Анастасия Акулова - Тлеют угли костров отгоревших…

Но султан даже не взглянул на танцовщиц. К концу вечера, он, ослепительно улыбнувшись милой певунье, подал ей платок в знак расположения…

Очень скоро Хюррем завоевала сердце падишаха. Она не могла сказать, что любит его, но он чем то сильно нравился ей. Такое чувство вполне могло быть предвестником любви…

За многие годы родила ему пятерых детей: Мехмеда, Михримах, Селима, Баязида и Джахангира. Самый младший, Абдула, умер в младенчестве.

Детей Хюррем любила безмерно. Каждый из них словно впитал в себя часть её сердца, души, жизни, надежд и веры. Особенно старший, Мехмед.

Рвалась к свободе для себя и детей, жаждала её больше чем любви, чем власти. И, в конце концов, обрела её – Сулейман публично объявил её свободной и официально женился на ней.

Хюррем стала единственной и неповторимой. О ней ходили разные слухи – одни говорили, что она ведьма, другие хвалили её за благодеяния. Одним из таких благодеяний был созданный ею вакф и построенные по её приказу больницы и медресе.

Всё бы ничего, но по мере того, как взрослели её сыновья, она всё больше задумывалась о том, как бы обеспечить одному из них благополучное восхождение на престол после смерти Сулеймана.

Не было бы никаких тому помех, если бы не одна большая проблема – Мустафа.

Он был сыном Гюльбахар Махидевран-султан, покинутой падишахом из-за могучей любви к ней, к Хюррем. Однако её сын был старшим, самым популярным и самым очевидным наследником престола. Даже в глазах Сулеймана.

Медленно, не спеша, Хюррем приводила в действие замысел против пасынка. Умело распущенные слухи, приукрашенные факты возымели действие на подозрительного по натуре султана: Сначала он сместил сына с должности санджак бея Манисы и провинции Сарухан, где набирались опыта потенциальные падишахи, и отправил в новый санджак, в город Амасью, а затем, спустя ещё двенадцать лет задушил по дороге в Персию.

Хюррем успокоилась. Путь свободен. И, хотя её старший, Мехмед, к тому времени умер от оспы, второй её сын, Селим, уже сидел в Манисе.

Было дело, она пыталась помочь другому своему сыну, Баязиду, поднять восстание против стареющего отца – не вышло. Слезами вымолила прощение и для себя, и для сына…

Остаток лет она прожила в относительном спокойствии и почтении, которые, не смотря на все свои преступления, заслужила. Ведь для того, чтобы достичь той власти и могущества, о котором слагали легенды уже тогда, ей пришлось пройти огонь и воду. К тому же, по Хюррем султан осталась и добрая память – Многочисленные постройки, денежные средства, выделенные ею нищим, и, конечно же, легендарная любовь к ней самого знаменитого султана Турции, которая, судя по всему, была так велика, что не нуждается в комментариях…

Даже не смотря на то, что большую часть жизни Хюррем-султан прожила в турецком гареме, во дворце Топкапы, бесповоротно изменившем её судьбу, она навсегда осталась той, кем была, славянкой Настасьей Лисовской, хитрой, сильной, задорной девушкой из Рогатина, с безмерно вольным сердцем славянки…

От автора: Этот рассказ с романтической линией скорее фанфик по историческим событиям, нежели исторический роман, хотя основные факты соблюдены.

5 апреля, 1684 г.

В богато обставленной комнате было так тихо, что был слышен даже малейший шорох. Согревая, в огромном камине потрескивал огонь, танцующее пламя свечей в изящных подсвечниках освещало каждый угол. Несмотря на давящую тишину, в светлой и тёплой комнате ощущалась нега, покой, уют.

Вот эту довольно приятную картину омрачало хмурое лицо хозяина дома, который расположился в большом кресле у камина. Поза, взгляд, мимика помещика, господина фон Альвендаля, выдавали крайнее напряжение.

Он – ухоженный, строгий на вид мужчина лет тридцати. Вроде бы, совсем ещё не стар, но в глазах его таилось столько усталости, будто тот прожил очень длинную и тяжёлую жизнь.

– Господин, разрешите? – Раздался где-то рядом женский голос, отвлекая от раздумий, – у вас родилась прелестная девочка.

– Уже всё? – Поинтересовался он, оглянувшись.

Перед ним стояла его кормилица, Анна, бедно, но всегда безукоризненно чисто и опрятно одетая пожилая женщина с проницательными, добрыми голубыми глазами. Вместо ответа она протянула помещику свёрток с мирно спящей новорожденной девочкой.

Аккуратно взяв ребёнка на руки, фон Альвендаль долго всматривался в милое личико крохи, разрываясь между противоположными чувствами – щемящей нежностью и глубокой неприязнью.

– Сейчас весна, господин, – добавила Анна, – Вот я и подумала – может, назовём её… Мартой?

– Хорошо. Как Мария? – Бесцветным голосом спросил он, всё ещё не отрывая взгляда от новорожденной.

Что же с тобой делать, дитё…

– С ней всё хорошо, – тихо ответила женщина, не сдержав слегка презрительного взгляда в сторону своего воспитанника и господина, – Это если в плане здоровья. У бедняжки душа болит… Удивительно, как она перенесла роды, раз выплакала столько слёз.

– Как будто бы она не знала, что я никогда не женюсь на какой-то там служанке, – последнее слово он с омерзением выплюнул, раздражённо поведя плечами, – если не захотела избавиться от ребёнка, то пусть его сама тянет, не предъявляя никаких претензий. По другому-то в таком случае и быть не могло!

Затем добавил:

– Подыщи Марии мужа из крестьян. Так и она счастлива будет, и девочка сиротой не останется.

Тяжело вздохнув, Анна взяла девочку на руки, грустно улыбаясь.

– Знаете, господин, – тихо начала она, легонько покачивая малышку, – сейчас, конечно, много таких вот случаев, но… от вас я такого не ожидала.

– С чего бы это? – невесело усмехнулся тот, неотрывно глядя на танцующее пламя огня, – Я тоже не святой, знаешь ли. Все мы порочны. Изменить я уже ничего не могу, а бастард мне не нужен, она будет только мозолить мне глаза, и позорить перед всеми. Так что вариант свадьбы её матери с кем-нибудь подходящим – лучший для всех нас.

– Возможно, – кивнув, согласилась кормилица, – самое главное, чтобы ваш грех не стал уж слишком тяжким бременем для девочки. Надеюсь, она найдёт своё счастье без вашей любви и признания её как дочери.

– Надеюсь, – прошептал помещик, оставшись наедине с собой.

Мариенбург, 1702 г.

– Марта! – Послышался где-то рядом привычный визг, – Где тебя опять носило весь вечер? Ты замужняя девка! Мало тебе позора, который ты нам приносишь одним своим существованием?!