Даринда Джонс - С радостью в омут

Я одернула руку и вскочила на ноги:

— Нам надо бежать!

Мгновение спустя я уже была на спине. Тут же начала сопротивляться, но Себастиан навалился сверху и закрыл мне рукой рот. Его лицо оказалось в считанных сантиметрах от моего. Достав нож, он кивнул в сторону амбара. Я посмотрела туда. Двое мужчин все еще были здесь. Или успели вернуться.

Один из них рассмеялся над словами другого.

— Ну и куда ты сунешься с этим дерьмом, Слайдер? — спросил первый, когда оба вошли в амбар.

Мои глаза распахнулись. Убрав со рта руку Себастиана, я зашептала:

— Это же Слайдер! Его убьют!

Себастиан шикнул на меня и мрачно уставился в ночь.

— Его хотят убить, — опять прошептала я.

Он закрыл глаза.

— Себастиан, они считают его стукачом.

— Он и есть стукач, — отозвался Стренд, и черты его лица ожесточились от сожаления.

Меня омыло волной страха.

— Он твой человек? Он знает, кто ты?

— Нет. — Себастиан прижался лбом к моему лбу. Теплое дыхание согрело щеку и сдуло с моего лица прядь волос. — Он отчитывается перед другим агентом в среде байкеров, но даже не догадывается, что я из своих.

Страх сменился облегчением. Ровно до того момента, как я осознала: это ничего не меняет, Слайдера все равно хотят убить.

— Его хотят убить, — повторила я.

Себастиан убрал нож, скатился с меня и помог сесть на корточки.

— Я ничего не могу сделать, не подвергнув риску всю операцию.

Он прав. Я знала, что он прав, но легче от этого не становилось.

— Неужели ничего нельзя сделать? Например, вызвать сюда весь ваш отряд? Ну хоть что-нибудь? — Стренд молчал, поэтому я добавила: — А если бы это был ты? Что бы ты сделал?

Он наградил меня таким тяжелым взглядом, что я забыла, как дышать:

— Я бы умер, и он сделает то же самое. На кону слишком много жизней, Андреа. Нам нельзя вмешиваться. — Он пошел по тропинке обратно. — Что-нибудь узнала?

Мы крались от дерева к дереву, от куста к кусту, пока не отошли на безопасное расстояние. Сзади я вся промокла и была покрыта грязью. Да уж, недолго продержалась чистая одежда.

— Узнала, но есть подвох.

Себастиан остановился и повернулся ко мне. Даже в лунном свете я разглядела синие искры в его глазах. В животе все перевернулось, и впервые за долгое время я пожалела, что не блещу красотой.

— Какой еще подвох?

— Это надо нарисовать.

— Тебе надо нарисовать место?

— Не в этом дело. Подвох в том, что есть два варианта.

Кивнув, Стренд двинулся дальше по лесу, а я благодарила судьбу, что он хорошо ориентируется на местности. Даже с фотографической памятью я вполне могла предположить, что мы идем прямиком в Китай.

Пока я рисовала статую на фирменном бланке отеля коротким карандашиком без ластика, Себастиан ходил из угла в угол. Он успел позвонить Гиллу и рассказать о том, как прошла встреча, которую, по задумке, Стренд не должен был пропустить. А еще сказал, что с минуты на минуты мы узнаем больше. И это зависело от того, как быстро и точно я умею запоминать и рисовать.

— Значит, он изменил план? — в десятый раз спросил меня Себастиан.

Я как раз пыталась передать красоту потрясающих крыльев.

— Да, но я не знаю почему.

Он понимающе кивнул:

— Зато я знаю. Потому меня и позвали на эту встречу. Винс не доверяет ни Корте, ни мне. Он вообще никому не доверяет, но за нами обоими установил слежку.

— Теперь ясно, почему мы вылезли из окна, а не вышли через дверь.

— Верно. Корте здесь уже много лет, но встреча была проверкой и для него. Если завтра на условленном первоначально месте нарисуются федералы, Винс поймет, что Корте или стукач, или под прикрытием. И умолять о прощении будет бесполезно. Корте умрет. Мучительно и болезненно. — Себастиан наградил меня благодарным взглядом. — Я бы тоже умер. Винс убил бы нас обоих, а федералы бы остались с носом, потому что им просто запретили бы вести расследование. Сегодня ты спасла много жизней, Андреа. В том числе и мою.

Я бы не смогла не улыбнуться, даже если бы от этого зависела моя жизнь.

— Обычный рабочий день, да?

— Нет. Тебе пора домой.

Он отвернулся и стал запихивать в сумку вещи, в которых я сюда приехала. Новые все еще были на мне — мокрые и грязные.

Разочарование показалось таким сильным, будто мне ударили под дых. Впервые за долгие годы — нет, за всю жизнь! — я чувствовала, что делаю что-то хорошее. Использую свои способности, чтобы по-настоящему помогать людям, — предотвращаю зло, а не разбираюсь в последствиях убийств, изнасилований и грабежей. Мама ошибалась. Я так долго жила по ее правилам, что опустела внутри. Это наш долг — пользоваться своим даром, чтобы помогать другим. Чем больше сил, тем больше ответственности[2]. Сейчас я уж точно чувствовала себя Человеком-пауком.

— Я еще не закончила рисунок, — возразила я.

— Как только закончишь, вызову тебе машину.

— А если случится что-то еще и тебе понадобится…

— Нет, — перебил меня Себастиан и отвернулся, — больше рисковать тобой я не буду.

— Но ты же сам меня в это втянул! — Я встала перед ним и ткнула ему пальцем в грудь. — Это все ты! Ты… из-за тебя мне не все равно. А теперь ты хочешь от меня избавиться?! — Стиснув зубы, я поднялась на цыпочки, чтобы заглянуть ему прямо в глаза. Не получилось, конечно, но я была уверена, что близка к цели. — Не выйдет, мистер. Я тут увязла по самую макушку, а ты можешь взять свое запоздалое и, мягко говоря, слегка неуместное благородство и засунуть себе в зад.

Он молчал, давая мне возможность выговориться и побушевать. И мне полегчало. Как будто я для себя оправдала свое присутствие здесь.

— Сейчас дорисую, — сказала я, снова садясь за стол, — а потом приму душ. Если ты не заметил, я вся в грязи.

Я намеренно не посмотрела на него, но услышала тихий голос:

— Я заметил.

Никак не ожидала, что ужасно долгий день еще больше затянется. Была уже полночь, но усталость до сих пор не могла пробиться сквозь текущий по венам адреналин и нетерпение — кто-нибудь из команды Себастиана мог узнать место по статуе.

Я заканчивала рисовать, а Стренд опять висел на телефоне. Наконец я отдала ему рисунок. Себастиан застыл, потом сказал тому, с кем говорил, что перезвонит, и уставился на меня:

— Это Винс передал Юсефи?

Я кивнула:

— Она мраморная.

— Я ее видел. Мой отец живет в Бостоне. Она стоит в одной из городских церквей.

Внутри вспыхнуло волнение.

— Ты знаешь, в какой именно?

— Нет, но знаю, что где-то на улице Кларендон.