза ей смотрел с опаской. А она не сводила с него завороженно-влюбленных глаз: невеста была еще девочкой, похожей на выпускницу школы.

— Довольно танцевать. Все к столу! — весело крикнула раскрасневшаяся Бирута, выставляя одно дымящееся блюдо за другим. — Горячее подано.

Скрипач взмахнул смычком, и ансамбль ловко, с ходу перешел на веселый марш, под который свадьба с шутками и смехом, промаршировала к столу. Шумно рассаживались на скамьях. Артур тоже присел, огляделся — справа от него была Бирута, а слева… слева ему улыбалась Илга.

— Друзья! — поднялся с бокалом Банга. — Я хочу…

— Подожди, — вывернулся откуда-то сбоку Марцис. — Я еще не успел вручить молодоженам наш свадебный подарок. — С этими словами он вытащил из-за пазухи старую ракетницу. — Держи, Инара. Это очень нужная штука…

— Она заряжена? — спросила невеста, с опаской беря ракетницу.

— Конечно. И если ваш семейный корабль когда-нибудь попадет в шторм, сразу стреляйте. И мы все, ваши друзья, придем на помощь.

— Семейный корабль бедствие не постигнет, — со смехом сказала Бирута. — Это удел одиноких холостяков.

— А Генрих, — подхватила Илга, — слава богу, прошел последний риф. Пусть в честь того и прозвучит салют. Стреляй, Инара!

— Боюсь…

— Вдвоем стреляйте, вдвоем, — подхватили за столом.

Генрих и Инара дружно подняли ракетницу. Грохнул выстрел, и красная ракета под веселые возгласы гостей взвилась в небо. Когда шум утих, Артур снова поднял бокал и сказал:

— Больше никому не дам перебивать. Тебе повезло, Инара. Но имей в виду: этот парень — игрушка с секретом. Его сразу не раскусишь. Знаешь, сколько он нам голову морочил?

— Вы его совсем не знаете, — вдруг тихо, но упрямо сказала Инара. — Он такой… такой…