Линда Ховард - В огне

– Что? – Дженнер подскочила. – А как же остальные сто сорок пять миллионов?

– Налоги. Государство заберет, сколько захочет, до того, как вы получите хоть цент.

– Но это же почти половина!

Нет, это возмутительно. Пусть сто пятьдесят миллионов – тоже огромные деньжищи, но... но ей причитается и остальное. Она честно и справедливо выиграла все эти деньги. Смутно Дженнер догадывалась, что придется заплатить какие-то налоги, но даже вообразить не могла, что такие грабительские.

– Разумеется. Если сложить все отчисления – подоходный налог, расходы на социальное страхование, акцизы на бензин, телефонные счета  и прочее, становится очевидным, что в целом порядка шестидесяти процентов дохода люди отдают государству. Просто большая часть этих расходов – неявная. Если бы средний обыватель понимал, сколько Вашингтон вытягивает из его кармана, народ вышел бы протестовать на улицы.

– Я понесу транспарант, – проворчала Дженнер.

– Могу поспорить, что понесете. Тем не менее сто пятьдесят миллионов можно заставить как следует потрудиться. – Эл снова защелкала калькулятором. – Четыре процента годовых принесут вам около шести миллионов годового дохода с сохранением основного капитала. И четыре процента – самая низкая ставка. Вы можете заработать больше.

Ну-и-ну. Ого! Шесть миллионов в год, даже не затрагивая основной капитал. Дженнер не нужно шесть миллионов, на жизнь хватит гораздо меньшей суммы, так что значительную часть можно снова вложить в дело – пусть работает и зарабатывает. Чем больше денег, тем больше процентов набежит, а значит, ее капитал будет расти и расти. Дженнер почувствовала, будто перед ней открылась новая дверь, и она смогла, наконец, увидеть, что там внутри. Она ухватила суть.

Все, что нужно, – это быть разумной и не пустить деньги на ветер.

Эл затеяла мини-лекцию о различных инвестиционных инструментах: акции с дивидендами, казначейские векселя, облигации государственного займа. Дженнер не притворялась, будто понимает каждое слово, но впитывала все подряд и выстрелила сотней вопросов. Она поставила собственные условия: никто не должен ворочать ее деньгами без разрешения. Не хотелось бы, чтобы та же Эл или другой представитель «Пэйн Эколс» вложили ее кровные в какие-нибудь рискованные ценные бумаги или что-то вроде того, и в результате Дженнер прогорела бы. Она желала оставить за собой последнее слово в каждом решении. Но ничего не должно храниться у нее дома – не стоит напрашиваться на кражу. Джерри везде пролезет. Он ни перед чем не остановится, лишь бы захапать ее денежки. Вот из-за подобных типов победители лотерей и разоряются в течение пяти лет.

Эл приступила к разработке плана. Небольшой кусочек – сто тысяч – положат в банк на текущие нужды. Основная часть суммы будет помещена на сберегательный счет, с которого Дженнер по мере надобности сможет снимать деньги, обналичивая чеки. Еще понадобится сейфовая ячейка в банковском хранилище под ценные бумаги и документы,  которую никто не сможет открыть без доверенности от Дженнер. Эл разработает инвестиционный план, а когда Дженнер затребует свой выигрыш, деньги переведут напрямую на соответствующие счета.

Дженнер облегченно выдохнула. Она обратится за выигрышем только когда все будет подготовлено, но Эл обещала отложить остальные дела и быстро выправить  все бумаги. Самое позднее через неделю предварительная работа будет завершена.

Когда план был набросан и Дженнер снова оказалась за рулем «Гуся», она сделала глубокий-преглубокий выдох. Дженнер вышла из «Пэйн Эколс» какой-то... изменившейся. Теперь она стала частью финансового мира, и это было странно, но увлекательно. Сердце частило, хотелось смеяться и танцевать. Праздновать. Мультимиллионерша! Ну, почти. Скоро. Максимум через неделю.

Она покосилась на часы. У Мишель как раз перерыв. Схватив мобильник, Дженнер помедлила, подсчитывая, как дорого обойдутся минуты разговора по сотовому – может, стоит подождать до дома и воспользоваться проводным телефоном? И тут действительность снова ударила в лицо, и Дженнер рассмеялась. Счета за телефон больше не имеют никакого значения. Она набрала номер Мишель.

Та отреагировала резким «Что случилось?», потому что Дженнер почти никогда не звонила среди дня.

И вдруг правда легко вырвалась наружу:

– Я выиграла в лотерею.

– Ну да, конечно. Серьезно, что произошло? Дилан тебя преследует? «Гусь» окончательно развалился?

– Нет, с «Гусем» все в порядке. Я выиграла в лотерею, – повторила Дженнер. – По-крупному. Двести девяносто пять миллионов долларов, хотя я только что встречалась с финансовым консультантом, и та объяснила, что после налогов останется каких-то сто пятьдесят миллионов.

Последовало долгое молчание. Наконец Мишель еле слышно прошептала:

– Ты серьезно.

– Как сердечный приступ.

Ответом стал закладывающий уши визг. Дженнер рассмеялась и закричала вместе с Мишель. Она сидела в «Гусе», прижимая телефон к уху, и хохотала, пока из глаз не полились слезы. Да, ее жизнь изменилась, но, по крайней мере, с ней осталась Мишель.

– Если ты вешаешь мне лапшу на уши, я тебя прибью, – в конце концов выдавила подруга.

– Знаю. В это трудно поверить. Я только вчера вечером проверила билет и с тех пор мечусь, чтобы утрясти все дела. Ты первая, кому я рассказала – ну, не считая финансового консультанта. Никому пока не говори.

– Молчу как рыба. Боже ж ты мой! Не могу поверить. Ты богачка!

– Почти. Скоро. Может, на следующей неделе.

– Ну, это совсем скоро! – снова воскликнула Мишель. – Подружка, мы сегодня знатно погуляем в «Птичке», и с тебя причитается!

СТРАННОЕ ДЕЛО – ПРИВЫЧКА.

Или может, Дженнер просто до сих пор не могла поверить, что такое происходит именно с ней. Так или иначе, в тот день она отправилась на работу в «Харвест» как обычно в свою смену. Мишель и празднование подождут до вечера. Дженнер так и не позвонила, чтобы начать процесс востребования выигрыша, выжидая, пока Эл Смит выправит все бумаги. Дженнер чувствовала себя так, будто тормошит спящего тигра, и, едва тот проснется, события полностью вырвутся из-под контроля, и она окажется во власти хищника.

Пока Дженнер была не готова объявиться всему миру. Не готова отказаться от своей привычной жизни. Поэтому она надела уродливую рубашку из полиэстера, пошла на работу и нацепила робу и колпак. Шутила с Марго, ела надоевшие бутерброды, трудилась, как обычно. И все это время ее не покидало ощущение пребывания в двух мирах одновременно и внезапно накатывали острые приступы горечи. Наверное, она никогда больше не увидит этих людей, и хотя никто из них не являлся близким другом, все они были огромнейшей частью ее каждодневной жизни. Как только новость выйдет на свет, Дженнер, скорее всего, не сможет заниматься обыденными делами, по крайней мере какое-то время. И если уж быть до конца честной, разве она собирается и дальше вкалывать на мясокомбинате, получив все эти деньжищи? Да ни одной лишней минуты. Хотя сейчас, в данный конкретный момент, денег у нее еще не было, но привычные вещи уже казались особенными, достойными смакования и  запоминания.